Читать книгу Вслух. Стихи про себя - Александр Гаврилов - Страница 4

Я блуждал по запретным опальным руинам,

где грохочет вразнос мемуарный подвал,

и, кружа по железным подспудным вощинам,

пятый угол своим арестантам искал.

Арестанты мои – запрещенные страхи,

неиспытанной совести воры,

искуплений отсроченных сводни и свахи,

одиночества ширмы и шоры.

Арестанты – уродцы, причуды забвенья

и мутанты испуганной зги,

говорящей вины подставные мишени

и лишенные тыла враги.

И, заблудшим убийствам даруя просторы,

неприкаянным войнам давая надел,

я, гонитель-чужак, на расправу нескорый,

отпустить их на волю свою не сумел.

Я их всех узаконил музейным поместьем,

в каталог арестантов отправил.

Но для них я и сам нахожусь под арестом,

осужденный без чести и правил.

Ничему в арестованном небе предела

не дано никогда обрести.

И какое там множество бед пролетело,

не узнают по срезу кости.

Но растянутый в вечности взрыв воскрешенья

водружает на плаху убийственный трон.

проводник не дает избежать продолженья

бесконечной истории после времен.

Западней и ловушек лихие подвохи

или минных полей очертанья —

это комья и гроздья разбитой эпохи,

заскорузлая кровь мирозданья.

Если б новь зародилась и было б довольно

отереть от забвенья чело…

Но тогда почему воскрешение больно,

почему воскресенье светло?

Лунный серп, затонувший в Море Дождей,

задевает углами погибших людей,

безымянных, невозвращенных.

То, что их позабыли, не знают они,

по затерянным селам блуждают огни

и ночами шуршат в телефонах.

Двери настежь, а надо бы их запереть,

да не знают, что некому здесь присмотреть

за покинутой ими вселенной.

И дорога, которой их увели,

так с тех пор и висит, не касаясь земли, —

только лунная пыль по колена.

Между ними и нами не ревность, а ров,

не порывистой немощи смутный покров,

а снотворная скорость забвенья.

Но душа из безвестности вновь говорит,

ореол превращается в серп и горит,

и шатается плач воскресенья.

Если птица – это тень полета,

знаю, отчего твоя рука,

провожая, отпустить кого-то

невольна совсем наверняка.

Есть такая кровь с незрячим взором,

что помимо сердца может жить.

Есть такое время, за которым

никаким часам не уследить.

Мимо царств прошедшие народы

листобоем двинутся в леса,

вдоль перрона, на краю природы,

проплывут, как окна, небеса.

Проплывут замедленные лица,

вкрикнет птица – это лист падет.

Только долго, долго будет длиться

под твоей рукой его полет.

Область неразменного владенья:

облаков пернатая вода.

В тридевятом растворясь колене,

там сестра все так же молода.

Обрученная с невинным роком,

не по мужу верная жена,

всю любовь, отмеренную роком,

отдарила вечности она.

Как была учительницей в школе,

так с тех пор мелок в ее руке

троеперстием горит на воле,

что-то пишет на пустой доске.

То ли буквы непонятны, то ли

нестерпим для глаза их размах:

остается красный ветер в поле,

имя розы на его губах.

И в разломе символа-святыни

узнается зубчатый лесок:

то ли мел крошится, то ли иней,

то ли звезды падают в песок.

Ты из тех пока что незнакомок,

для которых я неразличим.

У меня в руке другой обломок —

мы при встрече их соединим.