Читать книгу Три орешка для публики. Романы в стихах, написанные онегинской строфой - Александр Дубинин - Страница 15

Всё, что с ним в жизни приключилось,

Я не смогу пересказать.

Для нас важней, что получилось,

Но что-то, можно, рассказать.

Пусть, тьма есть случаев забавных,

Смешных, весёлых, очень давних,

Но расскажу лишь об одном

Курьёзном случаи таком.

Тогда ещё был очень молод,

И шутку добрую ценил,

Себя в проказах не винил,

Испытывал к забавам голод

Герой мой славный, наш Поэт.

С тех дней минуло много лет.

Всё, что с ним в жизни приключилось,

Давно уж былью поросло.

Не просто вспомнить, что случилось,

То, не простое ремесло.

Да я и сам, сейчас, не вспомню,

Но приступаю и напомню –

Есть дополнительный доход

Поэта, это – перевод.

Довольно сложно на зарплату,

Тем более, пока, одну,

Я эти мысли не верну,

Жить и платить ещё квартплату.

Хотя, квартплата та была

Не та, что ЖКХ брала.

Но денег было очень мало,

Я не смогу пересказать.

И что зарплаты не хватало

На всё тогда, могу сказать.

Конечно, с простенькой одеждой,

Жильём, едой, вообще, с надеждой

Проблемы не было совсем,

Но, редко, кто доволен всем.

Хотелось жить шикарно, даже:

Машину, виллу, круглый счёт.

Такой набор наперечёт,

Всем не купить на распродаже.

Ещё хотелось многим жить,

Бездельничать, а не служить.

Тогда такого не случилось,

Наверно, не пришла пора?

Для нас важней, что получилось,

И жизнь, конечно, не игра.

Но и тогда, в стране Советов

Без нарушителей заветов

Не обходилось никогда,

Поэтому пришла беда.

Уже чиновники большие

Шикарно жили и тогда!

Мы помним это, господа,

Для нас вы были, как чужие!

Поэтому электорат

И не клюёт на маскарад.

Конечно, что с страной случилось,

Я не смогу вам показать.

Беда нежданно приключилась,

Но что-то, можно, рассказать.

С людьми искусства было проще,

Ведь жизнь без них на много горше,

И этот творческий народ

Всегда имел двойной доход.

Артисты пели на эстраде,

Был для поэтов перевод,

Иной же творческий народ

Присутствовал на маскараде.

Конечно, не хватало мест

На всех, кто первый, тот и ест!

Издательский процесс налажен

Был прям совсем, как заводской.

Писательский конвейер слажен

Везде, в Уфе и на Тверской.

Пусть, тьма есть случаев забавных,

О временах довольно давних,

Но все работали легко,

Ритмично, даже глубоко!

И частью этого процесса

И «Современник» был тогда.

С тех пор, прошли уже года,

С того забавного эксцесса,

Где засветился мой герой

Одной писательской страдой.

Тогда «Сияние в Саянах»

Взял Кузнецов переводить,

Но подзависнув на «полянах»,

Из графика стал выходить.

Дел было много: разных, славных,

Смешных, весёлых, очень давних,

Недавно, книжку мэтр издал

И лавры честно пожинал.

Был всё ещё в «Краю» он «света»,

Того «за первым» за «углом».

Был как Микула за столом,

Без Селяниновича с лета.

Не только праздновал, пахал,

На ручку тяжко налегал!

Вот тут, ему и подвернулся

Для перевода мой герой.

«Мне надо, чтобы ты вернулся

И перевод забрал с собой!»

Немало авторов не русских

Переводил поэт на русский,

Но расскажу лишь об одном

Лопсон Тапхаеве таком.

«А сколько времени?» «Да месяц!

Бери «подстрочник» как залог.

Согласен?» «В день полсотни строк?

Идёт! Но, время?» «Целый месяц

Ты будешь дома! Так и быть,

На службу можешь не ходить…»

Вот так, впервые, согласился

Стать переводчиком герой.

Скорей с работой распростился,

И побежал быстрей домой.

Не спит, капризничает дочка,

А у него буксует строчка,

И в ванну заперся тайком,

Курьёзном случаи таком.

Весь месяц так и шла работа –

Весь день он в ванной проводил,

Стихи там сам переводил,

Татьяне спать ведь неохота!

Полсотни «выжимая» строк,

Он сам себя перенемог!

По понедельникам, однако,

На службу точно выходил.

Бывало в этот день с ним всяко,

Шеф-Кузнецов – неумолим!

Так, если, вдруг, трава «примята»,

То мэтр правит на «измята»!

Не просто стих ему давай,

А вишь, «экспрессий» подавай!

Тогда ещё был очень молод,

И соглашался, что «мерцать»,

Гораздо лучше, чем «мелькать»!

Бросало то в жару, то в холод

От этих правок не простых,

Разносов сильных грозовых!

Но всё же перевод закончил

Он этой книжки! Целый стих,

Когда с работой он покончил,

Мэтр перевёл, тогда утих!

Был перевод великолепен,

И в целом труд прекрасно слеплен,

Тем более, что сдали в срок,

Отлично выполнив урок!

Владимир ловко управлялся,

И шутку добрую ценил,

Себе и тут не изменил,

Слегка над всеми посмеялся!

А как он сделать это смог,

Я расскажу вам, сверив слог.

«Сегодня вечером обмоем!» –

Герой приподнято сказал.

«А где же справка?» «Всё устроим!»

«Слабо!» – сам мэтр указал.

Но ученик не уступает,

А Кузнецов не отступает.

Ударив дружно по рукам,

Сим завершили этот гам.

Владимир в Книжную палату

По телефону позвонил,

Себя в проказах не винил,

И Конюшовой про зарплату

Лопсон Тапхаеву твердил,

И выдать справку убедил!

Была, однако, закавыка,

Когда закончил разговор.

«Ты с автором и приходи-ка!»

Ну как тут выиграешь спор?

Владимир, здесь, не унывает,

Поехать дядьку подбивает,

Которого зовут Ахмет.

Другого никого, ведь, нет?

Татарин был не так уж молод,

И за писателя сошёл,

Вот с ним герой мой и пошёл,

Испытывал к забавам голод

В тот раз. Сошло нахалу с рук –

Забрал он справку и каюк!

Так выиграл тот спор Владимир!

Сам шефу справку преподнёс,

Был мэтр, в тот раз, довольно мирен,

И в бухгалтерию отнёс.

А вечером, накрыв «поляну»,

Прям за «Сияние в Саянах»,

Спокойно пили Кузнецов

И молодой из наглецов.

И всё удачно так сложилось,

Что переводы потекли

К ним в руки, словно ручейки.

Всё в память верно отложилось,

Герой мой славный, наш Поэт.

И стал Лопсоном тот Ахмет!

Ну вот, опять главу окончил,

Её на суд вам отдаю.

Стопу ещё одну прикончил…

Ещё немного и встаю…

Пускай, история простая,

Но в ней крупица золотая,

Ведь, случай то из жизни взят,

И этим ценен во сто крат!

А мне, опять, пора подумать,

Как отдохнуть, да полежать,

Не надо только лишь бежать!

Или ещё чего придумать?

Остался в прошлом мой расцвет…

С тех дней минуло много лет.