Читать книгу Падение с яблони. Том 2 - Александр Алексеев - Страница 26

В обед подходим с Сопилой к бурсе. Осторожненько так подходим, чтобы не нарваться на мастачку. Потому что задумали грешное дело – закончить трудовую неделю еще одним прогулом. И вдруг навстречу Лариса Васильевна!

Не видел ее с последнего экзамена. И наверняка бы не умер, если бы не видел ее еще сто лет.

Она двигалась по другой стороне улицы, не одна. В сопровождении своего чичисбея. Я сделал вид, что не вижу ее. И тут же услышал:

– Соболевский, иди-ка сюда!

Я остановился, посмотрел на нее и послал ей радостную улыбку. Затем любезно поинтересовался, зачем это вдруг ей понадобился еще один мужской объект.

– Иди сюда быстро! – повторила она со строгостью, которой позавидовала бы мастачка.

Я понял, что речь пойдет о Данте. И, дав Сопилкину знак следовать за мной, перешел дорогу.

– Ты когда принесешь книгу, Соболевский? – начала она.

– Здравствуйте, Лариса Васильевна! – отразил я атаку.

Ее обожаемый торчок отошел в сторонку и, приняв позу терпеливого ожидания, волчонком покосился на меня.

– Учти, Соболевский, – продолжила англичанка, совершенно напрасно буравя меня глазами, – я приеду к тебе в Дарагановку! Сама приеду! И завтра же!

– Приезжайте, Лариса Васильевна! Вы же знаете, я всегда рад вас видеть.

Ей очень хотелось сказать мне что-нибудь убийственное. Может быть, даже зубами вцепиться в лицо. Но сдерживающий фактор стоял за спиной. И тоже, кстати, сопел от возмущения. Наверняка ему хотелось проявить себя.

Она проговорила с умеренной строгостью:

– Ко мне можешь приходить в любой день. Ты знаешь, где я живу. В училище я бываю три раза в неделю.

– Хорошо, Лариса Васильевна. Я, правда, бываю всего один раз, но ничего, думаю, когда-нибудь встретимся. А за книгу не беспокойтесь! Я отношусь к ней бережно. Как к женщине.

Она была в замешательстве. Тот, за спиной, ей здорово мешал.

И я повернулся, чтобы уйти. И вдруг услышал его голос:

– Ну, ты понял, что тебе сказали?!

Словно это я был первогодкой, а он уже заканчивал бурсу! Меня как обухом огрели по башке. Чуть не задохнулся от взрыва чувств. И, наверное, поэтому не смог ничего сказать.

Некоторое время я смотрел на него округленными глазами. Смотрел на его ровный пробор, аккуратно уложенные волосы со следами расчески, на его молочное лицо и на черненький пушок над верхней губой, из которого он, видимо, спешил оформить усы. И он потянул меня к себе. Я подошел, взял его за локоть и тихонько сказал:

– А кто тебя просил совать сопливый нос в чужой разговор?

С этими словами резко развернул его и что было силы врезал коленом под зад. Молодец отскочил на несколько шагов и выронил из рук свой пузатый портфель.

– Соболевский, прекрати! – закричала англичанка.

Но в голове уже громко стучали молотки. Стучали гневно, с нарастающей силой.

Мальчишка в растерянности кинулся поднимать портфель, но потом передумал и бросился на меня. Махнул раза два в воздухе неуклюжими руками и раскрыл свою физиономию для удара. И я ударил. Сильно и точно, от всего сердца.

И он буквально сковырнулся. Перелетел через стриженый кустарник, упал и тут же вскочил. Волосы его безобразно взлохматились, молочное лицо окрасилось розовым, из одной ноздри вытекла капелька крови.

– Соболевский, прекрати, я сказала! Прекрати немедленно! – где-то вдалеке продолжала кричать англичанка.

Но меня уже охватила дрожь, в глазах поплыла рябь, голова превратилась в одну большую наковальню.

– Теперь ты понял, как обучают правилам хорошего тона? – сказал я пацану, который в полной растерянности метался за кустами.

Он шмыгнул носом и окрысился:

– Не понял! Не понял!

И я тут же достал его через кусты. Сильнее прежнего. Он рухнул навзничь на перекопанный газон. И на этот раз поднялся не скоро. От агрессивности его не осталось следа. На лице был только страх.

И я сказал ему почти доброжелательно:

– А теперь, козлик, постарайся обходить меня стороной. Буду бить тебя при каждой встрече.

И больше не смотрел на него.

– Соболевский!.. Я этого так не оставлю! Я заявлю в милицию! Ты за это ответишь! – все еще орала англичанка.

– Заткнитесь, Лариса Васильевна! – сказал я с такой злобой, что она тут же заткнулась.

Не глядя на нее, я тронул Сопилу за плечо, и мы пошли прочь.

– Молодец, Леха, молодец! – восторженно твердил по дороге Сопилкин. – Я бы его вообще убил!..

Неприятная дрожь долго не проходила. И я молчал. А кто-то сидящий во мне радостно аплодировал.