Читать книгу Театр абсурда. Возможен, если вечность струится по венам - Александр Дзе - Страница 35

Это произошло в годину больших и малых перемен. Все было не спокойно в те времена, эти нескончаемые революции, чаяния людей, несдержанные обещания и увещевания союзников. Никто не знал, что делать и как быть. Но все менялось, и, казалось, что из ниоткуда появлялись достаточно ловкие люди, чтобы не только выживать, но и жить припеваючи в это суровое время.

Вот и Паустовский к их числу не относился, а лишь неодобрительно косился на проплывающие мимо упитанные караваны и думал о таране, чтобы вместе с ним к ним всем пробиться.

Но мечты его были не долги и вскоре он понял, как и многие другие в то неласковое время, что нету такого тарана, чтобы убежать от собственной голодной сущности.

А кормить свою сущность Паустовскому решительно было нечем. Да, какое-то время он обретался у богатых мира сего, и ему, конечно, кое-что перепадало, но все это было не то и не так и совершенно не удовлетворяло снедающего его изнутри зверя.

Что это был за странный зверь, недовольный абсолютно всем, чтобы ему не поднесли, Паустовский не знал.

Это касалось не только еды или доброго кваса на хлебной крошке. Проблема была более сущностной и решить её в то время Паустовский, впрочем, как многие другие, к то времени уже канувшие под непосильным бременем в неизведонное, не мог.

Несколько раз он писал в газету, какие-то свои ставшие к тому времени совершенно безумные заметки. Но ему не отвечали, а когда он приходил в редакцию, то его просто игнорировали.

Недолгое время он играл джаз, фанк и даже стал прародителем бибопа, но ему никто не верил, так что и эта его деятельность не принесла ему успеха в борьбе со своим внутренним зверем.

Он продолжал много работать, он писал без устали день и ночь. Один раз он даже полил из душа, холодной водой, свое еще сырое произведение в надежде, что это даст ему ответ, но ничего не произошло, хотя произведение заметно изменилось, но к добру или худу Паустовский сказать уже не мог.

Однажды ему на глаза попалось то, над чем он работал так яростно, что даже не мог уснуть. Это был апогей его творчества, рожденный в священном безумии.

Паустовский возлагал на это произведение своей души большие надежды, и, приняв торжественный вид, раскачиваясь и распевая начал читать вслух, торжественно и громко, хотя в своем доме он и был один, но это уже не имело в тот момент никакого значения. Но надо сказать, что для большей убедительности, нарядности и бдительности, он сотворил на своем комоде натюрморт из бутылки испанского оливкового масла, граненого стакана, курительницы эфирных масел, хурмы в специальном держателе с ситечком на дне и полосатого полотенца. И он искренне считал, что эта композиция как нельзя лучше отображает суть его произведения.

И он начал чтения:

Жила на свете русалочка, с, по-сути своей, рыжими волосами, и звали её Кориандр. И хорошо она жила в своей морской глубине, но решила она однажды сменить свой рыбий хвост на ноги и пойти по миру.

И о чудо, все именно так и произошло, и вот идет она по миру и не знает еще, что готовит её судьба.

А судьба ей ничего не готовила, ибо в те времена всё ели в сыром виде и никто из живущих, даже дома своего не имел, не говоря о наличии такой концепции. И лишь Диоген, будучи человеком какого-то другого времени, всем назло и себе на потеху, жил в несуществующей бочке.

И вот встретила Кориандр, русалочка то бишь, Диогена и спросила у него как быть и как существовать. Но так как она и говорить-то не умела, а только как рыба рот открывала, то и Диоген все понял и сказал, как сам знал:

– Иди сыром гвозди заколачивай, а когда заколотишь все, так и сама всё поймешь.

И ушла Кориандр на поиски сыра и гвоздей, а найдя, заколотила их всех без остатка, ибо в абсурд погружаются с головой, а уж что-что, а погружаться она умела, и тогда она все поняла, и даже вернулась в свое родное море.

Правда там её никто не узнал и все стали звать её каким-то другим именем.

И мораль тут тоже есть. Именно благодаря этой встрече Диоген первым додумался есть кориандр, так что и другие люди стали его последователем. А значит, если вы хоть раз ели кориандр, то и вы последовать Диогена.

Спасибо. Конец.

Дочитав до конца свое выдающееся, как ему когда-то казалось, произведение Паустовский опустился на пол и обреченно замолчал. Шквал собственного бессмысленного существования разрушал его мир изнутри, и все то, что он когда-то делал в безудержном вдохновении, потеряло не только смыл, но и его самого.

– Это все не я, – прошептал он, а затем встал и повторил уже громче, – это все не я, ребята.

Он перестал искать пищу для своего по-прежнему неутоленного, голодного неизвестно до чего зверя. Он просто встал, нашел одеяло по своему размеру и уселся на стул, плотно закутавшись.

И сидел он тихо – тихо, едва-едва, так что даже ветер перестал слышать его присутствие.

На этом для Паустовского закончилось и время и пространство.