Читать книгу Корректировщик - Александр Аннин - Страница 4

Бабушка жила долго, упрямо, и у Алексея выработалось своего рода поверье: пока она жива, с ним все будет только хорошо. Иначе и быть не может, раз старушка внушала это ему с самого детства!

В 17 лет Матушкин поступил в Московский авиационный институт, закончил его – правда, не с отличием, но с вполне достойными оценками. Приехал к бабушке, хвастал дипломом. «Это ты что же теперь, летчиком будешь?» – в который раз интересовалась она.

Алексей тушевался… Ну как объяснить ей, что он всего-навсего будет сидеть в конструкторско-технологическом бюро и получать невесть какую зарплату непонятно за что?

Но и эта невеселая перспектива вскоре стала представляться ему чуть ли не Парнасом, да еще и с Олимпом вкупе: работы по специальности для Матушкина не нашлось. Бывшие однокурсники Алексея давным-давно торговали на рынке, ездили «челноками» в Турцию и Эмираты, а кое-кто, удачно женившись, уже владел собственным бизнесом или сидел в банковском офисе.

Но для сироты, пусть даже и не казанской, а московской, эти варианты были трудноосуществимы. Кроме, разве что рыночной торговли, но эта сфера деятельности (вполне, кстати, почтенная во все времена) почему-то претила душе Алексея.

Безысходность положения отчасти была скрашена получением однокомнатной квартиры в Южном Чертанове. Как ни странно, какие-то социальные программы в стране еще действовали, причем иногда, в счастливых случаях – даже для простых смертных. «Тебя, Алексей, удача посетила, как корова языком по макушке погладила», – говорили Матушкину в Егорьевске.

Бабушкина уверенность, что у Алексея будет все хорошо, каким-то чудесным образом воплощалась в действительность с неотвратимостью пророчества. Как-то вечером он возвращался в свою квартиру после безуспешных толканий по отделам кадров, и его остановил милицейский наряд для проверки документов. На чеченца русоголовый, слегка веснушчатый Матушкин ну никак не походил, и потому впоследствии называл то странное задержание «судьбоносным».

Постовым что-то не понравилось в паспорте Матушкина, а, может, они просто замерзли, и нужен был хоть мало-мальский повод для того, чтоб заявиться в теплый райотдел… Алексея доставили в милицию – для выяснения личности. Здесь его радушно приветствовал слегка поддатый грузный майор Зотиков: у него аккурат был день рождения. Обругав задержавших Алексея «дармоедов», майор заговорил с Матушкиным «за жизнь»:

– Безработный, говоришь? Авиатор, говоришь? Ну-ну… Сейчас, брат, на гражданке – не жизнь. Или воруй, или побирайся. Иди лучше к нам, и заработки нормальные, платят вовремя, и отпуска хорошие, льготы… Знаешь, надоела лимита, а ты хоть и детдомовский, но свой, москвич. И жилье тебе не нужно. В армии служил?

– Нет, – понурился Алексей, которому вдруг начала нравиться неожиданная перспектива. – Но я на сборах был, лучший стрелок курса!

– У тебя, стало быть, военная кафедра была, и тебе сразу погоны приходится вешать, – задумался майор. – Какое звание?

– Лейтенант.

– Оперативником в районный угрозыск пойдешь? Ребята там ничего, более-менее толковые, тоже с техническим образованием. Короче, найдете общий язык. Они тебя поднатаскают, объяснят, что и как.

Так началась для Малыша новая, милицейская жизнь. Правда, тогда он еще Малышом не был – это прозвище намертво приклеится к нему только после встречи с Карлсоном. А пока тянулись месяцы нудной, но, в общем, вполне сносной оперативной службы в обычном московском райотделе. Здесь не было, как в МУРе, разделения на специализации – кто свободен, тот и брал новое дело. Независимо от его тяжести или разновидности. Правда, угоном машин занимался все-таки специалист – бывший перегонщик подержанных иномарок.

Про Матушкина почему-то говорили, что, дескать, этот парень далеко пойдет. Чудно! Подобные высказывания в адрес своей скромной персоны Алексей привык слышать с детства то от детдомовских воспитателей и учителей, то от егорьевских соседей, то в институте – от солидных профессоров. На чем зиждилась такая непреложная уверенность старших в успешной карьере юного Матушкина, вразумительно объяснить никто не мог. Уж не на том ли, что взглядом, повадкой и наивностью он смахивал на сказочного Иванушку-дурачка, у которого, как известно, карьера и финансовое благосостояние всегда складывались наилучшим образом?

Через полгода службы Алексея порезали. Ночью в составе опергруппы он выехал на квартирную поножовщину, с разбегу высадил дверь и угодил прямо на перо подкарауливавшего за косяком дебошира. «Ты был прямо как стрекоза на булавке», – мрачно шутили потом коллеги.

В неразберихе Матушкина доставили в ближайшее медицинское учреждение – Научный институт клинических исследований. И, как выяснилось, в том сказался Промысл Божий, у Алексея был поврежден брюшной нерв, а в клинике как раз дежурил сам Иван Иванович Дуров – крупнейший нейрохирург и главный врач этого святилища медицинской науки. Дуров лично корпел над Матушкиным всю ночь и все утро, несмотря на свой почтенный возраст. И опасное ранение обошлось для лейтенанта без видимых последствий.

Но кто мог тогда подумать, что вскоре, через каких-то полтора месяца, насильственная смерть настигнет самого профессора Дурова! Его задушили в собственном кабинете за неделю до Нового Года… Алексей, услышав эту новость в дежурке, не мог поверить своим ушам. Как? За что? Кому мог помешать безобидный нейрохирург, этот любимый всей округой «Доктор Айболит»?

Коллеги прятали от Матушкина глаза, понимая его состояние.

– Сейчас на место происшествия прибывает бригада из МУРа, – сказал Алексею майор Зотиков. – Говорят, между прочим, – он сделал значительное лицо, – что розыск будет вести сам Карлсон.