Читать книгу Падение с яблони - Александр Алексеев - Страница 5
Часть первая
Кто-то во мне сидящий
2. Бурса
Оглавление15 января. Пятница.
Мое училище, которое мы называем бурсой, – это массивное четырехэтажное здание мрачно-серого цвета. И, несмотря на большие светлые окна, от него все-таки попахивает чем-то тюремным.
Каждый этаж рассечен пополам длинным прямым коридором, по которому так и хочется разогнаться и пробежать с ветерком. Однако не делаешь этого по двум причинам. Во-первых, рискуешь быть сбитым внезапно открывшейся дверью, что случается и при ходьбе. Во-вторых, если зазеваешься, можешь прямехонько вылететь в окно, которым обрывается коридор. И такое бывало.
Есть и еще две причины, чтобы не носиться по бурсе сломя голову. Это «Правила для учащихся», размноженные на каждом этаже, и наш завуч Федор Петрович, который на этих «Правилах» помешан.
Самый неприятный этаж – третий. И нормальный учащийся старается его обойти. Там располагается неприятельский штаб – учительская. А также кабинет директора, которого, несмотря на уважение, наш брат старательно избегает.
Любимые этажи – первый и четвертый. На первом находится столовая, манящая своими запахами. На четвертом – спортзал и медпункт, где можно вволю побеситься и взять освобождение от занятий. Второй этаж – сплошные аудитории и библиотека. И мне он со своим книжным запасом как-то более по душе.
Из двух лестничных клеток, расположенных по торцам здания, только одна функционирует полностью и постоянно. Другая – лишь со второго этажа по четвертый. Площадка на первом, где законсервирован запасной выход, образует тупиковый отросток – единственное бесконтрольное место. Здесь не ступает нога преподавателя, за исключением завуча. И девчонкам тут нечего делать. Для них это открытая непристойщина. Стены изодраны до кирпича и расписаны сортирным фольклором, потолок закопчен спичками и заплеван. Здесь стоит неистребимый запах мочи и табака. Зимой на переменах здесь толпится половина всех курильщиков. Все самое захватывающее происходит здесь. Здесь выясняют отношения, идут разборки, здесь квасят носы и воспитывают новичков. Здесь местные собирают оброк с неместных. Здесь вторая жизнь бурсы.
В нее я еще не включился.
Наша группа отборная в прямом смысле. Отобрана из лишних людей не только в девятнадцати других группах, но и в нескольких других учебных заведениях. Однако порядковый номер ее почему-то второй.
Всего нас двадцать человек, из которых две девчонки – Настя Дранченко и Вера Калмыченко. Обе из одной кубанской станицы, но так не похожи друг на друга, будто притащили их сюда с разных концов света.
Настя – чистая кобыла, палец в рот не клади. Смешливая, веселая, пышущая здоровьем и энергией. Красавицей ее не назовешь, как и французского актера Фернанделя, на которого она здорово смахивает. Однако тело у нее не по годам – прямо руки чешутся. Повалить ее, помучить – одно удовольствие. Что, собственно, наш брат частенько и проделывает.
Верка похожа на нее только тем, что тоже не красавица. Лицо ее здорово портят тяжелые старушечьи очки. Что касается фигуры, видимо, в младенчестве ее неправильно пеленали. Получилось этакое полено на полусогнутых ногах. И если к этому добавить ее природную безвкусицу, тупость, угрюмость, покорность и чрезмерную стыдливость, то, честное слово, девчонку можно пожалеть.
Не знаю, какая из перечисленных черт больше всего приглянулась группе, но Верка в первый же день была избрана комсоргом. И теперь бедняжка добросовестно собирает с нас взносы, вызывая раздражение даже у своей единственной подруги.
Друзей пока нет. Чаще всего провожу время с Юркой Хайловым. Он тоже станичный, кубанский. В Таганроге живет на квартире у какой-то бабки. С ним еще трое наших. Все в гости приглашают, выпить предлагают. Думаю, за этим дело не станет.
Хайлов – большой любитель выпить. Но курильщик он вообще страшный. Наверное, и засыпает с сигаретой в зубах. Такое впечатление, что всю жизнь ему это запрещали. Любит еще поговорить о девочках и зубы при этом поскалить. Тут уж я ему прекрасная компания.
Эх, девочки-девочки! О них мы только и говорим. Хотя в основном с плохой стороны, но без конца о них. Предмет бы нам такой – девочковедение. Вот бы успеваемость была!