Читать книгу Пять пьес - Александр Амфитеатров, Александр Валентинович Амфитеатров, Александр Валентинович Валентинович Амфитеатров - Страница 7

Здорово, сват!

Откуда?

Посылал

Надежа-князь набить гусей и уток

К вечернему столу.

Иль y него

На то иных людишек не случилось,

Что беспокоит он богатыря?

Гостям почета больше.

Вот где гости

Сидят мне эти!

Да, пора бы им

И ко дворам по добру, по здорову.

Княжая служба мне не тяжела,

Охочь я рыскать с луком и стрелами

По заводям, да было б для кого.

Как для кого? Княгинюшка похвалить.

Она? меня? Ну, нет. Она семь лет

На нас с тобою смотрит исподлобья.

Не будь я князю друг и побратим,

А ты, Добрыня, дядя, – наши очи

Давно бы в чистом поле воронье

По милости княгинюшки клевало.

Как волка ни корми, он в лес глядит.

Была она варяжкой и осталась.

Да, скаредным охотничьим посылом

Не иначе, как ей обязан я.

Припомнила, как этому бродяге

Ингульфу, гостю милому её,

Я кушаком крутил к лопаткам руки

В детинце Полоцком: вот и казнись

За старые грехи! кого обидел,

Тому и поработай.

Мой племяш

С Рогнедою совсем утратил разум:

На белый свет глядит сквозь бабьи пальцы

И бросил нас, своих богатырей,

На жертву женской прихоти. Кто в честь

Войти сумеет y Рогнеды, князем –

Хорош иль нехорош, забыт не будет.

Рогнеде поклонись, и полезай,

Толкая локтем старших, в красный угол.

Богатырям поклон.

Тебе челом.

Доколе же терпеть-то нам, бояре?

А что?

Мишату знаешь?

Как не знать!

Приятели.

Его казнят.

Ты шутишь?

До шуток ли?

Как так? за что, про что?

рассказывай!

Княгиню разобидел

Наш богатырь. Не по сердцу ему

Пришлись обычаи гостей, варягов:

Что, нам едва ответив на поклон,

Они гурьбою жмутся в красный угол:

Что с князем будто с ровнею своим,

Свободно слишком шутят, а с княгиней

Того еще свободней; что она.

Столь гордая для нас, пред ними гнется,

Как на лугу зеленая трава

Пред ветрами, внучатами Стрибога.

Он обругал варягов, не стерпел.

А за варягов на него княгиня.

Он и княгинь тоже сгоряча

Сказал словцо. Княгиня князю в ноги.

И вот стоит Мишатушка теперь

Среди двора, с ярмом на белой шее,

А перед ним досужий берендей

Натачивает ножик, чтобы горло

Перехватить ему.

Тому не быть!

Я упрошу, умилостивлю князя.

Нельзя своими жертвовать варягам

И баб обозлившейся. Добрыня. Ступай!

Авось, тебе помогут боги.

Худо, Вышатушка!

Чего уж хуже!

Князь

Сегодня так расправится с Мишатой,

А завтра и до нас дойдет черед.

В руках богов – и жизнь, и смерть.

Ну, боги

Богами, а не лишнее и нам

Самим подумать, да поостеречься.

Пора сломить Рогнедину гордыню,

Довольно князь Владимиром[14] владеть

её красе.

Что ж? извести?

Опасно.

Виновных князь сумеет розыскать

И приласкать по-своему. Рогнедой

Пускай он утешается покуда,

А мы ему тем временем найдем

На смену ей красавицу другую.

Эх, мало ль y надежи-князя баб?

Не удивишь его! Из целых сотен

Ласкательниц, Рогнеда лишь одна

Смирить сумела нрав его железный

И оседлала князя, что коня,

И села, и поехала… Конь добрый,

А путь-дорога гладкая: скачи,

Куда глаза глядят!

Мы в этом беге

Ее с размаху выбьем из седла.

За племяшом внимательно слежу я.

Рогнеда величавостью своей

Владимира[15] совсем захолодила.

А он веселый князь, ему тепла

И света подавай! К нему варяжка

Ласкается змеиной хитрой лаской,

Разлакомит, разнежит, а потом

И шепчет в уши князя лжи лихия,

Опалы вызывает клеветой,

Ломать исконные порядки учить

И хочет Киев наш не то в Царьград,

Не то в притон варяжский переделать.

Владимиру[16] по-своему пожить,

Без спроса бабьего, давно охота,

Да совестлив некстати он.

На-днях,

В Вышгороде он был y прежней хоти,

Покинутой Мальфриды.

Навестил

Грекиню тоже, матерь Святополка,

Что в Родне полонили мы, когда

С покойным Ярополком воевали.

Да, посмотреть поближе, чуть ли ты

Не прав выходишь, и ковать железо

Нам надобно, покуда горячо.

Эге! сам князь идет сюда с Путятой.

Заспорили!..

Путята, ни за что!

Помилуй, князь!

Когда стрела Перуна

Ударит в дуб, ему уж не воскреснуть,

А гнев мой – тот же гром.

Но ведь Перун

Не наобум, с разбором посылает

На землю пламя молнии своей.

Оно метла, которою из мира

Громовник зло метет, а ты добро

Задумал вымести.

Не тронь Мишату,

Без разума его ты осудил:

Нет y тебя слуги его вернее.

И ты ворчишь?

Да как же не ворчать,

Коль стали y тебя дешевле репы

Богатырей головушки?

О, князь!

И я прошу: коль согрубил княгине

Мишата, с глаз долой его ушли,

Но не казни.

Пусть с белоглазой Чудью,

Или с Литвой порубится. Авось

Научится учтивости в изгнанье.

Мужик простой Мишата: не привык

Сгибать сегодня спину перед теми,

Кого вчера приказывал ты бить.

Он думает: варяг, так, значит, ворог

А с ворогом короток разговор:

За ворот, да и о земь! Не домыслил,

Пустая голова, что уж давно

У нас варяг из грязи вышел в князи

И милости твоей дороже стал

Богатырей-дружинников.

Эй, дядя! Шути, да осторожней.

Я старик,

Из лет учебы вышел. Как умею,

Так говорю.

Тебе охота мною

По-прежнему, по-молодому, править,

Пути мои приказывать.

Где нам!

Мы на гудках варяжских не горазды,

Ты ж под свирель славянскую не пляшешь.

Есть y меня свой ум. Ты при себе

Советы береги, покуда спросят,

Я из пеленок вышел.

И в фате Рогнединой запутался.

Добрыня!

Что ты кричишь? Дружина правду скажет.

Мы братья по оружию с тобой,

Но, если ты неправдой жить задумал,

Так отпусти заранее меня

Из Киева! Мне новые порядки

Не понутру, а y меня язык

Еще быстрей Мишатина. Пожалуй,

От топора и я недалеко,

А жалко мне головушки удалой.

И я уйду.

Куда это?

На свете

Не мало места. Хоть бы и в Царьград.

А то в степи заставой богатырской

Заслоним Русь от диких печенег.

Живи себе с варягами!

Да, полно!

Безумные вы что ли?

Нет в уме,

За тем-то и уходим.

Али мало

Вы жалованы мной? аль не дарил

Я вам цветные платья? али чарой

Вас на пирах веселых обносил?

И сыты мы, и пьяны, и одеты,

Но яства дорогия, сладкий мед

И платья византийские не могут

Свободы заменить…

А вы свободу

Даете мне, крамольники?!

Стыдись!

Кого корить решаешься крамолой?

Я пестун твой и дядя!

Я твой брат!

Я твой слуга от самой колыбели!

Пойдем, друзья. От ласкового князя

Мы почести дождались по заслугам!

Хоть головы руби, а мы тебе

Не слуги больше!

Стой, Путята… дядя!..

Опомнитесь!

Прощай, надежа-князь!

Упорен я, а вы меня упрямей.

Без богатырства не останусь я,

На ваше место тысячи найдутся

Охотников, да жаль мне вас: привык!

Ин, помиримся. Так и быть, Мишате,

По-вашему прошению, дарю

Обратно буйну голову. Но знайте:

В последний раз потворствую я вам!

Ступай, вели освободить Мишату,

Но чтоб сегодня ж был он за Днепром!

Не выедет, пусть на себя пеняет:

Увижу завтра, голову долой!

Спасибо и на том!

Вот и победа!

Рогнеда не простит нам.

А пускай!

Пойдем и мы с изгнанником проститься

И выпить по расстанному ковшу.

Не верю я, не может быть!

Однако

Я слышал сам.

Мишату он не мог,

Не смел простить…

О, муж мой, князь великий!

Я так ли слышала? живет Мишата

И будет жить?

Преступного Мишату

Я не простил, но заменил ему

Изгнаньем смерть.

Так это правда? Боги

Великие!

Напрасно, добрый князь.

К преступному Мишате снисхожденье

Признанье справедливости его

Постыдной лаи.

Слышишь ли, Владимир[17],

Что говорить Ингульф? И повторить

Сегодня же весь Киев эти речи.

Рогнеда…

Как! пред целою гридьбой

Он выбранил меня, свою княгиню,

Твою супругу, Рогволода дочь,

И ты щадишь язык его бесстыжий?!

Он звал меня распутной чужеземкой,

Волчицей, к пришлым льнущею волкам, –

И ты щадишь!

Довольно для него

Изгнания.

Но разве наказанье

Изгнание Мишате? Честь и милость!

Какой не рвется в степи богатырь

Пополевать и плечи порасправить

С кочевниками дикими в боях?

Богатыри другие бьют годами

Тебе поклоны: только отпусти

Их погулять хоть месяц по пустыне!

А ты Мишату в степи посылаешь!

Сумел ты грозным быть!

Нельзя казнить Богатырей.

И то ворчит дружина,

Что воли нет ей…

Оскорблять меня?

Я знаю хорошо: они бы рады

Меня в муку стереть. И мною ты

Им жертвуешь, Владимир! Если чести

Моей не жаль, так пожалей свою.

Ведь ты и я одно, ведь я считаюсь

Женой твоей, я мать твоих детей!

За что на смех твоим богатырям

Меня ты выдал, бедную?

Довольно.

Не расточай напрасные слова.

Однажды изменить свое решенье

Я мог еще, но каждый миг менять, –

То казнь прощеньем, то прощенье казнью

Ни князя, ни мужчины не достойно.

Мне жаль, что я Мишату пощадил,

Но я дал слово, это слово твердо.

Оно не струг днепровский, я не руль,

Чтобы верить его по произволу:

То под рукой Добрыни и Путяты,

То под твоею.

А… так вот кому

Позором я обязана?

Ты слишком

Разгневалась. Поди и успокойся.

И рад бы угодить, да не могу.

Так не сердись на мужа на прощаньи

Я приказал коней седлать.

Ты едешь?

Куда?

Не бойся не в далекий путь,

Пора мне мать проведать,

Давно старуха ждет…

Но на дворе

Уж сумерки…

Мне путь осветит месяц.

На завтра я к обеду возвращусь.

Прощай, Ингульф!.. А ты, душа Рогнеда,

Досаду разгуляй свою и завтра

Повеселее мужа привечай.

Что это значить? В третий раз к Малуше

Он едет в этом месяце.

Княгиня!

С Малушей ты в ладу живешь ли?

Нет.

Когда же y славян свекровь с невесткой

Живут в ладу? Она мой злейший враг.

И князя ты к старухе отпускаешь?

Не мальчик князь, свою имеет волю.

И как я смею сыну запретить

С родной видаться матерью?

Над ним

Имеешь ты немного власти.

Кто же

Сильней меня?

Да хоть бы тот, кто мог

Из лап y смерти выхватить Мишату.

Добрыня?

Не один он. За спиной

Его стоить славянская дружина.

Колокола слыхала ты? Так вот

Такой же колокол – дружина князя,

А дядюшка Добрыня в нем язык:

Ударит он, и зареветь дружина

И князя оглушит, перепугает

И с толка зычным голосом собьет.

Они меня, как язву, ненавидят…

Пусть ненавидят, только бы боялись!

Ты видишь: не боятся.

Странно мне!

Недоброе творится что-то с князем…

То он в гостях, то судбищами занят,

То на охоту едет он, отказом

На просьбу мне ответил; между тем

По-прежнему ко мне и добр, и ласков.

Тут козни есть какие-то, но кто

Построил их? откуда дует ветер?

Мне не понять и не придумать!

Да?

А дело дня весеннего яснее.

Наскучила ты князю. Ищет он

Другой себе забавы.

Полно бредить!

Не променять ему ни на кого

Меня, мечом не дешево добытой

В честном бою.

Ты странно говоришь!

Другой, не я, подумал бы, пожалуй,

Что ты своей судьбой довольна…..

Я?!

Что ты спала и видела в девицах

Женою быть Владимира[18].

Ингульф!

Что Полоцк свой и старца Рогволода

Растоптанный насилием венец

Ты принесла приданым в честном браке

Любимому супругу своему;

Что ты забыла клятву правой мести

Великим нашим данную богам…

Да ты богов-то помнишь ли?

Кто право

Дал говорить тебе со мной так дерзко?

Любовь моя, во-первых; во-вторых,

Тобою неисполненная клятва,

В которой я товарищ и участник.

Ты долга незаплаченного гнет

Легко выносишь, думать позабыла

О тягости его, а мне горой

Он каменной на плечи навалился.

На Полоцком разгроме ты в меня

Могучий дух вселила – дух жестокий,

Бездействию враждебный, неустанно

Живого дела ищущий. Не слов,

Не замыслов он требует, а жертвы.

Довольно языком и головой

Трудились мы, – пора руками работать!

К чему спешить?

А ждать чего нам?

Время Святую месть, как вызревшую рожь,

Пожать с давно посеянного поля.

Не для того из Норики далекой

Пришел Ингульф, чтобы справлять пиры,

Соловушек-баянов слушать песни

И князю льстить!

Вернее лести нет

Оружия…

Тупится слишком скоро

Ты сама, княгиня,

Тому примером. Верь или не верь,

Но князь совсем от рук твоих отбился,

И быть тебе в опале неминучей –

Забытою, отвергнутой женой.

Опять о том же речи ты заводишь!

Что выведал? что знаешь? говори!

Богатырей спроси, каких красавиц

Надежа-князь ласкает y Малуши?

Что?!

Расспроси княжих богатырей.

Стой!. Слышала и поняла…

Не верю!..

Не может быть! не может быть! ты лжешь!

Не забывайся, женщина!

Клевещешь!

Обманщик ты, Ингульф!

Еще впервые

Такое слово слуха моего

Коснулось безнаказанно!

Куда

Глаза мои глядели? Эти уши

Что слушали?.. Прости меня, Ингульф!

Себя не помня, молвила тебе я

Нечаянные дерзкия слова.

Твою я правду знаю.

Но, может быть, ты сам обманут?

Нет

Я сведения точные имею

И, если мало сказанного мной,

Еще прибавлю. Ведомо ль тебе,

Что снова князь своих старинных хотей

Стал навещать?

Семь лет, семь лет, семь лет

Стыда такого не было!..

С грекиней,

Покойного супругой Ярополка,

Проводит он свободные часы

Во множестве, в задумчивых беседах

О странных тайнах византийской веры

В распятого евреями раба…

О глупая! надменная! слепая!

И я не знала ничего!

В себя

Ты слишком много верила.

И разом

Ты эту веру умертвил во мне!

Семь лет!.. Семь лет!..

С любовию княжой

Ты ничего не потеряла.

Будто?

Ты думаешь? Ха-ха-ха-ха!

Опомнись!

Что помнить мне?

Ты клялся, ты мне брать

И друг… нужна мне помощь: выручай же!

Что предпринять, что делать, говори!

Я растерялась, спутаны все мысли…

Семь лет… семь лет!

Послушай, y меня

С собой в ладьях сто воинов, да следом

Ведет Гаральд лесами, по Днепру

Еще другую сотню потаенно

От глаза человечьего. На завтра

Змея варяжской рати проползет

В Гореничи – и мщение свершится.

Так скоро?!

Я с храбрейшими в ночи

Ударю на Владимира[19] дружину:

За ужином покрепче подноси

Меды им завтра… Но убит всех прежде

Князь должен быть.

Ах!..

Лишь только удалось бы уничтожить

Нам пастуха, а стадо разбежится.

Мы Изяслава, сына твоего,

Объявим князем.

Малого младенца?

Шесть лет ему…

Опекою твоей

Он крепок будет.

А народ что скажет?

Что? Промолчит.

Народ y вас глупец, –

Его удел благоговеть пред силой,

Удаче покоряться.

Страшно мне!

К твоим устам нейдет такое слово.

Кому же ты поручишь совершить

Убийство… о, какое слово!..

Кто же

Достойнее тебя подобной чести?

Я?.. я должна?

А почему бы нет?

Он завтра y тебя ночует. Трудно ль

Покончить сонного?

Я не хочу!

Я не могу поднять руки на мужа,

Отца моих детей!

Я так и знал!

Где ж стыд, где гордость y тебя, Рогнеда?

Тебя зовет священный долг, а ты

Робеешь пред насильником и цепи

Невольничьи супружеством зовешь!

Семь лет туманный призрак Рогволода

По полоцким развалинам блуждает

И мести ждет… О, дай ему уснуть

Спокойно под лесным его курганом!

Ах, как давно все это было…

Это

Весь твой ответ?

Я не могу, не смею… Я не хочу!

Взгляни в мои глаза!

Оставь меня!

Взгляни!

Оставь!

Ты любишь

Его, несчастная!

Нет, нет!

Не обмануть тебе меня! Я начал

Давно подозревать тебя.

Неправда!

Верна я клятве…

Так сверши ее.

О!..

Замолчала ты?

В какую пропасть

Ты увлекла меня, святая месть!?

Да! Месть свята настолько же, насколько

Грешна любовь бесчестная твоя!

Любовь?! Ингульф! Ингульф!

Не отрицай!

Тебя люблю я… Любящие зорки,

К несчастью! Измученное сердце

Подсказывает правду их глазам.

Ты вырвать y меня признанье хочешь

Насильем?

Твой вопрос само признанье!

Слова твои мне пытка.

А мои

Сомнения тяжелее всякой пытки.

Да будет же по-твоему, упрямый

И грубый человек. Да, я люблю.

О, духи вечной ночи!

Злобы семя

Усердно я в душе своей ростила.

Ха-ха-ха-ха! А выросла любовь?

Когда засеет поле земледелец

Пшеницею, то урожая ждет

Пшеницей же.

Но кто же помешать

Тому сумеет, чтобы в желтом пол

Колосья не обвила повилика.

Не рос лиловый куколь, василек

Звездою синей не сиял? Не люди,

Но боги сеют их!..

Лжешь! Злые духи!

Пусть будет так. Мне; все равно, откуда

Взялась моя любовь, но есть она,

И нет над нею власти.

Злое семя

Из сердца с корнем вон!

Тогда все сердце

Придется вырвать.

Любишь ты его!

Зачем же я здесь? Я? Глупец! Я думал,

Что, мученица долга, слезы льешь

На лож ты насильничьем, что давит

Тебя, как цепь, обязанность притворства!

И полетел к тебе я, как орел

На выручку пойманной орлицы,

И вот кого нашел!.. Передо мной

Господской лаской сытая рабыня,

Наложница, счастливая позором!

И ты Рогнеда?

Я была Рогнеда.

Зовусь я Гориславою теперь.

Жена и мать, люблю отца и мужа.

Двух сыновей вскормила я ему

Своею грудью, а они, быть может,

Платя мне за рождение свое,

За материнский труд, за дни и ночи

Заботы неусыпной, напитали

Любовью сердце гордое мое.

Притворство правдой стало. Все смешалось

В душе моей и ненависти старой

Заветный долг, и новая любовь.

Ингульф! Ингульф! я молода… а разве

Любви не стоит он, мой богатырь,

Мой князь?.. О, не кляни!

Не подобрать тебе таких проклятий,

Какими я сама себя казнила,

Когда чад страсти проходил, когда,

В просонках пробужденного сознанья,

Являлся мне отец мой, Рогволод,

В разрубленной кольчуге, с гневным взором,

Сурово мне грозящим…

Конунг мой!..

Да! он грозил мне… мертвою рукою

Указывал на сотни привидений,

Летящие за ним, с протяжным воем:

Отмсти!.. Отмсти!..

Такие же, как ты!

В глазах одно и то же выраженье,

Одни и те ж проклятья на устах.

Что ты пришел? что грозным судиею

Передо мной стоишь теперь?.. Уйди!

Ты долго ехал: стал живой Владимир

Милее мертвых мне за это время.

Убить его – себя убить!

Когда

Не хочешь ты отмстить за Рогволода,

За самое себя отмсти, а боги!

В одно сведут с Владимиром[20] твой счет.

Смотри, как слабы, нежны эти руки…

Чего от них ты хочешь!

Мало ль зла

Творится в мире нежными руками.

О, верный мой Ингульф! не надо крови!

Оставим Киев! Ты меня умчишь

В ладье своей под небеса другие,

Родимые и дружеские нам,

И страсть моя в разлуке истребится,

И жизнь, быть может, улыбнется нам

По-новому…

Куда ж умчать прикажешь

Тебя, моя красавица? Туда ли,

Где скальды бородатые, бродя

Из веси в весь, поют под звуки арфы

Про честную погибель Рогволода

И про измену дочери его?

Ты проклята на родине.

За морем

Не мало стран счастливых…

Как тебя,

Клятвопреступницу, на борт возьму я?

Потопить нас неистовая Рана,

Тор молотом корабль мой разобьет!

Наложница Владимира[21] не стоить,

Чтоб жертвовал собой варяжский викинг

С дружиной богатырскою.

Увы!

И людям я, и небу ненавистна,

И духи зла смеются надо мной…

Вот нож, возьми!

Он руки жжет…

Возьми!

Тебе он завтра ночью пригодится.

Возьму, но ничего не обещаю. Запомни это!

Время есть еще

До ночи завтрашней тебе обдумать.

Убей!.. и нож мой, кровью освященный,

Брось из окна. Мне будет это знаком

К восстанию. Всю ночь я буду ждать…

Теперь прости! Мне тяжела беседа.

Печальные признания твои

Упали мне на душу, будто молот

На наковальню звонкую, и глухо

Гудит под их ударами она!

Учите ж вы меня, святые боги!

Путем, желанным вашей мощной вол,

Мою ведите руку, мысль мою

В угодный вам поступок воплотите!

Мои дела сомнительны и трудны,

Мой разум темен, страсть моя сильна.

На злобные загадки хитрой жизни

Не в силах я ответить!.. Пусть несет

Меня судьба, как мчат Днепра стремнины

Покинутую кормщиком ладью.