Читать книгу Заблудшие дети Perestroiki. История первой любви - Алекс Май - Страница 18

С Новым годом захотелось встретиться в тишине, без посторонних.

Эх, какой бы мы сейчас накрыли стол на папины кроны, так и не потраченные во время заграничной поездки. А тогда даже в рыбном Мурманске, где копченый палтус красовался на столах куда чаще селедки, уже начались проблемы с продуктами.

Отец ушел в очередной рейс. Будто не через порт, а через портал в фантастическом романе. Потом так же неожиданно появится. Новый год встретит в теплых прибрежных водах Марокко.

Моя дорогая мама, как второстепенная героиня известного фильма, все приготовила, всего наготовила и ушла, только не к соседке, а к Таниным родителям. Пусть вместе повеселятся вновь нашедшиеся друзья молодости.

Куранты били полночь, я целовал Таню, крепко-крепко прижимая ее к себе. Даже желания не загадал. Многим позже понял, что это и было моим желанием, выраженным, правда, не в абстрактной мыслеформе, а в конкретном действии. Очень хотелось, чтобы Таня всегда, целую вечность, а то и две была рядом со мной.

Пригубили красного вина. Телевизор шипел бенгальскими огнями и шампанским. Каждый год через голубой экран, как из сточной канавы, льются песни и поздравления. Словно до одури брызгают в глаза приторным елочным дезодорантом. Поэтому и разбегается народ после нескольких рюмок по улицам и гостям, на поиски приключений, пусть порой и опасных. Воздуха глотнуть. Чтобы не вырвало. Хотя тех, кого рвет, перебравших, тоже всегда хватает.

Новогодний токсикоз неизлечим!

Прошлую встречу Нового года вспоминал с дрожью. Праздник был буйным. Большую часть ночи гуляли у меня. Человек двадцать, наверное, пришло – знакомые, одноклассники. Итог – заблеванные комнаты, разбитое стекло, у кого-то – пара синяков. Кого-то обвиняли в изнасиловании. Последнее, помню, испугало не на шутку, но позже выяснилось, что кто-то сдуру или спьяну впустил в квартиру незнакомого мужика, которому очень хотелось выпить. Мужик достал красную записную книжку, представился капитаном милиции и начал нести полную пургу про двух девушек, замерзших в сугробах после надруганий над их юными телами. Шантажист-алкоголик! А все к тому времени настолько окосели, ну, словно в последний раз в жизни пили, поэтому и соображали плохо. Перепугались мы тогда, все пытались припомнить – было такое или нет? Точно – не было!

Помню – сидел под елкой (там так же уютно, как и под столом), пил из горлышка напиток, на бутылке надпись: «Наполеон», а я и вкуса уже не чувствовал. Кто-то тянул за бутылку, выхватывал. «Ты что, – кричали мне, – совсем офигел, там же спирт неразбавленный!»

Рюника теряли постоянно, он исчезал с периодичностью минут в пятнадцать. Проповедником по пустыне, необутый, бродил он по ремонтируемому, загаженному побелкой подъезду в носках, подлавливал там случайных прохожих и пугал новогодней речью президента, часть из которой он неплохо запомнил. Пытался пародировать Горбачева, такой вот новогодний бзик.

Чтобы мама, когда вернется, не грохнулась в глубочайший обморок прямо в прихожей, заставил всех, кто мог передвигаться самостоятельно, заняться приборкой и даже стиркой.

После, измученные таким вот весельем, вышли на улицу.

Не знал я тогда, что живет в центре города зеленоглазая, тоненькая и гибкая, как тростинка, девочка Таня. Когда мы были совсем маленькими, наши мамы гуляли по мурманским бульварам, а мы лежали в колясках в ничтожном полуметре друг от друга. Не догадались мамы положить нас тогда в одну коляску, а зря.

Многого я тогда не знал, потому целовался взасос тем новогодним утром с какой-то вертлявой растрепанной пэтэушницей и пропитался, минут через десять, противным запахом дешевой косметики.

В этот Новый год выключил телевизор и поставил диск с нежными песнями Барбары Стрейзанд.

Плавно, как дервиши, кружились, танцевали, погружаясь друг в друга, чутко прислушиваясь к общим ощущениям, заполнившим наши души.

Закрыв глаза, вдыхая неповторимый аромат ее волос, я видел перед собой пульсирующие светлые пятна Любви, Нежности и Доверия, окруженные ореолами маленьких звездочек, вспыхивающие на темном фоне занавеса, сотканного из еще нескольких чувств, связанных именно с Новым годом и неожиданно проявившихся еще пару лет назад…

Да, мне было 14, когда новогодней ночью к обычной детской радости впервые добавилось нечто новое, пугающее и волнующее одновременно…

Как правильно назвать смесь легкой грусти, отдаленно маячившего отчаяния и непонятного, показавшегося мне тогда предсмертным, умиротворения? Может, это было Смирение? С чем? Не знаю, но помню, что не веселым, в общем, показалось мне то состояние, но и не ужасным. Словно хлебнул глоток слишком крепкого, выдержанного веками экзотического напитка. Может, это был ритуальный коктейль для взрослеющих детей? Первая эмоционально-психологическая подготовка к взрослой жизни?

Кто-то неизвестный щедрой рукой незаметно подливал этот напиток и в этот, наш первый с Таней Новый год.

Пластинка давно закончилась, а мы все кружились и кружились, зная, что наши, разделенные телами, частички души уже слились, стали целым… Ведь так оно и бывает? Это потом появляются ножки и ручки, маленькое тельце, головка. Ведь для начала надо, чтобы души слились?

Так мы вступили, втанцевали в новый 1990 год.