Читать книгу Театр абсурда. Возможен, если вечность струится по венам - Александр Дзе - Страница 36

В доме Паустовского шли дни и недели, месяцы и годы. Время шагало своей невидимой поступью по судьбам людей и по судьбам стран, а всевышнее солнце растворяло в своем дарующем свете существование своих созданий. Колесо крутилось для всех, но только не для того, чем был Паустовский.

Он так и не раскутался из своего одеяла. И то, что случайные люди или иные проходимцы и бродяги различали как человека, носившего наименование Паустовский, уже им не являлось.

И ведь нельзя сказать, что это был какой-то особый подвиг одного гражданина или протест против нового мирового порядка. Да, молодые люди, немного детей и малость совсем уж пожилых людей могли бы сказать:

– И чего это он выпендрюжничает? А? Этот ваш Паустовскай! Раскутать его из одеяла, да на завод и делу конец! Так-то! – заявили бы они, те имя кому легион, и даже помахали бы пальчиком для острастки.

Но ведь вся штука была не в том, что Паустовский не раскрывался по причинам неизвестным широкому кругу горожан. Дело было в том, что и раскрываться-то уже никто и не мог. Ведь никого никогда и не было!

Так, по крайней мере, понимал теперь тот, кто когда-то именовал себя Паустовским.

Но тогда что может понимать тот, кого никогда и не было?

– Ничего! – громко отвечают слои общественного населения.

Значит, и говорить тут не о чем, ибо непонятно на что тут надо смотреть и кого изобличать.

Да, знатная канитель с этим Паустовским получилась, однако, очевидцы того времени, уверяют, что люди, независимо ни от чего, и вопреки всему все равно прибегали к Паустовскому ради своих корыстных целей.

Да, верно то, что Паустовский был недвижим в своем одеяле, но, сперва, единицы, а впоследствии уже и толпы жаждущих истины стали приходить к нему и касаться его ног, а так же иных его частей. Хотя и говорилось уже ранее и не раз, что сам Паустовский, чем бы он уже ни был, к самому себе не имел какого-либо отношения.

Старики, а особенно разбойники говаривают, что воздвигнут был культ Паустовского и появилось даже его учение, якобы услышанное его первым учеником и теперь продающееся в печатном виде.

Считалось также, что при соблюдении всех постулатов человек или иное разумное животное незамедлительно попадет в место всевышнего знания и божественного наследия.

Для конкретизации и предотвращения кривотолков к учению также прилагалось и подробное описание блаженного наследия, а так же описание места, которое по задумке составителей священного писания, должно было отображать кару и различные неприятности для неповинующихся и неверных. Но в силу ли типографской ошибки или в силу сияющей ауры добра и благоденствия Паустовского, к которой, как вы уже сами понимаете, он никогда никакого отношения не имел, описания злосчастного места было в точности таким же, как и место высокого божественного наследия и всевышнего знания.

Это ошибка не только не отринула имевших приверженцев нового учения Сияющей Духовной Зари, как стали его называть в то время, но даже наоборот привлекло к себе еще большее внимание со стороны власть имущих и богачей, прельстившихся на столь радостный исход своего бытия в обоих случаях, будь то погрязание в пороках или неукоснительное следования всем заповедям.

Эоны лет и океаны времени минули с тех пор, как Паустовский завернулся в своем одеяле. Культ рос и крепчал, поднимая вокруг себя все большую шумиху, и настал тот день, когда Паустовского как-то потеряли из виду.

То ли он пропал, то ли его куда-то унесли, но беспокоиться сильно не стали, а даже наоборот сильно засомневались, а был ли вообще Паустовский, а если и был, то где тогда доказательства?

Конечно, все несли, кто что мог, чтобы доказать неугасимое пламя своей веры. Вязаные носки, расчески, сломанные самовары, битые кирпичи, немного керамики и даже венские стулья, а так же плащи, пеленки, разноцветные ботинки и старые деньги, слезы и ордена, спички и ветошь, храмовую утварь и самодельные компасы, грецкие орехи и старые письма. Словом несли все, что было за душой и чего для веры не жалко. И все это имело неукоснительное отношение к жизни Паустовского, по словам все тех же верующих.

Кто-то даже пытался отдаться сам во славу спасения всего человечества. В основном это были женщины или мужчины с сильной женской доминантой в области психики. Но жрецы Сияющей Духовной Зари не знали, что с ними делать и посему возвращали к семьям с благословением и пожеланием удачи в бизнесе.

И собрали из всего, что нес люд по доброте душевной, доказательную базу по Паустовскому. И доказали тогда, что был такой человек, и увидели все как он жил, как родился и умер, как пил чай и как в сапогах ходил, как огород копал, и как ночью спал, и как к нему снизошло Всевышняя Божественная Милость, и как он пошел по миру и стал всем растолковывать, как правильно жить и о чем тужить.

В общем, узнали всю правду люди и возрадовались, да только выяснили они еще и грехи его и покаяние и немедленно решили эту часть его жизни ото всех скрыть. А еще узнали они, что звали их пророка вовсе не Паустовский, а как-то иначе.

Разумеется, на общественные деньги создали музеи и поместили в них всю его историю и стали верить истово и других поучать уму-разуму.

Вот так живет и живет человечество, а хорошо это или плохо не знаю. Ведь никогда не было того, у кого можно спросить об этом.

А наступит ночь, да стужа взовьет свои белые паруса, да заморозит мысли о грядущем и улягутся все волнения, и мы посмотрим трезвым взглядом и скажем в недоумении, а был ли, жил ли и страдал ли человек с именем Паустовский?

– Паустовский, ты где?