Читать книгу Главное… Жизнь… «THE MAIN THING… A LIFE…» - Александр АРИСТАРХ Захаров - Страница 5

Моя история началась 1 августа 1985 года, когда я появилась на свет, кому-то на радость, кому-то на горе. Как видите, это случилось во времена СССР, в одном из областных роддомов нашей необъятной страны.

До этого события мои родители жили в областном центре, в муниципальной коммуналке. Провинция наша небогата. И люди в основном были сосредоточены на нескольких предприятиях.

Понять, что такое коммунальная квартира – значит окунуться в тот мир, когда очереди в туалет были большими, комнаты запирались на ключ, а кухня была местом для выяснения отношений жильцов. Много шума, много неприятных запахов, иногда тараканы и мыши. Казарма, где люди пытались жить, но у них это не всегда получалось мирно.

Поэтому, как только предприятие моего отца объявило о раздаче земли за городом и субсидиях на постройку индивидуального жилья, родители незамедлительно покинули коммуналку. Отец сам построил небольшой домик, в котором они и обосновались.

Поначалу они жили довольно скромно. Когда я родилась, затраты на содержание семьи возросли. Период до четырех лет я почти не помню, и мне мало что о нем рассказывали. Единственное, что вспоминается, это постоянные споры родителей, в основном из-за денег, хотя это сложно сказать наверняка. Помню только, что я всякий раз пугалась, когда такие споры возникали. Когда мне исполнилось четыре года, они переросли в серьезные семейные скандалы.

Но об этом чуть позже, для начала я познакомлю вас с моими родителями.

Отец – Александров Александр Дмитриевич – высокий, сильный, широкоплечий мужчина, с голубыми глазами и светло-русыми волосами, очень красивый, к тому же, хозяйственный, с мягким характером и непьющий. На фоне его окружения, которое поголовно состояло из ненавидящих своих жен и детей алкоголиков, он явно контрастировал.

Именно отец занимался мной. Играл, учил говорить, читать, писать. Когда мог, конечно. Он же воспитал несколько основных моих качеств – честность, уверенность в себе и… наивность.

Я ждала его каждый вечер, как будто он приносит с собой праздник. По возвращении домой, я обнимала его и буквально повисала на нем. И каким бы ни было настроение, этот добрый великан всегда давал мне конфетку, брал на руки, обнимал и целовал.

Отец был профессиональным плотником. Он без проблем мог сделать «с нуля» любую мебель или починить сломанную. Минус заключался лишь в том, что с каждым годом данная профессия приносила доход в семью все меньше. Надо сказать, что в провинциях довольно быстро передовики промышленности становились банкротами. А крах 1991 года попросту скосил все. Развал в стране также очень сильно сказался на благополучии и нашей семьи. Потому как, еще до кризиса, чтобы прокормить, одеть и обуть всех отец брался буквально за любую работу. И деньги, в общем-то, были. Только гармонии в семье все равно не было.

Моя мать – Александрова Вероника Сергеевна – женщина невероятной красоты, но с дьявольски невыносимым характером. Удивительно, как одно запросто перечеркивает другое. Она – словно темная сторона жизни, ибо в ней сочетались злоба и раздражительность, лень, коварство и хитрость, подлость, умение манипулировать, а также сильная воля. Словом, она была полная противоположность отцу.

Ее интересовала исключительно она сама, ее выгода в той или иной ситуации, но никак не то, что важно другим. При всем при этом, обладая сильными волевыми качествами, она заставляла всех плясать под свою дудку. В спорах она либо занимала жесткую оборону, либо давила своей волей, как танк. Когда я была маленькой, меня это часто доводило до слез. Иногда она даже била меня, повод ей нужен был не всегда. Но в основном ей нравилось унижать морально. Этим искусством она владела в совершенстве.

Какие-либо дела, связанные с домом, бытом и дочерью «ее угнетали», как она выражалась. Поэтому я удостаивалась ее внимания лишь в трех случаях: когда в чем-нибудь провинюсь, когда матери было необходимо куда-то поехать, а меня было не с кем оставить, либо когда мы ходили в магазин покупать мне одежду. Последнее – единственное, что она любила делать вместе со мной. В остальном, ни внимания, ни, тем более, ласки я от нее не получала. А если лезла сама, нарывалась только на негатив.

С отцом они очень часто ругались. Поводом к ссоре могло стать все что угодно. И при этом отец выжимал из себя все, чтобы хоть как-то заработать, обеспечить семью. Мать же думала лишь о себе, о том, как ей скучно в деревне, об одежде и развлечениях… Словом, о чем угодно, кроме нас.

Случались скандалы, и ситуация все более ухудшалась по мере моего взросления. Когда родители начинали спорить, главным было не попасть под горячую руку! В такие моменты отец ничего бы не сделал, а вот от матери могло влететь так, что мало не показалось бы. Например, в три года, когда я нечаянно встряла, попросив в разгар спора игрушку, я получила такую пощечину, что потом ревела часа два, и навсегда запомнила, как мать впервые проявила агрессию ни за что.

Именно поэтому, с четырех лет меня стали отдавать в детский сад. Этому поспособствовало и то, что отец починил крышу дома воспитательницы. До садика приходилось идти почти сорок минут, он располагался рядом со школой. Позже школу построили ближе.

Когда мама вышла на работу, стало немного спокойнее, хотя теперь она приходила уставшая, иногда работала на дому, и в эти часы в доме должна была стоять гробовая тишина. За провинность наказывали очень строго.

Сначала она работала корреспондентом в городской газете, затем даже стала редактором. Удивительно, но там ее стервозность совершенно не выбивалась из рамок, даже напротив, способствовала успешной работе, отчего ее очень ценили. Однако все заработанные деньги мать пускала на себя и работу. Например, она постоянно покупала новые фотоаппараты, проявители, объективы, бумагу… Однажды даже приобрела пишущую машинку. Она частенько обновляла гардероб. По стилю и изяществу равных ей в ближайшем окружении не было. Все женщины деревни завидовали ей черной завистью, перемывали ей косточки, а она лишь высокомерно указывала им на их место.

Хотя, пожалуй, было несколько вещей, которые она сделала для семьи – организовала проведение электричества, бурение скважины и установку титана в душе, который сконструировал отец. Но, опять же, она занялась этим только потому, что все это в первую очередь было нужно ей.

Наш дом я помню очень хорошо. Он располагался недалеко от проселочной дороги, которая впоследствии переросла в шоссе. За нашим участком был небольшой лес, и речка неподалеку, за лесом. Дом имел два этажа и крохотный чердак. Внизу была моя комната, кухня и кладовая, верхний этаж был разделен на родительскую комнату и коридорчик. Позже отец пристроил несколько террас, так появились гостиная (она же место для занятий и работы), комната для хранения припасов, темная комната (для фотографий). На улице отец соорудил ещё несколько строений, где хранил разный инвентарь. Душ был отдельно.

Окна моей комнаты выходили на поле и лес, а за ним вдали виднелась вершина горы. Вид был просто чудесный. Лишь потом, когда проложили шоссе, отец обнес все плотным забором с калиткой, и вид уже не был таким живописным. Зато мы разнообразили ландшафт, посадив на участке деревья и кустарники. На высокие деревья я часто лазила, и несколько раз падала. Помню, падая, даже сломала несколько веток, и, хотя отделалась царапинами и синяками, но нагоняй от папы получила.

Моя комната была моим убежищем. Одной из ее стен служила задняя часть печи. Комната хоть и не имела замка, но хотя бы позволяла спрятаться во время скандалов или вылезти через окно на улицу. Тут были мои игрушки, которые я хранила в сундуке, книжки на самодельном стеллаже, стул, столик, кровать и вешалка. Вещи хранились в кладовке. Стены были оклеены газетами. Только когда мне исполнилось пять лет, отец наклеил поверх них бумажные обои. Картины на стены я рисовала сама и крепила на кнопки. Один раз я не смогла найти кнопки и «посадила» очередную картинку на клей. Ремня я потом получила, а рисунок так и остался «частью стены».

Лучше всего я помню те моменты, когда папа приходил по вечерам почитать мне что-нибудь. Изначально это были сказки, затем, когда я становилась старше, он читал какую-либо литературу, или просто что-то рассказывал. Обнимал, целовал на ночь… Вспоминаешь и думаешь, насколько это все-таки важно… Тогда это казалось простым, само собой разумеющимся, а сейчас жалеешь, что не можешь этого ощутить…

На большой праздник папа всегда откладывал деньги и старался устроить что-то веселое. Он говорил, что так поступал его отец. Всегда были и подарки, и сладкое, и друзья. Бесились и веселились все. Все… кроме мамы. Она практически всегда абстрагировалась от детей и либо беседовала со взрослыми, не отвлекая нас, либо, подарив подарок, как правило, совершенно глупый и незначительный, просто уходила куда-нибудь. Детское веселье и крики ее напрягали. Исходя из этого, было вполне понятно, что когда она была дома, ко мне в принципе не должны были приходить друзья и подруги, но если они все же приходили, то нам даже в моей комнате следовало говорить шепотом. Поэтому, собственно, со мной переставали дружить, или же просто очень редко заходили в гости. Дети боялись. День рождения или Новый год были единственными праздниками, когда хоть что-то менялось.

Я всегда задавалась вопросом: как же они вообще сошлись, мои родители? Два человека с абсолютно разным мировоззрением, характерами и приоритетами?

Когда я стала постарше, мне удалось узнать лишь то, что история их знакомства и свадьбы сплошь покрыта мраком. Родители крайне редко говорили о своем вступлении в брак как о приятном событии в их жизни. Но, насколько я помню, отец рассказывал мне, что мать в то время приехала из Москвы. Здесь жили ее родители, мои бабушка и дедушка. В Москве она попала в неприятную ситуацию. Поскольку она назад не уезжала и денег не зарабатывала, родители заставили ее рассказать причину приезда, а, узнав о том, что произошло, в наказание выгнали ее с позором из дома, даже без средств к существованию, напоследок добавив: «Вот и зарабатывай этим! И живи, как хочешь!». Дед довольно сильно пил, и в одной из драк с собутыльниками в местной пивнушке он получил бутылкой по голове. От чего и умер. Это все, что мне о нем было известно.

Папа к этому времени уже обратил на мать внимание, пытался завязать знакомство. Долгое время он умирал от любви к ней и молил Господа, чтобы она досталась ему. Еще бы, редкая красотка в таких краях. Парни сворачивали шеи, заглядываясь на нее, даже, если они шли под руку со своими девушками. А она ловко играла с ними, заигрывала, даже иногда специально отбивала парней, чтобы потом позорно бросить.

Он не знал (а может и не замечал), что за внешностью ангела скрывается абсолютное зло. От безысходности в тот день моя будущая мать пошла прочь от дома в слезах. Она не ожидала от родителей такой реакции на свою откровенность, и для нее это был реальный удар. Был уже почти вечер. Неким чудесным образом она направилась именно в ту сторону, где находился дом отца. Он тогда жил со своими родителями в барачной коммуналке, а в тот день был на дне рождения у своего друга. И вот, подходя к дому, он увидел ее в слезах, идущую навстречу. Далее отец всегда прерывался. Он так и не договорил ни разу, что же он сделал дальше и как они поженились. Да и неизвестно, была ли у них любовь. Или ей некуда было деваться, или она просто опять манипулировала.

О свадьбе мне лишь известно, что она состоялась через шесть месяцев после их знакомства, и что фактически прервалась из-за сердечного приступа дедушки со стороны отца. Через месяц мой дедушка умер, ему был всего шестьдесят один год. Он был против свадьбы, но отца остановить не мог. Бабушка продержалась еще полгода, но потеря дедушки очень сильно на нее повлияла. У нее развился рак печени, и умерла она буквально за неделю в страшных муках.

После смерти дедушки, отец устроился на работу на тот самый завод. Знаний, которые передал дедушка, ему было достаточно. Среднего образования, законченного на тройки, тоже. Так они и стали жить. После смерти родителей их зачем-то переселили в другой барак, откуда потом они перебрались в свой дом в деревне. Более мне ничего не известно о жизни своих родителей.

Ах, да… Забыла еще рассказать о моей бабушке со стороны мамы. Ее я впервые увидела в пять лет, когда они с матерью кое-как примирились, дедушка к тому времени уже умер.

Она любила все делать строго по собственным правилам. У нее был свой дом и пристройки. Она была любительницей садоводства и огородничества, а также держала немного скотины. Бесспорно, на ее столе и в запасах всегда были свежие продукты, соления и прочее. Но в ее доме ни шагу нельзя было ступить без соблюдения правил. Как в лагере. Здесь все было строго по расписанию, а потому не оставалось лишней минуты на игры и развлечения. Мало того, если ты не успевал поесть в определенный срок, остатки еды отнимались. Бабушка все знала лучше остальных. Про таких сейчас говорят: «гестапо в юбке». А еще она заставляла меня одеваться в некрасивое сиреневое платьице с цветочками, в котором я выглядела как привидение. Честно говоря, мне больше нравились розовая кофточка и белая юбка, купленные папой. Вообще все, что мне покупал папа, я берегла до сумасбродства, любила носить, но берегла. Вещи, которые покупала мать, были хороши, но если я их изнашивала или рвала, я так или иначе получала нагоняй, так что не было смысла над ними трепетать. Все равно ведь это то, единственное, от чего мать получала удовольствие.

Если я не слушалась, бабушка запирала меня в комнате, где была лишь кровать и тумбочка, а на тумбочке графин с водой и кусочек хлеба. В этой комнате она все время хотела затеять ремонт, но дальше ободранных стен дело так и не двигалось. За серьезную провинность она запирала меня там на весь день и почти не кормила. Если я вылезала через окно, она секла меня розгами, как скотину. Много детских слез повидала эта комната. Она была как склеп. Окна в ней редко бывали открыты – чаще их прикрывали ставни, из-под которых днем в комнату проникал свет.

Я очень не любила к ней ездить. Она, конечно, не кричала, как мать, но вела себя как самый настоящий тиран.

В общем, не могу сказать, что семья у нас была дружная.

Но это было еще более-менее похоже на жизнь, по сравнению с тем, что стало дальше. Ибо немного позже родился мой брат – Сергей.