Читать книгу Опыты литературной инженерии. Книга 3 - Александр Гофштейн, А. И. Гофштейн - Страница 15

Вниз я шла быстро, потому что по тропе. Минут через двадцать увидела у реки нашего мокрого знакомого. Он сидел как куль на большом валуне и, кажется, спал. Или мне это показалось. Я ему покричала, помахала рукой, на что он не отреагировал.

Когда я подошла к нему совсем близко, то увидела, что он не спит, а просто сидит, уставившись глазами в одну точку где-то у себя под ногами. Рюкзак он сбросил; клапан у рюкзака уже почти просох и выглядел бледным, вылинявшим от долгого нахождения под солнцем. Я подошла к нему вплотную, пошевелила его за плечо. Тогда он очнулся, поднял на меня небритую и немытую физиономию. Глаза у него были красные и сильно слезились. Ясно, что обжег их на снегу, если шел без очков.

– Ты из той Группы, что сейчас идет по леднику? – спросила я.

Парень согласно закивал головой. Капюшон он опустил, его всклокоченная шевелюра показалась мне тоже мокрой.

– Откуда вы и сколько вас? – задала ему вопрос я, не соображая, что именно нужно спрашивать для пользы дела.

– Из Донецка, – просипел он в ответ. И замолчал.

– Так сколько вас? – попыталась я снова уточнить. – Ты не ранен?

Видимо, два вопроса сразу ему было трудно понять. Поэтому он ограничился ответом на второй:

– Нет.

– Сколько вас человек? – настаивала я, представив дикую картину, что я допрашиваю вражеского шпиона.

Он некоторое время соображал, потом выдавил из себя:

– Восемь.

Я мысленно прикинула: шестерых мы видели на леднике. Этот седьмой. А где еще один? Наверное, это и надо у него спросить.

– Мы видели на леднике шесть человек. Ты седьмой. Где потеряли товарища?

– Мы не потеряли, – медленно и тягуче просипел «утопленник», как я его про себя окрестила. – Он упал в трещину.

«Господи, – в панике подумала я, – если там наверху еще и погибший! До них добираться часа три, не меньше. Солнце уже сядет. А Димка в кроссовках, в шортах и ветровочке. А если там раненый? И снаряжения никакого! Господи, что же делать?»

Тут у меня как бы раздвоилось сознание. С одной стороны, в голове билась мысль: надо что-то разумное предложить этому парню. А с другой, скакало что-то бессвязное о Димке и о том, что он-то, чертяка, точно полезет на ледопад в своих шортах, я его хорошо знаю. Надо было эту свистопляску решительно заканчивать. Я потрясла головой, чтобы стать самой собой, и снова пошевелила за плечо «утопленника», который так и норовил впасть в ступор:

– Давай, парень, вставай, тут поселок геологов совсем рядом. По дороге расскажешь все остальное. Идти-то можешь? Рюкзак оставь, его потом заберут. Зовут тебя как?

До поселка мы плелись почти час. Тень от западного хребта ущелья уже начала наползать на сосновый лес левого пологого борта ущелья. По пути я узнала, что «утопленника» зовут Валерий, что он с товарищами пережил холодную ночевку на леднике, под перевалом Центральный Аксаут. Еще буквально выдавила из него, что он с товарищем – Николаем – перессорился со всей группой, и они вдвоем пошли вниз, совершенно не зная маршрута. По пути они потеряли друг друга (это днем-то, при отличной видимости?). Он какое-то время видел Николая впереди и ниже себя. Потом терял за складками рельефа. А потом увидел, как Николай скользит по скальному желобу вниз, туда, где был виден большой рантклюфт – подгорная трещина. Он долго звал Николая. Но тот не откликался. Тогда он пошел правее, кое-где шел, кое-где карабкался по скалам. Сам не знает, как спустился со скал, но намного ниже того места, где последний раз видел Николая. Уже внизу вспомнил, что в пылу ссоры Николай забыл и унес рюкзаке все документы и деньги группы. Потом спускался по осыпи, но на последних метрах, переходя с камней на лед, поскользнулся и упал в заполненный водой рантклюфт, который, к его счастью, оказался в этом месте совсем мелким. Вот откуда мокрая одежда, мокрый рюкзак и жуткий стресс, от которого он никак не мог отойти.

Я подгоняла «утопленника», даже хотела бросить его на тропе, а сама быстрее бежать за помощью в поселок, но без моих понуканий он тут же останавливался и высказывал желание сесть на землю. Оставить его в этом странном и пугающем состоянии я просто не могла.

Когда первые домики поселка показались из-за поворота тропы, я не выдержала и побежала. Главный геолог, голый по пояс, рубил дрова у себя во дворике, который как раз и находился на южной окраине поселка. Он вроде бы совсем не удивился моему растерянному виду, посадил на бревнышко, вынес воды в эмалированном ковшике и, накинув штормовку, быстрым шагом ушел в поселок. Я совершенно не помню, что и как ему рассказывала, помню только, что все время показывала рукой на лес, где должен был идти по тропе или сидеть на земле «утопленник».

Анатолий с большой группой мужиков, которые несли веревки и какие-то палки, прошел мимо меня в лес, а ко мне буквально со всех сторон прибежали какие-то женщины, что-то мне говорили, о чем-то спрашивали. Помню, что я им отвечала, по моему разумению, обстоятельно и связно. А видела только тень от хребта, которая все ползла и ползла на наш берег.

Потом на глаза попался «утопленник» Валерий в чужом свитере со свисающими чуть ли не до земли рукавами. Я вдруг вспомнила: да ведь лето на дворе, а он почему-то в свитере!

Пошла к машине, достала оттуда свитер Димки, джинсы, носки. Прихватила свою джинсовую курточку, но про брюки забыла. Уложила все на донышко большого рюкзака (другого просто не было), выбросив из него вещи на сиденье. Кто-то из женщин, отталкивая мои руки, всунул в рюкзак газетный сверток. Как я догадалась, с едой. Потом, когда горловина уже была завязана, опять же незнакомые руки втиснули в рюкзак расписной хохломской термос.

Я вышла на тропу и пошла на юг, к леднику. Совсем скоро тень накрыла меня, заставив волей-неволей вспомнить про брюки. Через час долину накрыло синими сумерками, от дневной жары не осталось и следа. Когда я вышла из леса на луг с иван-чаем, ледник уже был темно-синим. Скалы наверху из черных превратились в ярко-оранжевые, и пылающим костром освещали по кромке ледниковый цирк.

Ближе к леднику стали видны люди. Много людей. Пересчитать их из-за сумерек и большого расстояния не было возможности. Но я была точно уверена, что они идут вниз, а это означало, что все более-менее в порядке.