Читать книгу Аномальная зона - Александр Филиппов - Страница 28

Ночь прошла без приключений. Только впечатлительный журналист-уфолог жаловался на тяжёлые сны, в которых ему являлись бледные призраки узников сталинских лагерей, что объяснялось особой концентрацией негативной энергии в подобных местах.

– На кулеш меньше налегать надо было, – заметил прагматичный Фролов. – Иван Михайлович столько жирного мяса в крупу набухал, что у меня чуть заворот кишок не случился.

– Так жалко же – так и так пропадёт, – оправдывался Богомолов. – Пованивает уже медвежатинка-то. Ее бы присолить покрепче, да нечем. Соли у нас в обрез…

Привычно крякнув, набросили на плечи рюкзаки, и гуськом – милиционер впереди, а разжалованный бузотёр-журналист замыкающим – покинули территорию лагеря.

Обойдя усыпанную мелким щебнем подошву растянувшейся на полкилометра сопки, путники с радостью заметили, что надоевший им лес стал редеть, сосны мельчали, а трава под ногой, пробивая тонкий настил опавшей хвои, наоборот, густела. Ещё через полчаса ходьбы тайга и вовсе проредилась, даже пахнуть стало по-другому – не смолой, разогревшейся на осеннем солнышке, а сыростью, моховыми кочками, тальником и переспелой смородиной. Сосенки пошли и вовсе хилые, не толще руки, с тронутыми желтизной, болезненными иглами. Под ногами зачавкала грязь, закачалась, пружиня, трава.

Шедший впереди Фролов остановился, снял шляпу с вуалью накомарника, утёр ею вспотевший лоб, огляделся по сторонам.

Тихо было вокруг. Открывшееся впервые за много дней переходов под смыкающимися плотно над головой кронами деревьев небо не радовало глаз. Солнце спряталось пугливо за нависшими низко клочкастыми клубящимися тучами. Словно кариозные зубы торчали то тут, то там из сырой земли пни с чёрными дуплами, остовы елей с обломанными верхушками. Заунывно гудела, окутав непрошеных гостей туманным облачком, потерявшая летнюю силу и агрессивность, но всё ещё живая и не менее надоедливая мошкара.

Неожиданно вблизи что-то пронеслось с мягким топотом, плюхнулось оглушительно, распространяя зловоние.

С опаской, пропустив решительного милиционера вперёд, путешественники пошли на неведомый звук. И через несколько шагов увидели торчащую прямо из земли огромную голову какого-то зверя. Глаза животного остекленели мученически. Вокруг морды пузырилась выступившая из-под травы бурая грязь, источающая удушливую вонь.

– Эт… Это верблюд? Откуда он здесь? – указал дрожащей рукой на зверя писатель.

– Лось это, – сочувственно глядя на животное, объяснил милиционер. – Мы его вспугнули, и он со страха в зыбун угодил. Теперь осторожно пойдём – вокруг трясина.

– Может, попробуем вызволить? – не приближаясь к сохатому, предложил Студейкин.

– Бесполезно, – покачал головой Фролов. – Его теперь отсюда даже трактором не вытянуть. – И, помолчав, добавил: – Добро пожаловать в Гиблую падь.

Почва оказалась всё-таки вполне проходима, оконца подёрнутых ряской болот различались отчётливо, а потому, посовещавшись коротко, решили на обед не располагаться, а сколько будет возможным при дневном свете продвинуться вперёд, на север.

– Заночуем, – разъяснял диспозицию Фролов, – а с утречка осмотримся. Если упрёмся в топь – всё, дальше ни шагу. Какие, к чёрту, золотые прииски в трясине? И снежные люди там тоже не водятся. Видели, как лось в зыбун врюхался? Так что повернём назад с чистой совестью. Я начальству доложу, что незаконной добычи золота в этих краях не выявлено, вы книгу о наших приключениях напишете. И приврёте, что этого, как его… гоминоида видели, слышали, вот только сфотографировать не успели…

Изрядно вымотанные, изъеденные гнусом попутчики промолчали угрюмо, что означало согласие с предложением капитана, и двинулись дальше по нездоровой, неприветливой местности.

Хотелось думать, конечно, что идут они строго на север, но приметы, по которым Студейкин намеревался определять стороны света, по-прежнему не работали. Одна сосна показывала более ветвистым боком вроде бы на юг, но другая тоже отдельно стоящая, не менее категорично простирала игольчатые лапы в противоположном направлении – стало быть, на север. Солнце не показывалось, тёмные тучи опустились ещё ниже и будто прикрыли эту гнилую местность драным чёрным матрацем, из которого там и сям торчали клочки серой, волглой от сырости туманной ваты. Даже гнус угомонился, отстал, видимо, не желая обитать в этих проклятых богом краях.

К ночи, выбрав участок почвы посуше, расположились на ночлег. Несмотря на обилие влаги вокруг, открытой, пригодной для питья воды не нашлось. Из фляжек наполнили треть котелка – для чая, а пованивающую медвежатину, чтоб отбить запах, принялись жарить на костре.

– Тут ещё килограмма два мякоти остается, – озабоченно принюхиваясь к содержимому полиэтиленового пакета, бормотал взявший на себя роль шеф-повара Богомолов. – Я её потом в углях запеку. Так она еще, как минимум сутки, продержится. А на обратный путь нам остатков провизии хватит.

Он уже почти освоился с мыслью, что путешествие подошло к логическому концу, обратная дорога домой обещает быть скорой и лёгкой, и не скрывал радости по этому поводу.

Медвежатина, нанизанная на палочки, аппетитно шкворчала, источая аромат и роняя в язычки пламени вспыхивающие жарко капли вытопленного жира.

– А-а… Горячее сырым не бывает, – махнул рукой милиционер, первым схватил импровизированный шампур и принялся есть, обжигаясь, дуя на мясо и облизывая пальцы.

Богомолов тут же присоединился к нему. Студейкин крепился несколько минут, с деланным отвращением посматривая на чавкающих сыто товарищей и потом, улыбаясь скептически, заявил:

– Попробовать разве что… – и жадно впился в предложенный кстати кусок.

Через три четверти часа, утолив голод и запив жирную медвежатину чаем, путники расположились на ночлег, юркнув в уютные, греющие по-домашнему спальные мешки. Небо очистилось, выглянула ослепительно-белая, чужеродная в угрюмом заболоченном пространстве, сияющая луна.

– В принципе, голодная смерть даже при полном отсутствии продуктов питания в ближайшее время нам не грозит, – принялся размышлять вслух Студейкин. – Ведь что есть голод, если рассматривать его с медицинской точки зрения? Всего лишь совокупность дискомфортных ощущений, выражающих физиологическую потребность организма в пище. Например, человек средней упитанности с массой тела семьдесят килограммов имеет около пятнадцати килограммов жировой клетчатки, что составляет примерно сто тридцать пять тысяч килокалорий. Да ещё шесть килограммов мышечного белка, то есть двадцать четыре тысячи килокалорий. Плюс по мелочам – гликоген печени, мышц. А всего выходит сто шестьдесят тысяч килокалорий. Приблизительно сорок процентов этих резервов организм может израсходовать без угрозы своему существованию. Итого в запасе у нас примерно семьдесят тысяч килокалорий…

– И если съесть одного из нас… – серьёзно подхватил Фролов.

– Тьфу! – выругался во тьме журналист. – Ну и шутки у вас, любезный… Фельдфебельские! Я вам как зоолог, бывший ветврач разъясняю, а вы…

– Ладно, продолжайте, – поддержал его Богомолов.

– Так-то. Это, вы думаете, я к чему? А к тому, что человеку для поддержания жизнедеятельности организма в состоянии покоя требуется одна калория на килограмм веса тела в час. Умножив семьдесят калорий на двадцать четыре часа, получаем тысячу семьсот калорий в сутки…

– Ага… Пока толстый сохнет, худой сдохнет! – скептически отозвался милиционер. – Народная мудрость. И если из жировых запасов исходить, то гражданин писатель, как товарищ упитанный, нас всех в случае голода переживёт. С другой стороны, как богатый источник калорий, он может представлять повышенный интерес для голодающих собратьев…

– Что-то мне ваш разговор не нравится, – обиделся Богомолов. – Надо завтра охотой заняться. У нас есть ружья, боеприпасы. Пистолет милицейский в конце концов… Зверя промышлять надо, а не нагнетать ситуацию, живым весом товарищей интересуясь!

– Я ж, наоборот, успокаиваю! А вы меня всё время перебиваете! – возмутился журналист. – Согласно моим расчётам выходит, что среднестатистический человек может обходиться без еды полтора месяца! Но это в идеальных условиях – в тепле, покое. А в лесу, в движении – недели две-три точно! Тут многое от индивидуальных физиологических особенностей зависит. Опыт экстремальных ситуаций показывает, что первыми от голода умирают дети. У них обмен веществ выше. Потом мужчины, за ними – женщины. Дольше всех остаются в живых, не получая пищи, старики. Вот вы, например, товарищ капитан, какого года рождения?

В ответ он услышал лишь тихое посапывание уснувшего милиционера.

– А вы, Иван Михайлович?

Богомолов не ответил и, чтобы прервать неприятный ему разговор, тоже сделал вид, что спит. И даже громко всхрапнул для убедительности.

Студейкин вздохнул разочарованно и, повернувшись поудобнее в спальном мешке, закрыл глаза.

Высоко в чёрных, без звёзд, невидимых с земли ночных небесах тревожно шумел холодный осенний ветер.