Читать книгу Театр абсурда. Возможен, если вечность струится по венам - Александр Дзе - Страница 30

– То есть как ничья?

– Вот именно, что ничья!

– Вы говорите жизнь, но что вы имеете в виду, говоря ничья?

– Да, именно это я и имею в виду!

Пройдемся по причалу, там корабли за морем и перед ним, а так же люди со снопами искр в своих душах. Еще их называют нищими и они говорят, что их век будет долог, а богачи напротив, живут быстро и с огоньком, может, поэтому они так быстро стареют и жалеют о былом?

– Холодно-с, сударь? – это если спросить у неприкаянного бродяги.

– Так уже и привык, сэр! – это если вы в Англии.

– А что там фонари, что они говорят в самый темный час? – это если вы электрик и очень интересуетесь.

– А тоже что и всегда, сэр. Они ведь как мы, на них не смотрят и о них не говорят, но они есть.

– И они тоже привыкли?

– Думаю, сэр, быть фонарем это и есть привычка.

– Что вы имеете в виду?

– А то, сэр, что они материализовали собой абстрактное понятие привычки в этом мире. Они всегда стоят на одном месте и зажигаются в одно и тоже время!

Вы довольны? Этот бродяга удовлетворил ваше любопытство хоть немного? Нет? Тогда побродим по этому причалу еще немного, говорят, что скоро придет один из тех кораблей, ну вы знаете, который ждешь всю жизнь. Бывало, я частенько поднимался на тот холм или, может быть, гору, с которой открывается такой чудесный вид. Но паруса я путал с облаками и надежда, уже совсем малютка, покинула меня.

– Эй, милейший, постойте! – это как всегда вслед, уже немного простывший.

– Что такое? Кто беспокоит старого Роберта? – вы уже догадались? Это Роберт!

– Это я, ваш новый сосед, не так давно, что-то около двенадцати лет назад я переехал к вам! – это если вы переехали давно и вас ждет знакомство с соседями.

– Здесь я царь – здесь все моё! – Роберт отвечает невпопад, но ему прощается многое.

– Вы царь? Но я укажу вам на то, что ваши рукава обгорели и даже не держат поданную вам мелочь! – наблюдательность не помешает в любом разговоре.

– А я скажу, что вы глупец! Мои рукава действительно обгорели, но я никогда и не хранил в них подояний! – Роберт отворачивается и уходит, тогда я слишком плохо его знал и мои выводы о нем были лишь мимолетной глупостью.

Много лет спустя я понял, что он в каком-то смысле действительно был местным царем, и как крылом укрывал свой небольшой участок, несколько дворов, от всех бед и невзгод. Хотя у него никогда ничего не было в рукавах, но для страждущего он всегда находил доброе слово, заплутавшим помогал найти верный маршрут, наблюдал за людьми и своим неослабевающим вниманием не давал проходящим через его жизнь кануть в небытие.

Когда я только стал его соседом, меня несколько покоробило его заявление, но теперь я вижу, что, не прося ничего взамен, он оказывал людям неоценимую поддержку. От него исходили вибрации доброжелательности, неуловимо трансформирующие окружающую реальность, думаю, я так же испытывал на себе их воздействие, но что бы понять это мне понадобились годы.

Вы, кажется, уже устали и замерзли, все-таки морские ветры не щадят никого, но погодите уходить домой, там все тоже что вы уже много раз видели. Я же предлагаю прогуляться еще по этой темнеющей погоде. Пусть на небе зажигаются звезды, а волны бьются о берег, я хотел бы вдохнуть этой странной неуловимой ничейной жизни, ибо что-то мне подсказывает она всегда где-то рядом.

– Эх! Эхехех! Холодно и свежо, свежо и холодно! – это я кричу в морскую тьму, меня мало кто может услышать, и я позволяю себе такую безрассудность.

– А что вы собственно знаете о холоде? – голос из темноты.

– Эге! Ну и напугали вы меня! – по мне прокатился табун мурашек, но страха я не чувствую, только бешенное биение жизни. – Вы спрашиваете, что я знаю про холод?

– Именно так я и говорю, – голос звучит со всех сторон, он не принадлежит кому-то одному, это голос многих, уже не живых, но еще не мертвых.

– Холод неумолим, он накатывает отовсюду, в точности, как и вы, – я делаю указывающий жест в сторону неведомой тьмы, – холод заставляет биться в агонии, крутиться как на иголках, его пытаются избегать, но его победа неодолимо наступает на пятки.

– Да, холод действительно неумолим, но как побеждает холод?

– Он терпелив, и у него в запасе целая вечность! – я чувствую, как неведомая тьма окружает меня и дышит холодом в моих легких. – С каждым днем, с каждой секундой жизнь удерживает все меньше тепла, его угоняет холод в царство вечного льда, а если человек решает сдаться, то его ждет забвение!

– Именно так и обстоит дело, все в точности, так как ты и говоришь, – голоса звучат уже внутри, им больше не нужно ходить далеко, теперь они и мои соседи тоже, – но это только одна сторона монеты, ты это понимаешь?

– У монеты действительно две стороны, но сейчас я знаю только одну из них!

– Их всегда было две, одна – это та, что ты уже знаешь, а другая это та, о которой ты даже и не подозреваешь, и все твое знание будет жить только на известной тебе, а все незнание будет ускользать на неизвестную сторону, – я почувствовал на себе дыхание ночи, дыхание смерти, ледяное и неумолимо обреченное, и, казалось, оно длилось вечность. Постепенно я стал различать в этой ледяной пустоши странные нотки, они не имели ничего обще с тем, что я когда-либо знал, это было что-то всегда ускользавшее от меня ранее, – знай же, что холод не только укорачивает, но и бесконечно продлевает жизнь. Каждая секунда, проведенная в руках холода, растягивается безмерно, больше не существует свободного времени чтобы убить его, начинается настоящая гонка – борьба за существование. Жизнь нищих очень длинна, страдания не дают им спать и кусают за пятки, и тут волей-неволей начнешь искать выход.

– Странные нотки, которые ты ощущаешь, – голос перешел на шепот, ускользая от моего внимания, – не принадлежат этому миру, об этом ты не сможешь никому рассказать, это находится за пределом всех монет, сколько бы раз их стороны не переворачивались. И ты не сможешь их удержать в своих рукавах, как бы ты этого не хотел.

Голос умолк. Тьма и холод отступили, а я остался ждать рассвета, на причале, покрытом неизмеримыми тайнами.

Прошли годы, и рукава мои обгорели и больше не держат в себе монет подаяний. Теперь, все что я могу, это лишь размахивать ими и разбрасывать неведомые мне нотки, как если бы они действительно у меня были, ведь я не могу сказать о них даже и слова.