Читать книгу Октябрь и Апрель - Алекс Хикари - Страница 1

«Что с того, что тебя не понимают, и ты воешь ночами, от этого устав?»¹

– Да-да, уже встаю, – буркнул Тэм и сел на постели. Потёр глаза, бездумно уставился перед собой. Вгляделся в белый лист на магнитной доске. Три огромные, жирные девятки, выведенные чёрным маркером, заставили его мгновенно проснуться.

«Кто сказал, что ты волк, и нужно в стаю? Может быть, ты другой, и ты – первый волкодав?»²

– Помолчи, приятель, – нетерпеливо сказал Тэм, достал из уха музыкальный кристалл и сжал.

Мелодия стихла. Белый свет внутри погас, и полезная безделушка превратилась в мертвый кусок пластмассы. Тэм отложил его на приземистую тумбочку возле кровати и снова уставился на лист с цифрами.

– Ну… с юбилеем, что ли, – пробормотал он.

Тысяча дней. С ума сойти. Интересно, а в часах это сколько? Хотя, какая разница. Один чёрт, сказочка про десять тысяч часов для достижения профессионализма не работает, это и дураку понятно.

Тэм поднялся с кровати, прошёл к письменному столу, стоявшему возле окна. Достал из ящичка маркер, свежий лист бумаги. Устроил их поверх тетради, подписанной «Артём “Тэм” Демидов». Прикусив кончик языка, принялся выводить на листе единицу и три нуля. Старый маркер противно скрипел, не желал рисовать ярко, и потому каждую цифру пришлось обвести раз по десять.

Тэм перешагнул гору книг, скопившуюся на полу, прошёл мимо неаккуратной кучи одежды – чистая давно смешалась с грязной, надо было отнести в прачечную, но всё время забывал. Сорвал листок с девятками, прикрепил новый магнитами. Скомканная бумажка покатилась по запылённому паркету под кровать.

Ровно тысячу дней назад, на свой тринадцатый день рождения, Тэм загадал желание – чтобы отец смог почувствовать, как он любит своего сына. Обычные люди не на это не способны, их эмоции ограничены набором, необходимым для выживания – страх, брезгливость и всё в таком духе. Тэму это было непонятно – он с рождения умел чувствовать, и если раньше это было нормой, то теперь – отклонением.

Впрочем, такие, как он – сенситивы – могут больше. Они умеют делиться своими эмоциями с другими. Из-за этого на них началась охота – бесчувственный мир кажется тусклым и серым, и люди готовы на многое, чтобы хоть ненадолго вернуть ему краски.

Тэм перевёл взгляд на угол доски. Там, прикреплённая красным круглым магнитом, висела фотография девочки. На вид лет пятнадцать, длинные каштановые волосы развеваются на ветру, курносый носик чуть вздёрнут, губы растянуты в искусственной улыбке, не отражающейся в равнодушном взгляде. Зачем нужна традиция улыбаться для съёмки, если всё равно не рад?

– Ты уже проснулся? – послышался снизу приглушённый голос отца. – Я приготовил завтрак, спускайся!

– Дай мне пару минут! – крикнул Тэм. Глубоко вздохнул, чуть склонил голову влево, взглянул в глаза девушки на фотографии. Заговорил еле слышно. – Ань, как думаешь, может, попробовать что-то изменить? Ну, ради юбилея?

Жаль, это обычная фотография, а не волшебная, не сможет ответить. Единственный советчик, к которому Тэм прислушивался, и чьи песни будили его по утрам, наверняка бы порекомендовал «перемен!». Легко ему говорить – он не был один против всего мира…

– Я жду! – снова послышался голос отца.

Тэм вздрогнул. Да, пора спускаться.

Он обошёл кровать и шагнул в дальний угол комнаты. С трудом открыл дверь ванной – завалы одежды уже мешаются, пора разгребать. Левой рукой нащупал выключатель, мгновение спустя зажёгся свет. Отделанная белой плиткой ванная встречала Тэма приятной прохладой, свежестью морского бриза и новой порцией беспорядка, на этот раз в виде сваленных в кучу полотенец.

Тэм подошёл к зеркалу и взглянул на недовольного мальчишку по ту сторону серебристого стекла. Высокий, худой, светлые волосы взлохмачены после сна, белая футболка измята так, что превратилась в одну сплошную складку. Даже чёрная надпись «Lumen», старательно воспроизведённая со старой коробки с диском, почти стёрлась. Пора бы привести в порядок или переделать новую футболку – скоро домработница насильно отнесёт её в прачечную, и любимому логотипу конец.

Утреннюю тишину взрезали звуки электрогитары, сложившиеся в мелодию.

«Что с того, что тебя не понимают, и ты воешь ночами от этого устав?» – вновь ожил музыкальный кристалл.

– Да уймись ты! – рявкнул Тэм.

Он быстро умылся, дотянулся до одного из полотенец в куче. Выскользнул из ванной, выключил музыкальный кристалл, бегло оглянулся по сторонам. Стена над его кроватью была завешана плакатами с рок-музыкантами прошлого, и сейчас эти ребята смотрели на Тэма сквозь пространство и время, будто надеялись на него. Эй, парень, говорили они. Не сиди сложа руки, мы ведь не сидели. У тебя такие возможности, а ты…

А я боюсь даже у отца спросить, любит ли он меня, уныло подумал Тэм.

Его снова позвали, и он, стараясь не встречаться взглядом с парнями с плакатов, вышел в коридор.

Если сравнивать его комнату и кухню, то первая была обителью хаоса, а вторая – царством порядка. Половину просторного помещения занимал обеденный стол, слишком большой для семьи из двух человек. Во главе, скрывшись за газетой, устроился отец – крупный мужчина в серо-синей рубашке с коротким рукавом. По левую сторону растянулись кухонные шкафчики стального оттенка, на них были составлены мелкие кухонные приборы вроде кофеварки и тостера. В углу на кронштейне висел работающий телевизор. Звук убавлен до минимума, но и без того ясно, что показывают новости – Тэм мельком прочитал несколько слов из бегущей строки. «Пятилепестковая сирень сделала новый ход…»

– Когда уже их закроют, – буркнул Тэм, устраиваясь за столом. – Что они на этот раз натворили?

– Вскрыли бывший краеведческий музей, – послышался из-за газеты голос отца. – Там почти ничего не осталось, но теперь… сам понимаешь.

– Всё уничтожили?

Газета дрогнула – наверное, отец пожал плечами.

– Не знаю. Я ещё не читал отчёт.

– И что, никого не успели поймать?

– И не стали бы. Нашему руководству это выгодно, на «Сирень» можно свалить любое дело.

Тэм машинально оглянулся, осмотрелся по сторонам.

– Не боишься, что Катя услышит? – спросил он.

– У Кати выходной.

Послышался шелест – отец перелистнул страницу.

Значит, готовил он. Паршиво – у отца не просто нет кулинарных способностей, его стряпня может быть опасной для жизни. Тэм с опаской подтянул к себе тарелку с картофельным пюре и курицей, понюхал. Пахнет аппетитно, и, кажется, вполне нормально.

– Если что, я заказывал завтрак в ресторане, – прокомментировали из-за газеты.

– Отлично, – таким же равнодушным голосом отозвался Тэм.

Он взялся за вилку, бездумно поковырялся в тарелке. Четыре цифры, старательно выведенные на листке бумаги наверху, не давали покоя. И он не выдержал.

– Пап, – Тэм поднял взгляд на отца. – Ты знаешь, какой сегодня день?

– Какой?

Тэм несколько мгновений помолчал, собираясь с силами. Глубоко вздохнул, как будто собирался нырнуть в воду.

– Пап… сегодня прошло ровно тысяча дней с тех пор, как ты пообещал мне стать настоящим отцом.

– И?

Как же хотелось взять тапок и от души врезать, расколотить проклятую маску безразличия! В такие минуты отец напоминал Тэму робота или инопланетянина, и находиться рядом с ним было неуютно, страшно и противно одновременно. Но что толку, таких инопланетян за стенами дома целый Белоглинск, на всех злости не хватит.

– Ты… эээ… чувствуешь что-нибудь? – спросил Тэм. – Столько времени прошло, ну… Ну, хоть что-нибудь?

Он уже догадывался, каким будет ответ.

– Нет, и ты прекрасно об этом знаешь, – отрезал отец. Газета чуть опустилась, открывая взгляду гладко выбритую голову, густые чёрные брови и орехового цвета глаза, такого же оттенка, как у Тэма. – Хоть десять тысяч дней, я…

– Да-да, ты не станешь сенситивом, – пробурчал Тэм и опустил взгляд в тарелку. Есть окончательно перехотелось. – Просто я надеялся…

Отец опустил газету на стол, положил руки поверх неё. Внешне он был совсем не похож на Тэма – широкое лицо, прищуренные глаза, как будто всех вокруг подозревает. Не зря все говорят, что сын пошёл в мать.

– Очень важно понимать, как работает мозг обычного человека, – голос отца по-прежнему звучал отвратительно безразлично. – Если ты не будешь…

– Да-да, я помню, – вспыхнул Тэм.

– Тогда переставай верить в сказки. – Отец пару мгновений помолчал, глядя перед собой, затем кивнул и вновь скрылся за газетой. – Тебе не помешала бы капля рациональности.

Тэм несколько секунд бездумно смотрел перед собой, затем отложил вилку в сторону. Встал из-за стола.

– Я не голоден.

Газета вновь опустилась. Отец взглянул на Тэма.

– Удачного дня.

Тэм направился к выходу из кухни, стараясь не оглядываться. Уже подходил к лестнице на второй этаж, когда услышал позади голос отца.

– Мне жаль, что я не могу стать для тебя отцом, которого ты заслуживаешь.

Тэм невольно замер. Пару мгновений размышлял.

– Ты не знаешь, что такое жалость, – отрезал он и сделал шаг вперёд.

– Знаю. Но не чувствую.

Ну и возьми с полки пирожок, со злостью подумал Тэм, но сказать вслух не решался. Вместо этого он зашагал вверх по лестнице.

Инопланетяне. Все они. Все до единого.

Возле своей двери Тэм ненадолго остановился. Желудок заурчал, требовал позавтракать, но снова видеть отца не хотелось.

Обидно до ужаса. Он же наверняка не старается, думал Тэм. Просто ведёт себя как обычно, играет роль заботливого папочки, но и не пытается срастить маску со своим лицом. Бесполезно, как же… Да быть того не может. Отец сам сколько раз говорил, что если много стараться, те же десять тысяч часов – всё получится. С этими словами же заставлял сына рисовать, чтобы не бросал…

Тэм с силой толкнул дверь, шагнул вперёд. Уставился на листок с тысячей на доске.

Отличное начало отличного дня.

Говорят, раньше существовали дома для детей, от которых отказались родители. Тэм не знал, каково это – жить там, да и представить себе не мог. И потому не знал, что хуже – когда родители есть, но не любят тебя, или когда их нет вовсе. И то, их не двое, а один – мама умерла через несколько часов после его рождения, оставив после себя только письмо для будущего сына. Она велела отцу заботиться о нём, подарить ему нормальное детство. Ну, насколько оно может быть нормальным, когда ты – один нормальный в толпе инопланетян, и вынужден скрывать свои чувства, чтобы не попасться.

День шёл своим чередом. Сборы в школу, быстрый выход из дома, чтобы отца не встретить. Пройти мимо пустыря и недостроенных многоэтажек, выйти из частного сектора. Убрать музыкальный кристалл в карман – электронные носители музыки давно запрещены, но без него Тэму было неуютно. Особенно на пути в школу через скучный и унылый мир.

Идеально прямая улица. Серые дома выстроены так, что по ним можно сверять ровность линейки – и по одинаковой высоты крышам, и по стенам, и даже по расстоянию от окна до окна. Аккуратно постриженные зелёные деревья высажены в квадратные земляные прогалины в асфальте. Цветная брусчатка выложена в шахматном порядке, красные квадратики чередуются с жёлтыми. На первых этажах жилых домов расположены магазины, отмеченные вывесками сдержанных тонов над витринами. Кажется, что этот мир цветной, но это иллюзия – он такой же серый, как небо над головой. По слухам, оно должно быть голубым, но его давно затянула серая пелена облаков. Тэм ни разу не видел, чтобы она рассеялась, а звёзды и вовсе казались сказкой для малышей.

Чтобы добраться до школы, нужно пересечь пять таких улиц, одинаковых до последнего листочка на дереве. Таково лицо Белоглинска, города нового поколения, основанного после открытия илириума – выровненное по линеечке, но скучное, вроде бы живое, но каменное, как лица обычных, бесчувственных людей. Как улыбка Ани на фотографии. Ненастоящая.

Школа располагалась в центре небольшого парка. По выложенным округлыми камушками тропинкам, мимо разбитых на островках газона учебных грядок к ней стекались ученики. Здесь не требовали форму, но ребята одевались на удивление однообразно – в одежду пастельных оттенков, чаще всего в строгом стиле.

Как и другие, Тэм шёл ко входу, но в нескольких метрах от двери остановился. Здание школы нависло над ним огромной серой скалой. Казалось, оно говорит с ним, насмехается, издевается. Я – твоя тюрьма, Тэм. Здесь ты проведёшь ещё один день без любви…

Что-то толкнуло в плечо, и мираж растаял. Тэм обернулся. Рядом стояла одноклассница. Огромные голубые глаза равнодушно смотрели на него, каштановые волосы развевались на ветру – совсем как на той фотографии. В синем платье до колен, довольно лёгком для прохладного майского утра, девушка казалась самой прекрасной на свете.

– Аня? – выдохнул Тэм.

Если бы только отец знал, каких усилий стоит ему держать себя в руках и не краснеть – точно бы гордился!

– Доброе утро, – сказала она. – Извини, я отвлеклась и не заметила тебя.

– Ничего, – отозвался Тэм. Его голос предательски дрогнул. – Как дела?

Аня картинно пожала плечами. Этот жест, как и многие другие, дети унаследовали от родителей как дань чувствительному прошлому.

– Хорошо, – равнодушно сказала она. – Готовилась допоздна к контрольной. А у тебя?

А у меня юбилей, хотел сказать Тэм. И поэтому с утра бардак в голове не хуже, чем в комнате.

Хотел сказать, но не сказал.

– Тоже хорошо, тоже готовился, – ответил он. – Контрольная же завтра?

– Завтра, – кивнула Аня. – Ну что, пойдём?

Она зашагала вперёд. Тэм с тоской посмотрел на серое здание, на ручейки бесцветных ребят. И неожиданно понял, что не может и шага сделать.

– Ань, – негромко позвал он.

Она обернулась и посмотрела на Тэма.

– Да?

– Скажи, а тебе никогда не хотелось… как бы это… чего-то другого?

Она бесстрастно смотрела на него – его волшебная фея, прекрасная муза, королева его снов. Тэм знал каждую чёрточку милого лица – тонкие губы, вздёрнутый носик, пухлые, будто детские щёчки. Он рисовал всё это тысячу раз.

– Чего именно? – спросила Аня. – Год до выпуска. Скоро всё поменяется.

– Я… я имел в виду немного другое, – замялся Тэм. – Ну… чтобы всё было как в кино. И как в книгах.

Аня продолжала равнодушно смотреть на него.

– Я хочу сказать… чтобы мы снова чувствовали, – Тэм говорил, и его голос становился всё тише, так что Ане пришлось подойти к нему. Сердце колотилось как сумасшедшее, и оно было единственным, что не поддавалось контролю. – Только ярче, чем от книг и фильмов. И каждый день.

Слова иссякли. Аня бесстрастно смотрела на него, и Тэм, не выдержав, опустил взгляд. Он уже решил, что зря начал этот разговор, но тут она заговорила.

– Хотела бы… и не хотела бы одновременно, – Аня нахмурилась и немного помолчала. – Мне нравится чувствовать, но каждый день… Тебе не кажется, что это слишком? Чувства, чувства, повсюду чувства… Мне кажется, от этого с ума сойти можно.

– Но люди прошлого справлялись, – в голосе Тэма проскользнуло отчаяние, но он и не думал его скрывать. – Я уверен, если бы мы могли потренироваться…

– Чтобы тренироваться, эти чувства нужно испытывать, – равнодушно сказала Аня. – Артём, мы все равно или поздно задаёмся этим вопросом. Но в чём смысл? Чувства не вернутся, слишком поздно.

– Но я…

Я же есть, хотел сказать он. Я же справляюсь, и даже больше. Так хотелось признаться, так хотелось… Но правда слишком опасна.

– Что ты? – бесстрастно спросила Аня.

Тэм глубоко вздохнул, выдохнул, стараясь сдержать рвущиеся наружу слова. Аня прищурилась.

– Я думаю, однажды чувства вернутся, – сказал он. – И мы снова увидим чистое небо. Я уверен, что это возможно.

– Будь ты сенситивом, из тебя вышел бы прекрасный сказочник, – Аня отвернулась. Жестом поманила за собой. – Пойдём, мы опаздываем.

Тэм сжал кулаки. Он был готов сорваться за ней, схватить за плечи, встряхнуть, заставить почувствовать всё, что чувствует он сам. Сказочник… Что-то внутри не давало ему покоя, заставляло верить в то, что чистое небо и чувства вернутся благодаря сенситивам. Но как заставить поверить в это Аню, но секрет не выдать, а если выдать – как проверить, что его не выдаст она?

Аня обернулась, взглянула на Тэма. Он пару мгновений постоял, затем опустил руки и покорно поплёлся за ней.

Мечты мечтами, но реальность всё же берёт своё. И в этой реальности есть только бесчувственность, холодность и опасность для каждого неосторожного сенситива.