Читать книгу Наступление - Александр Афанасьев, Александр Николаевич Афанасьев, А. Н. Афанасьев - Страница 10

Их было пятьдесят человек и все они были смертниками. Или почти смертниками – в этих горах пуля не щадит, русские стреляют метко – а кроме как на русских их больше ни на кого не погонят: с сорбозами, зелеными справятся и без них. Они ошиблись – и вину должны были искупить кровью…

Ошибки у всех были разные. Абдалла, высокий, тощий малый, в очках – проходил обучение на оператора ПЗРК Стингер, но в бою бросил оружие и побежал, отчего погибли другие муджахеддины, расстрелянные с советских вертолетов. Огромный, бородатый, похожий на обезьяну Карим изнасиловал пятилетнюю девочку возле того места, где они стояли в ожидании перехода границы. В принципе в этом не было ничего необычного – он увидел гуляющую девочку недалеко от лагеря афганских беженцев, подкрался к ней, ударил по голове камнем и изнасиловал. Он думал, что это маленькая афганка, и что она умерла – но это оказалась пакистанка, далеко ушедшая от родного кишлака, она выжила и сумела опознать насильника. У маленькой пакистанки был большой род, в котором было много мужчин – и теперь для каждого делом чести стало покарать насильника собственной рукой. Если бы это была афганка – все бы закончилось выплатой некоторой суммы денег родственникам, а так пакистанский суд приговорил его к смертной казни через повешенье, но приговор не исполнили а доставили его сюда. Был здесь и Бадр, араб, который не говорил за что его загнали сюда – он вообще ничего не говор ил, возможно даже был немым.

Они жили в отдельных бараках, охраняемых и отгражденных от основной территории лагеря колючей проволокой, каждый день они до одури тренировались на простых силовых тренажерах и бегали по периметру колючей проволоки. Все они знали правила – одно задание, практически безнадежное – но если они все же выживут, верней – кто из ни выживет – тот снова встанет в ряды движения, станет братом среди братьев.

Остальным Аллах дарует шахаду[67]…

* * *

Маленький разведывательный вертолет – французский Алуэтт III, непонятно как оказавшийся на вооружении пакистанской армии, медленно покачиваясь, опускался на выгороженную площадку за лагерем. Вертолет шатало – ветры в горах непредсказуемы, наиболее опасен «провал» – резкий рывок вниз у самой земли – но летчик летал сюда не один раз и знал все коварство здешних ветров. В точно рассчитанный момент он не ослабил – а наоборот дал тягу двигателю – и парировал тем самым опасную игру ветра, посадив вертолет четко и ровно, как на бетонную площадку базы Чахлала, откуда они и вылетели два часа назад…

Пассажиров в вертолете было двое. Один – среднего роста, коренастый, в военной форме без знаков различия. Второй – на голову выше него, с благообразным молодым лицом, длинной седой бородой и в арабской, несколько неуместной здесь галабии, поверх которой для тепла был накинут ватник из зимнего комплекта униформы, которую здесь используют пакистанские горные стрелки. Первый весь полет молчал – или смотрел на проносящиеся совсем рядом горные склоны или делал какие-то записи в небольшой, аккуратный блокнотик, второй тоже молчал и нервно перебирал своим четки, старинные, сделанные из янтаря и по виду очень дорогие. Когда вертолет пошел вниз – он нервно тряхнул четками и поднял вверх глаза, по видимому вознося молитву Аллаху и прося у него удачного приземления.

Когда вертолет приземлился, первый, в военной форме выпрыгнул из винтокрылой машины первым, помог открыть дверь с другой стороны второму, который замешкался – видимо ему не часто приходилось летать.

– Субхана Ллаху[68]! – сказал он

– Аллаху Акбар! – моментально отозвался араб приятным, чуть напевным голосом, проводя руками по лицу в символическом омовении.

Первым был бригадир пакистанской армии Мохаммад Юсеф, один из самых опасных разведчиков региона, доверенное лицо генерала Ахтар Абдул Рахман Хана, начальника пакистанской межведомственной разведки, координатор операции Тигр – проводимой американскими и пакистанскими спецслужбами операции по дестабилизации всего юга СССР и возрождения басмачества. Вторым – был один из питомцев его многочисленных школ, приехавший на джихад из Саудовской Аравии сын мультимиллионера, командир сформированного на его собственные деньги отряда Тор Лаглак[69] – Осама Бен Ладен.

Завтра этому отряду предстояло уйти в бой – впервые в полном составе.

Навстречу гостям уже спешил, неловко придерживая болтающийся на боку германский пистолет – пулемет – подарок разведчиков ЦРУ, посетивших лагерь в прошлом году – полковник пакистанской армии и комендант лагеря Саяф Килани. Он тоже был доверенным лицом генерала Рахмана, командуя полком попался на том, что использовал труд солдат и все деньги забирал себе, ничего не отдавая начальству – но генерал Рахман спас его от расправы разъяренного армейского генералитета и перевел сюда. Раскаявшийся грешник все равно служит вернее… а тут он был нужен чтобы списывать поступающую военную и гуманитарную помощь. В лагере было по меньше й мере триста мертвых душ – на них поступали все виды довольствия, но поступали они сюда лишь на бумаге, на самом же деле они поступали на базар. Тем, кто здесь находился, довольствие доводилось тоже не в полном объеме – это было уже личное воровство самого полковника. Пока это можно было терпеть…

– Аль-Хамду Ллахи,[70] как долетели?

Юсеф уклонился от объятий

– Воздавать славицы Аллаху не время. Все готово?

– Так точно, господин бригадир, все люди готовы и рвутся в бой!

– Можно сто раз говорить «халва» – но от этого во рту не станет сладко. Пойдем и посмотрим, что ты нам покажешь…

* * *

– Выходите!

Все знали голос Али – его все так звали – но никто не знал его истинного имени, Али так Али. Свирепый бородатый надсмотрщик, он потерял ногу и глаз во время боя с шурави, еще давно, в восемьдесят первом. Про него ходили легенды – говорили, что осколок ударил его в голову, когда он был у мечети и глаз вывалился из глазницы и повис на нерве. Тогда он под огнем шурави взял из стены мечети немного глины, размочил ее собственной слюной, рукой оторвал глаз и проложил к кровоточащей ране глину – а потом снова стал убивать шурави и делал это, пока снаряд КПВТ не оторвал ему ногу ниже колена. Сейчас он передвигался на протезе – а протезировали его в ФРГ так, что никто несведущий и не думал, что у него только одна нога. Пустую глазницу закрывала черная повязка, можно было сделать и искусственный глаз – но он отказался, наверное потому, что с черной повязкой было страшнее.

Али был их командиром – и каждый это признавал, потому что в первый же день, когда их привезли сюда, и кто-то осмелился сказать ему дерзость – он достал пистолет и убил дерзнувшего. Больше никто не осмеливался ему перечить.

Выстроив их в некое подобие строя, он прошелся мимо них, словно выбирая кого еще сейчас казнить.

– В лагерь приехали большие эмиры – наконец сказал он – а завтра начнется. Всех, в том числе и вас, перебросят в Афганистан, где вы получите шанс. Многих из вас Аллах заберет к себе – но не стоит бояться этого, ведь шахада – лучшая награда для того, кто идет по пути джихада.

Он помолчал, снова прошелся перед строем.

– Те же из вас, кого Аллах не пожелает забрать к себе, в сад где не иссякает райская пища и где вас ждут семьдесят непорочных…те снова станут моджахедами, одними из нас. Но горе тому кто струсит – пуля все равно найдет его, а Аллах отвернется и плюнет, увидев его. Помните, что сказано – для отступивших приготовлен огонь!

* * *

Они прошли на смотровую площадку, выстроенную на крыше двухэтажного дома, служившего в качестве штаба и госпиталя. Для высоких гостей натянули тент – ветер был просто ужасным, от него нее помогало даже теплое обмундирование

– Полковник – негромко сказал Юсеф – на минуточку…

Вместе с полковником они отошли в сторону, вышли из-за прикрытия плотной парусины – и ветер с воем набросился на них как голодный зверь, сыпанул в лица песком вперемешку с ледяными крупинками…

– Генерал Рахман передает вам привет, полковник. Он помнит вас – негромко сказал Юсеф.

– Да продлит Аллах годы жизни генерала Рахмана, – отозвался комендант.

– Генерал послал меня, чтобы задать вам один вопрос. Генерал помнит про вас – но помните ли вы про генерала?

– Аллах свидетель, я помню добро и до конца жизни буду верным рабом генерала.

Клятвы преданности подхватывал ветер, уносил их прочь, разбивая о выстуженные камни горных склонов – но тот кто надо – все это слышал. И надо сказать – это были не только бригадир Юсеф и полковник Килани.

– Это хорошо. Готовы ли вы верить генералу и тому, что он скажет?

– Слово генерала – закон для меня я всего лишь его раб.

– Это хорошо. Генерал говорит вам моими устами – американцы предатели и те, у кого начальником служит генерал Гуль – тоже предатели. Они предают Пакистан, а американцы ведут тайные переговоры с афганцами и с шурави чтобы предать нас!

Полковник всплеснул руками

– Аллах свидетель, я давно это знал! Нельзя доверять американцам, это те же англизы только еще хуже!

– Говорите тише! Генералу Ахтару нужны сейчас не столько ваша преданность, полковник – сколько ваш ум, хитрость и проницательность.

К сожалению, все это были лишь слова – хоть и приятные, но лишь слова. Если с преданностью у полковника было все в порядке – то вот с умом и проницательностью… Но, тем не менее – он с готовностью сказал:

– Мои глаза и уши в распоряжении генерала, и клянусь не утаить все что мною услышано и увидено, и да покарает меня Аллах, если я нарушу эту клятву.

– Воистину, Аллах скор на расплату, но еще быстрее расправляется с клятвоотступниками генерал. Ты знаешь, кто у тебя в лагере работает на проклятого предателя Гуля?

– Да, знаю, эта проклятая змея давно ползает по лагерю. Это майор Мехшуд, да покарает его Аллах во имя справедливости!

Понять, почему полковник ненавидел майора Мехшуда было несложно – ни в одной армии мира не любят особистов.

– А ты знаешь, кто наушничает Мехшуду?

– Возможно, я не знаю про всех, эфенди, но кое-кого я могу назвать, это…

– Тихо! Не надо произносить вслух то, что могут услышать чужие и недобрые уши. Возьми всех людей, про которых ты знаешь, и пошли из вместе с майором Мехшудом на операцию, которая начнется завтра. На операцию против русских шурави. Пусть шурави избавят нас от предателей. А если… если шурави промахнутся… то мы сделаем вот как. Сейчас перед нами будут те, кто должен своей кровью искупить вину перед Аллахом и перед умой. Ты знаешь что-либо про этих людей?

– Нет, эфенди, но знает Али, только его они боятся, только он для них раис, не считая Аллаха.

– Хорошо. Пусть Али отберет нескольких них и приведет потом ко мне, я желаю поговорить с ними. Пусть Али выберет тех, кто умнее других и еще будет полезен, даже несмотря на то зло, которое они совершили.

– Ваша воля – закон, эфенди бригадир.

– Это хорошо. Теперь пошли, посмотрим, какое представление нам покажут сегодня…

* * *

– Сегодня вы должны биться не в полную силу! Помните, ваши жизни не принадлежат вам, они принадлежат умме и Аллаху! Если же кто-то попытается так расправиться со своим врагом =– того я убью лично!

Али свирепо смотрел на них.

– Лично! А теперь – вперед!

Они выбежали на ринг – место огражденное забором из сетки-рабицы, с бетонными столбами и засыпанное песком и мерзлой ледяной крошкой. На миг замерли друг напротив друга. И – бросили навстречу друг другу как дикие звери…

А люди с крыши штабного здания смотрели на них – их пехлеваны держали над ними зонты, чтобы не так сильно дуло в лицо, они сидели на стульях и пили запрещенные Книгой напитки. Просто они очень любили хмельные напитки, и даже запрет в Книге не мог их заставить отказаться от них.

* * *

– Зияутдин! И ты тоже! Идем со мной!

Зияутдин поднялся, вытер грязной тряпкой кровь с лица. Али посмотрел на него, протянул большой и относительно чистый платок.

– На. Приведи себя в порядок, большой раис желает разговаривать с тобой. Он многое может, он самый главный раис в движении, и те раисы, что думают что они главные, а на деле они всего лишь купцы и ростовщики из Пешавара – всего лишь пешки в их игре. Веди себя умно – и тогда ты снова встанешь рядом с братьями в их святом деле джихада…

Раис пожелавший встретиться с ним, был военным, хотя носил воинскую форму без знаков различия. Он был среднего роста – Зияутддин был выше его больше чем на голову и с глазами черными как галька-голыш на берегу реки. Когда Зияутдин предстал перед ним – он долго стоял напротив и рассматривал его как диковинное животное.

– Ты хочешь есть? – внезапно спросил он

Уж такого вопроса Зияутдин точно не ожидал

– Аллах дарует нам пищу в достаточном количестве – ответил он

– Пищи никогда не бывает достаточно, тем более здесь, в этих горах где лед и песок выедает тебе глаза, а ветер вцепляется в тебя как дикий зверь. Вы храбро сражались сегодня, и я распоряжусь, чтобы сегодня вечером вас накормили досыта.

– Аллах да вознаградит вас за вашу доброту

– Как тебя звать?

– Меня зовут Зияутдин, эфенди…

– Зияутдин… довольно распространенное имя? Ты родился в Афганистане?

Бригадиру Юсефу, который умел очень тонко чувствовать людей – чем-то приглянулся этот малый. Возможно, потому что он фанатичен, и при этом силен даже пребывание здесь, в группе смертников не сломало его. Нет, если он выживет в предстоящем деле – то надо приметить его и забрать с собой. Он будет помнить его доброту, а это важно…

– Нет, эфенди, я родился здесь, в этих горах.

– Почему же тогда ты пошел на джихад?

– Потому что в шариате сказано, эфенди, что лучший из нас – это тот, кто оседлав коня мчится во весь опор, услышав клич или пронзительный крик, ища себе шахады или победы.

– Интересно… Ты служил в армии?

– Нет, эфенди, но первого шурави я убил, когда мне было семнадцать лет.

– А сколько тебе сейчас?

– Двадцать четыре, эфенди…

Зияутдин выглядел на тридцать пять – сорок – мрачный детина с лицом в шрамах и с густой черной бородой.

– Скажи мне, за что ты попал в число тех, кто обречен на скорую смерть?

Глаза Зияутдина полыхнули злобой.

– Я казнил своей рукой своего амира но это только потому эфенди, что он отступил с пути джихада и предал всех мусульман.

– Вот как? Но разве ты кади,[71] чтобы судить, тем более судить своего амира?

– Обязанность каждого из нас – следовать по пути джихада, как бы труден он не был! Наш амир, да сгниет его мясо истерзанное собаками, когда кяфиры пошли на нас в атаку – приказал отходить, бросая без помощи других муджахеддинов и лишая нас возможности получить шахаду! За это я убил его и убил бы всех, которые побежали, если бы смог!

– А потом ты выбрался в Пакистан?

– Да, эфенди

– И все рассказал?

– Да, эфенди.

– Но почему ты это сделал? Разве ты не мог сказать, что твой амир погиб в бою с собаками – шурави, и нашелся ли бы хоть один человек, что опроверг твои слова?

– Эфенди, говоря о том что я сделал, я не думал о себе, я думал об Аллахе, о джихаде и о других братьях. Пусть те, кто делает джихад для вида – но в душе является подлым мунафиком знает, что карающая длань Аллаха настигнет его сразу же, как только он трусливо решит сойти с пути джихада, иншалла.

Бригадир размышлял, смотря сквозь молодого фанатика своим отработанным взглядом сотрудника спецслужбы – мало кто выдерживал, когда бригадир так на них смотрел. Получалось даже лучше, чем он предполагал. В правдивости истории, рассказанной молодым боевиком он не сомневался ни на минуту. Те, кто в семидесятые сражался еще с даудовским режимом в Афганистане, проповедуя скромность и умеренность сейчас сами превратились в настоящих раисов, раисов Пешавара. У каждого из них были свои дела, каждый из них давал деньги в рост и торговал наркотиками, каждый из них разворовывал поступающую в страну гуманитарную помощь и оружие и продавал все это на базарах, а деньги переправлял за границу. Вместо того, чтобы воевать с шурави – боевики из разных движений «Группы семи» все больше и больше занимались тем что вредили друг другу, причем все чаще доходило и до открытых боестолкновений. Немудрено, что вскормленный в Пешаваре амир побежал, когда шурави пошли в наступление и немудрено, что этого молодого боевика приговорили к смерти за содеянное им. Сегодня он грохнул своего амира во время боя – а завтра ему другое не понравится – он кого грохнет? Не дай Аллах – одного из пешаварских раисов. А те, судя по всему, намереваются жить долго…

– Значит, ты не любишь мунафиков. Это хорошо, мне нужны такие люди. А что ты скажешь про тех, кто дал клятву и предал?

– Скажу, что Аллах приготовил для них огонь.

– Воистину, это так. А ты готов поверить мне, если я назову тебе этих людей?

– Ваши слова, эфенди – слова мудрого и правдивого человека…

Бригадир удовлетворенно кивнул

– Твои слова наполнили мою душу радостью. Долгие годы я смотрю на ожиревших пешаварских раисов, и думаю – неужели Аллах столь терпелив, что до сих пор не покарал их? А теперь я вижу, что помимо муртадов и мунафиков, только благодаря которым мусульмане не могут изгнать проклятых шурави с принадлежащей мусульманам земли есть и люди, готовые без раздумья принять шахаду ради установления таухида[72] здесь и в других местах, где он будет установлен рано или поздно волей Аллаха. Когда завтра вы пойдете в бой – Али покажет тебе тех кто предает. Будь осторожен. Мунафики не должны понять, что ты знаешь про них, иначе они убьют тебя, и ты не сможешь свершить трижды заслуженную ими кару. Если их убьют шурави – что ж на то воля Аллаха и не нам противиться ей. Если же нет – позаботься, чтобы ни один из них не вернулся сюда, чтобы продолжать отравлять ядом предательства верную дорогу джихада. Только сделай это так, чтобы никто ничего не заподозрил, пусть все думают, что они пали в бою с шурави. Ты сделаешь это?

– Аллах свидетель, я сделаю это, эфенди.

– Помни свою клятву и не уподобляйся предателям. Если Аллах не дарует тебе шахаду в этот раз – возвращайся, и я заберу тебя с собой…

Когда за окрыленным – он думал что все раисы предатели и предали джихад, но нет, есть оказывается и честные – закрылась дверь – в кабинете, в котором состоялся разговор открылась еще одна дверь, до того неплотно прикрытая и в комнату вошел еще один человек. Тот, которого звали Усама Бен Ладен.

– Аллах свидетель, вы с каждым днем все искуснее толкуете Коран, бригадир, скоро вы станете настоящим моуллави.

– Увы, у меня нет религиозного образования, только военное. Однако… с этими только так и надо. С ними бессмысленно говорить о государственных интересах. Но хорошо то, что они выполняют работу, которую иначе пришлось бы выполнять солдатам нашей армии.