Читать книгу Противостояние - Александр Афанасьев - Страница 5

Операция «Завеса»

Если к 1981 году стало понятно, что в Афганистане придется сражаться всерьез, без всяких скидок – то к концу восемьдесят четвертого Генеральный штаб и оперативная группа Министерства обороны пришли к выводу, что всю тактику ведения боевых действий надо менять. Кардинально.

Поводом к этому послужили все увеличивающиеся потери. 1984 год стал для Советской армии годом кровавым – в один год, выполняя свой интернациональный долг, в составе Ограниченного контингента советских войск в ДРА погибло 2283 военнослужащих. Почти 2300, цифра эта нарастала всё начало 80-х, чтобы достичь своего пика именно сейчас, в восемьдесят четвертом.

Анализ потерь показал, что увеличение численности ОКСВ ничего не даст, более того – увеличение численности группировки как раз и спровоцирует дальнейший рост потерь. Группировку надо было снабжать, снабжение – если не считать воздушного коридора, проходило колоннами по дорогам, в частности по печально известному Салангу – а это провоцировало дальнейший рост потерь. Смысла в бронетанковых частях не было вообще – бронетехники у духов не было, а наша бронетехника – мишень для фугасов и РПГ. Воевать надо было не количеством – но качеством.

Ответом стал резкий рост численности войск специального назначения и некоторые нововведения. Так, впервые в мире, опережая даже американцев, части специального назначения были подчинены отдельному оперативному командованию при штабе сороковой армии, в кодовых таблицах связи обозначенному как «Экран». Также была кардинально сменена тактика – командование поняло, что не стоит ждать, пока духи пройдут границу и растекутся по стране, где их придется выбивать поодиночке, проще охотиться на духов у самой границы, выбивать караваны. В итоге – в апреле восемьдесят четвертого началась известная «караванная» война, специальная операция по перекрытию афгано-пакистанской границы, не прекращавшаяся до самого вывода войск и известная посвященным по своему кодовому названию «Завеса».

В числе прочих, в Афганистан действовала и пятнадцатая отдельная бригада спецназначения, стоявшая на одном из самых опасных направлений – в провинции Нангархар. Вообще то раньше пятнадцатая называлась «мусбат», мусульманский батальон – и именно ее солдаты начинали эту войну – вместе с группами спецназа КГБ штурмовали дворец Амина. «Мусбат» – такое было название потому, что группы комплектовались только из солдат, призванных из Таджикистана, Туркмении и Узбекистана. После штурма дворца Амина «мусбат» был выведен в Чирчик, Узбекистан – но жизнь заставила спецназовцев вновь вернуться на опаленную войной землю Афганистана. Война, которую они и начинали не отпускала от себя. В итоге, отряд вскоре вновь был введен в Афганстан – но уже с новой оргштатной структурой и новыми возможностями. А с началом операции «Завеса» сто пятьдесят четвертый отряд был переброшен в Джелалабад.

Основной задачей бригады было перекрыть движение караванам моджахедов и проникновение из Пакистана отрядов боевиков по Хайберскому проходу – древнему караванному пути из Пакистана в Афганистан, одному из немногих мест на афгано-пакистанской границе – если не считать пустыню Регистан – где тяжело груженые караваны могли пройти на афганскую землю. Для проводки караванов использовали ослов, ишаков и верблюдов, а они через горы переправляться не могли – только здесь, только в этом месте. Вдобавок ко всему, в этом районе по обе стороны границы была создана мощная сеть укрепленных районов, включая знаменитый – «Тора-Бора», «гора воров», которую по преданиям не смог взять сам Искендер Двурогий4. Короче говоря – район ответственности бригады был чрезвычайно опасным. Иногда конечно помогала двадцать вторая, Лашкаргахская отдельная бригада «спецназ», еще в зоне ответственности пятнадцатой бригады из советских частей были расквартированы шестьдесят шестая отдельная мотострелковая бригада и триста тридцать пятый отдельный вертолетный полк. Но в основном – спецназу приходилось полагаться на самих себя – да на вертолетчиков…

Выход назначили на темное время – около расположения без видимой причины постоянно шлялись афганцы, сменяя друг друга – явно духовская агентура, призванная предупредить своих сотоварищей о выходе спецназа на охоту. Своевременное сообщение о том, что спецназ «вышел в поле» могло спасти жизнь многим духам, несмотря на то, что батальон стоял здесь относительно недавно, про его боевые возможности знали уже многие, как по ту сторону границы, так и по эту. Из уст в уста передавались легенды – потому что правду мало кто мог рассказать, никого не оставалось в живых после встречи со спецназом на узких караванных тропах. Их называли «шурави иблис» – советские дьяволы.

Сейчас спецназ выходил на хоту для того, чтобы реализовать информацию, полученную от агента и проверенную по другим, независимым источникам – в общем, информации можно было доверять. Агент был не ХАДовский5, свой, прикормленный особистами – информации от него доверять было проще, чем информации, полученной от афганских друзей. Конечно, доверять в Афганистане любой информации можно было лишь относительно, для любого афганца, даже коммуниста «дух» – прежде всего соотечественник и соплеменник. Уже не раз спецназ пытались заманить в ловушку, подбрасывая дезинформацию о прохождении того или иного каравана, рассчитывая выманить спецназ в поле и устроить на него засаду. Но здесь донесшим на караван владели старые как мир чувства – жадность и зависть. На караван донес шурави один из джелалабадских дуканщиков – потому что караван был большим и смешанным, вместе с оружием везли и гражданские товары, в пропорции примерно пятьдесят на пятьдесят. А заказал эти товары в Пакистане – и уже оплатил их – старый конкурент и кровный враг того дуканщика – вот тот и решил устроить своему врагу «маленький праздник» лишив его товара.

Вместе с караваном, исполняя роль его охраны шел и отряд боевиков, подготовленный в пакистанских лагерях, курируемых ИСИ – пакистанской военной разведкой и ЦРУ США. Возглавлять отряд должен был Барьялай – старый бандитский вожак, попортивший немало крови советским и афганцам, хитрый как лис. Это был смешанный отряд из афганских беженцев и арабских наемников, появившихся здесь через «организацию содействия».6 Они долго учились, они научились ненавидеть шурави, они научились убивать шурави – а теперь они должны были продемонстрировать свое умение на практике. А заодно, при переходе они решили подзаработать деньги, взяв на сопровождение довольно крупный – больше пятидесяти ишаков – караван.

На караван уходила стандартная группа – шестнадцать человек, два раза по восемь. Боевиков ожидалось в три, а то и в четыре раза больше – но это мало кого волновало, спецназ порой воевал и при раскладе «один против десятерых». Первую подгруппу вел лейтенант Николай Скворцов, вторую – прапорщик Игорь Шило, его вечный замок7. Визуально они отличались весьма сильно. Интеллигентный, среднего роста – при том запросто выполняющий норматив мастера спорта на стрельбище – лейтенант из хорошей московской семьи и его «замок» – щирый хохол, известный «залетчик»8 и матершинник, при том на выходе тянущий на себе ПКМ, самостоятельно перешитый под свою спину рюкзак десантника с восемью сотнями патронов в лентах и внасыпку в нем и пистолет АПБ с несколькими обоймами. При этом он ухитрялся идти быстро, бесшумно и даже не потеть при этом. Прапор Игорь Шило страдал от двух вещей – своего несдержанного характера вкупе с несдержанным языком и своей фамилии, которую в бригаде моментально превратили в боевую кличку – Шило. Шило – так на армейском жаргоне назывался спирт, который можно было раздобыть в медсанбате или у вертолетчиков, которые там им что-то должны были протирать. Протирали конечно же не спиртом – это надо было быть мазохистом чтобы тратить спирт на протирание – а выдаваемый спирт принимали вовнутрь. Фляжку со спиртом проще было спрятать – она занимала немного места, не то, что бутылка водки, которая на шестьдесят процентов обычная вода. Ну а что до того, что спиртом можно было сжечь пищевод и желудок – так у разведчиков желудки были луженые. В центре подготовки в Чирчике9 их учили жрать ящериц и змей – если научился есть это, то спирт уж как-нибудь проглотишь…

Жратвы взяли сухпаем на три дня – весьма скромно, даже рискованно, учитывая, что до засады идти целых три, а потом еще и возвращаться – но предпочли взять больше патронов. Хотя пару дней можно и вообще поголодать – в Афганистане большей проблемой была не еда а вода. И хотя здесь не пустыня Регистан, где можно было запросто помереть от жажды, есть и речки и даже реки – все равно, воды с собой взяли на все время выхода.

Вооружение группы было почти стандартным – спецназ маскировался под десант, они носили голубые береты, их официально не существовало и оружие у них должно быть точно такое же, как в десанте. Тем не менее, любой разумный командир перевооружал группу под свои надобности, понимая, что, например, одним ПКМ на шестнадцать человек много не навоюешь. Поэтому на группу из шестнадцати человек было два ПКМ, два РПК, два АКМ с ПБС, одна СВД – у командира, потому что командир в этой группе стрелял лучше всех. К трем автоматам и снайперской винтовке были ночные прицелы – мало, но большего из заведующего снабжением прапорюги вытащить не удалось. Группа и так была полностью вооружена нештатным оружием под патрон 7,62*39, потому что таким же оружием были вооружены духи, и можно было, находясь на разведвыходе пополнять боезапас с трупов. Да и вообще – новый патрон 5,45 показал себя на этой войне далеко не лучшим образом…

Выходить из расположения решили с хитростью. В расположении вышел из строя бронетранспортер, его надо было оттащить в Шамархейль, в расположение 66 ОМСБр, чтобы починить – там был рембат. Поскольку БТР своим ходом перемещаться не мог – из шестьдесят шестой прислали здоровенный тентованный КрАЗ в сопровождении еще одного БТР. Ездить без сопровождения по улицам Джелалабада, тем более, когда дело к ночи идет – занятие небезопасное. Вот в кузове этого самого КрАЗа и разместились уходящие на задание разведчики.

Последним в кузов забирался лейтенант, перед этим он выполнил свой традиционный ритуал – посмотрел на часы. У каждого ритуал был свой – кто-то мочился на дорогу, как космонавты, кто-то еще что. Разведчики – люди суеверные. Посмотрев на часы, лейтенант передал в кузов свою винтовку, затем забрался и сам, сразу же залег на грязный, рифленый железный пол кузова.

– Трогаем!

Кто-то саданул кулаком в кабину водителя, утробно взревел двигатель КрАЗа, выпустив целый столб сизо-черного дыма. Огромная машина дернулась, сдвигая с места каличный БТР разведбата, потом пошла веселее…

– Только бы Царандою10 не попасться… – приглушенным голосом выразил озабоченность кто-то

– Царандой только днем шарится, духов боятся. Они только по пьяным – сдерживая смех, ответил другой

– Тихо! – пристрожил свое воинство лейтенант. Хотя рев двигателя КрАЗа заглушил бы и разговор в полный голос – лишний раз понапрасну он рисковать не хотел.

Шутка, связанная с Царандоем имела свою почву. Меньше недели назад царандоевцы задержали в нетрезвом состоянии за рулем кого-то из офицеров шестьдесят шестой бригады. Освободили их просто – приехали на двух БТР и БМП, направили стволы на здание в центре Джелалабада, где сидел Царандой и пошли на переговоры. Переговоры завершились за десять минут, безоговорочно в пользу шурави – но потом были последствия. Царандоевцы накатали жалобу, ушла она не куда-нибудь а в Розовый дом.11 В итоге беднягу офицера посадили на губу и готовили разбирательство – за дискредитацию офицерского звания. Садиться за руль пьяным, конечно, плохо – но о том, что в Афганистане служат живые люди, у которых не железные нервы, тоже надо было думать…

Трясло на дороге нещадно – рессоры у КрАЗа были дубовыми, рассчитанными на десять тонн груза в кузове и каждая яма, каждый камень на дороге разведчики чувствовали своими спинами и пятыми точками. Кое-кто подложил под спину рюкзак – хоть немного помягче – а лейтенант и вовсе сидел у самого борта на полу, держа в руках и оберегая от тряски свою СВД – снайперская винтовка была точным инструментом и тряски не терпела. В прорезях матерчатого тента кузова тоскливо догорал закат, тяжелый солярный дым просачивался в кузов – видимо где-то травил глушитель. Слезились глаза – но тент открыть было нельзя – маскировка…

– Б… да мы тут задохнемся… – закашлялся придушенно кто-то

Лейтенант ничего не ответил – он смотрел на часы.

* * *

Высадились у самого Джелалабада, на крутом повороте, не доезжая первых постов, охраняющих въезд в город. КрАЗ на несколько секунд притормозил – и с кузова как горох посыпались разведчики. Те, кто оставались в кузове бросали рюкзаки со снаряжением, те кто уже спрыгнул их ловили. Несколько секунд – и последний разведчик – им был лейтенант, спрыгнул с кузова и растворился во тьме. Еще пара секунд – и мимо прогрохотал БТР, подсвечивая дорогу совмещенным с КПВТ прожектором. Сидевшие на броне солдаты «ничего не заметили»…

– Строиться!

Секунда две – и шестнадцать теней стоят в строю, в две шеренги первая и вторая подгруппы…

– Головной дозор: Балу, Гусь, Муха! Удаление пятьдесят метров!

Трое разведчиков бесшумно нырнули в заросли….

– Замыкающий дозор: Зверь, Бай. Удаление тридцать метров. Остальные – в колонну по одному. Марш!

* * *

Для того, чтобы разведчиков не обнаружили – за ночь им предстояло пройти кишлачную зону и выйти в район кишлака Шергар – а оттуда уже уйти в горы, в горный массив Чокайбагабан. При этом им нужно было миновать укрепленный район «Тангай», еще не разгромленный спецназом. Осложняло задачу большое количество кишлаков в этой зоне – пригодной для земледелия земли в Афганистане было так мало, в любом месте где она была, люди селились очень плотно. А тут еще и две реки – Кабул и Кунар, не считая более мелких горных – рай на земле, по афганским меркам. Упрощало же задачу то, что ночью афганцы спали, а не шарились по окрестностям (Аллах велел ночью спать!), а собак, способных предупредить о приближении чужаков, афганцы не держали никогда. Сказывался страх – в Коране написано, что укушенный собакой не попадает в рай. Поэтому и не было в афганских домах никогда друзей человека, способных сильно осложнить жизнь разведчикам. Еще, в кишлачной зоне не слишком стоило опасаться мин и растяжек – афганцы их не ставили боясь подорваться самим, а советская армия не хотела убивать мирных крестьян и тоже мины не ставила…

Группа шла довольно быстро – если бы не требования скрытого перемещения, они бы вообще бежали – при этом шли бесшумно. Едва слышно шуршала листва, потрескивали ветки…

– Ложись! – лейтенант первым услышал опасность…

Спецназовцы моментально нашли укрытия, залегли, направил стволы на все стороны света. Тени, еще секунду назад споро двигающиеся по едва видимой тропе, моментально превратились с бесформенные кучи на земле, готовые при малейшей опасности огрызнуться шквалом огня.

Вой, доносящийся откуда то с запада постепенно нарастал, звук гулял по долине, отражаясь от далеких горных массивов и возвращаясь обратно. К завывающему вою турбин прибавились характерные хлопающие звуки винтов…

– Мишки12. Штуки три… – прошептал прямо на ухо подползший к лейтенанту Шило. – На охоту пошли!

– Замереть всем!

Б…, еще не хватало, чтобы караван спугнули… Мать их, летунов…

Помимо спецназовцев, караваны забивали и вертолетчики. Ходили на охоту ночью, по три вертолета и больше. Увидев караван, сбрасывали ФОТАБ13 – и пока маленькое полночное солнце, покачиваясь под парашютом и заливая окрестности нереальным, иссиня-белым светом опускалось на землю – вставали в круг и глушили. Глушили чаще всего из курсовых и бортовых пулеметов, иногда бортмеханик и вовсе стрелял из АК. Если встречались с сильным сопротивлением – разворачивались, заходили на цель и долбали НУРСами. Потом приземлялись для досмотра, брали трофеи – результативность охоты оценивалась, в том числе и по добытым трофеям. Ценились безоткатные орудия, разные пусковые установки для ракет, вне конкуренции были Стингеры – за захват Стингера в свое время обещали звезду Героя. Стингер захватили – но Героя не дали – у того, кто захватил, было взыскание по партийной линии…

Мишки прогрохотали почти над самой разведгруппой, разрывая ночь воем винтов, невидимые и от того более страшные. Затем шум их винтов начал удаляться, глохнуть – но лейтенант продержал группу на земле еще десять минут, прежде чем дал разрешение двигаться дальше. До каравана оставалось еще три дня – и несколько десятков километров пути.