Читать книгу Опыты литературной инженерии. Книга 3 - Александр Гофштейн, А. И. Гофштейн - Страница 16

Я видел, как Марина пошла вниз по тропе и мысленно похвалил ее за правильную тактику. В се-таки геологическая практика пошла моей девочке на пользу. Довольно резво я вкарабкался на морену, которая раскисла и превратилась в смесь валунов песка, льда, воды и грязи. Ледник на поверхности сильно протаял. И тут и там по нему в скользких голубых желобах бежали быстрые ручьи. Людей выше ледопада я уже хорошо видел и полагал, что я им тоже виден, так как крупных камней около меня не было, а старался все время перемещаться, чтобы им было заметно движение.

Потом я долго свистел и размахивал своей оранжевой ветровкой, пока не убедился, что меня заметили. Группа остановилась, пытаясь понять, чего я от них хочу. Я взял ветровку в левую руку и стал показывать им направление, так как до этого разглядел вполне логичный маршрут спуска до крутой осыпи, по которой им, в принципе, можно было бы без особых приключений спуститься ко мне на ледник. В самом низу осыпь полностью перекрывала совершенно дикий по размеру рантклюфт – подгорную трещину, что прибавляло мне оптимизма.

Постепенно до них дошло, что им показывают правильный путь. Они дружно зашевелились и пошли туда, куда я им показывал. Я стал перемещаться поперек тела ледника, к западным скальным сбросам, к «своей» осыпи, чтобы потом еще раз скорректировать маршрут их спуска. Пока все шло гладко. Они дошли до осыпи и стали спускаться, подбадриваемые моими воплями и помахиваниями ветровкой. Видно было, что это еще те ходоки. Спускались они робко, неуверенно и неумело. Я уже охрип из-за того, что все время приходилось направлять их по мало-мальски грамотному пути. Стало холодно, тень от западного хребта уже ползла по ледопаду, но я сам себя веселил и грелся от собственных криков:

– Левей, разбойники, – кричал я, – Ку-уда? Еще левее! За большой камень! А теперь вниз, не бояться, не трусить!

Иногда они останавливались и что-то мне кричали. Но в горах сверху вниз слышно очень плохо. Я ничего не понимал и, потихоньку начиная дрожать от холода, продолжал их энергично подгонять. Проблема вроде бы помаленьку решалась, и я уже пожалел, что Марина подняла шум в поселке, и сюда скачут в свой законный выходной день ребята-геологи, которые в будни и так предостаточно нахаживают в этих горах.

Наконец они спустились так низко, что я уже различал их лица и мог надеяться, что пойму то, о чем они постоянно мне кричали.

– Человек упал! Туда! Там человек! – с трудом разобрал я.

При этом они указывали куда-то правее меня, приблизительно метров на восемьдесят-сто. Осыпь перед ледником укрупнялась и расширялась. Рантклюфт был ею надежно засыпан. Собственно, беспокоиться уже было не о чем. Минут пятнадцать, и вот они, голубчики, будут на леднике. Я еще раз помахал им ветровкой и ради интереса, так по сути ничего и не поняв, пошел вверх по леднику к тому месту, на которое мне показывали. Ледник здесь не имел трещин, полого уходил вверх и был мало засорен камнями.

Я подошел ближе к кромке льда и посмотрел вверх. Здесь серое гранитное ложе ледника представляло стенку корыта, не очень крутую, градусов тридцать пять от силы. Стена была отшлифована ледником, почти не имела выступов и впадин. В одном месте ее прочерчивал старый водоток – желоб, который показался мне симпатичным. Сейчас ручья в нем не было. Мне вообще очень нравятся такие желоба на «бараньих лбах» у ледников. Помню, спускаясь после восхождения на Софию, я углядел что-то подобное. И вместо того, чтобы долго обходить крутые скалы, смело пошел вниз и, к своему удивлению, по двум подобным желобам спустился к самому подножью «бараньих лбов» на ногах, даже не придерживаясь за стенки руками. Когда оглянулся, ахнул: надо мной возвышалась крутая монолитная гранитная стена, а я, оказывается, нечаянно нашел в ней потайной ход.

С осыпи снова начали активно кричать, подтверждая, что я нахожусь на нужном месте. Но я все равно ничего не смог разобрать и продолжал рассматривать стену и желоб. Рантклюфт, на удивление широкий и видимо глубокий, здесь сильно сужался и около желоба лед отстоял от стены на метр, не больше. Подходить близко к краю я не решился – черт его знает, выдержит ли меня козырек рантклюфта. По определению рантклюфты заполнены водой и в виде запятой уходят неизвестно как далеко под ледник, поэтому шансов остаться в живых у упавших в эту природную ловушку очень мало.

Первым спустился на ледник высокий парень в нелепой пляжной панаме и красных штанах, цвет которых я давно положительно оценил, так как эти штаны постоянно служили мне ориентиром. Рюкзак у него выглядел не очень тяжелым. Он подошел ко мне, не забыл поздороваться и сквозь одышку рассказал, что сегодня около полудня они видели, как сюда (он показал на желоб и ранклюфт) упал человек из их группы. Он якобы ушел с товарищем вниз после ссоры. Где его напарник, он не знает, они потеряли его из виду на фоне скал.

В двух словах я рассказал ему про рантклюфт, показал на скалу, где до первых полок, по которым мог передвигаться упавший, было метров не меньше сорока. Объяснил, что в таких случаях организуются спасработы, потому что шансов выжить у упавшего в рантклюфт с такой высоты не было, нет и никогда не будет.

Он понурился, а я предложил ему покричать своим товарищам, чтобы энергичней спускались: тень от ледопада перемахнула на нашу пологую часть ледника, и мне в шортах и тощей ветровке, которую я уже надел, стало совсем неуютно.

Подошли еще двое, усталые и напуганные. Владелец красных штанов с запозданием сообщил, что зовут его Виталий и что у них есть веревка. Сейчас подойдет еще один участник, веревка у него. Пацанов было откровенно жалко, и я согласился с помощью их веревки хотя бы сверху заглянуть в рантклюфт. Веревка у них оказалась старая и изрядно потертая, мохнатая от торчащих волокон. Но самое трогательное заключалось в том, что длиной она была меньше тридцати метров.

Еще раз, подивившись про себя, с чем и как совершенно неподготовленные люди идут в горы, я обвязал веревку вокруг пояса одного парня, усадил всех прибывших цепочкой на лед (у всех, слава богу, имелись пластиковые «подпопники»), приказал крепко держаться за веревку, а свободный хвост веревки сбросил в ранклюфт. При этом рассудил так, что если веревка и вымокнет, то особого греха тут нет: через полчаса они будут на траве и теплых камнях, отойдут, отогреются и заодно просушат веревку.

Убедившись, что мой живой якорь держит, я уже без опаски подошел к самому краю ранклюфта, ступил одной ногой на стену и наклонился, чтобы заглянуть в трещину. Стена ниже меня плавно выполаживалась, и воды на том участке, который удалось просмотреть, не было. Технически в лазании по такому профилю ничего особенного не было, поэтому, на всякий случай придерживаясь за веревку, я тут же начал спускаться в ранклюфт прямо по стене. Метров через восемь я уже стоял на мокрых окатанных камнях, ледник козырьком нависал надо мной. Ранклюфт, сильно сужаясь, уходил под лед, но он на удивление не был затоплен. Сверху отовсюду энергично лилась и капала вода, а от ледника несло прямо-таки смертельным холодом. Днем, возможно, тут можно было попытаться что-то разглядеть, но сейчас на поверхности свет был рассеянный, скала ничего не отражала, а в глубине рантклюфта стояла чернильная темнота. Так как стоять во весь рост можно было только около стены, пришлось встать на четвереньки и двигаться внутрь трещины в страшно неудобной позе, да еще под ледяным душем.

Парня я нашел на третьей секунде. Он выглядел более крупным мокрым валуном на фоне других камней, выстилающих ложе ледника. Ничуть не сомневаясь, что это труп, я ухватил его за одежду и довольно бесцеремонно поволок к стене. Зубы у меня лязгали от холода, руки тряслись, но тело было не очень тяжелым, поэтому вслух я выражался мало и корректно из уважения к погибшему. Пару раз приложился головой к своду ледника, что мне не прибавило настроения.

В темпе дотащил парня до стены и, не давая себе застыть окончательно, начал обвязывать его веревкой, подготавливая тело к подъему. При очередном перевороте, когда мне нужно было просунуть веревку ему под спину, я отчетливо услышал стон. В первую секунду не поверил своим ушам. Нашел в складках капюшона шею, приложил пальцы к подчелюстной ямке.

Сам притих, насколько это было возможно (дышал я как паровоз), и вдруг нащупал слабый пульс! Это на корню меняло всю картину. Приводить его в сознание здесь, в холоднющей трещине, на мокрых камнях не имело смысла. Однако и его возможные травмы мне были неизвестны. Я подумал, что если у пацана поврежден позвоночник, то эти восемь метров подъема его просто убьют. А если не убьет веревка, то убьет холод. Сколько времени он тут лежит, я толком не знаю! Но выбора у меня не было.

С живым пострадавшим положено другое обращение. Пришлось по-другому перевязывать веревку, для более щадящей транспортировки. Ну, это я умею. Аккуратно увязываю его в грудную обвязку, соединенную с беседкой. Сам, трясущийся от холода, поднимаюсь по скале из трещины, командую выбрать веревку и плавно тянуть по моему сигналу. Виталия пересаживаю на край рантклюфта, чтобы он дублировал мои команды. Для мобилизации коллектива сообщил ребятам, что их товарищ пока жив.

Как же мне не хотелось опять лезть под ледник, вы себе не представляете! Но тут уж сработал рефлекс спасателя, которому противиться бесполезно: раз надо, значит, надо! Спустился по стене вниз к парню. Покричал наверх, чтобы начали подъем, а сам, уцепившись за обвязку, потащил его вверх по скале, благо подножье стены было совсем пологим. Дальше пришлось похуже. Во-первых, лазаньем на одной руке и ногах, ясное дело, такую стенку мне не одолеть. Выходит, надо умудриться и тянуть вверх, и одновременно придерживаться за веревку. Как это я делал – до сих пор не соображу. И силенок у моей спасательной команды оказалось не очень… От напряжения и от холода, не к чести моей, меня понесло:

– Тяните, мать вашу, так и перетак! Еще, еще разок! Тянуть по команде: раз – потянули. Стоп, перекур. Раз – потянули! Потянули, я сказал, недоноски чертовы! Тянем! Еще тянем! Сейчас вылезу и всем башку пообрываю! Тянем! Еще раз – тянем, бабушку вашу, слабаки недокормленные! Тянем!

Подтянули пострадавшего под самый перегиб. Тут он и застрял. По скале враспор с ледником я выбрался на лед, оттолкнул Виталия, лег плашмя и приказал тому держать себя за ноги. По команде в гармоничном сочетании со страшным матом потянули всей бригадой. Я тянул за обвязку и ругался, а бригада разноголосо стонала, выбирая веревку.

Перевалили пострадавшего через край ледника. Тут пошла нормальная, я считаю, работа. Меня трясло от усталости, от злости за их бестолковость, от холода и вообще от всего, что свалилось на голову в этот день. А дальше пошли одни восклицательные знаки:

– Палатка есть? Мигом доставайте палатку, раскладывайте на льду. Быстро, сухой спальный мешок сюда! Быстро, говорю! Водка, спирт – есть что-нибудь? Водка есть? Давай водку! Осторожно, снимаем с него штормовку. Так, смотрим: голова цела? Хорошо. Все будет хорошо! Губы бледные, но это ничего. Для обморока нормальный цвет! Спальный мешок кладем на палатку, живо. Расстегивай, не возись, что, молния заела? Давай другой спальник! Теперь самое сложное – снимаем свитер. Да поддержите вы его, ишаки карабахские! Еще две руки сюда, под спину! Так, тяни вверх. Молодец. Теперь через голову. Осторожнее с руками! Нет, вроде тут переломов нет. Прекрасно. О, застонал, красавец? Я не ослышался? Значит, жить будет, добрый молодец! Что ты сказал? Его Алексеем зовут? Алеша Попович хренов! Давай второй рукав, вниз его. Правильно, молодец. Сам скажи, как тебя зовут? Не слышу. Рукав держи, черт тебя дери, кому сказал! Смотрим, смотрим. Вот гематомы, гематомы. Может, и ребра сломаны. Но тут уж ничего не поделаешь. Водку мне лей на руки. Аккуратно, аккуратно! Дайте сухую рубашку, тряпку какую-нибудь, мы его прикроем, обмотаем, утеплим. Снимаем штаны. Вчетвером. Медленно, не поднимайте ему ноги, я не понял пока, что там с позвоночником! Опять стонет? Господи, помоги и ему и нам! Аккуратно и медленно, смотрите на меня. Вот так, еще чуточку, опустим штанину. Расшнуровывайте ботинки. Что, правый не снимается? Не трогайте, не тяните. Что-то у него с голеностопом, видите, отек? Оставим ботинок на ноге. Хорошо, что штанины широкие. Снимаем, снимаем! Водку лей на руки. Тонкой струей, олух царя небесного! Сейчас разотру родимого до поросячьей румяности. Так, теперь главное: трое подошли с моей стороны. Будем укладывать его в спальный мешок. Раз – приподняли. Аккуратно, аккуратно! Поубиваю паразитов! Ты же свободен, выхухоль, чего стоишь столбом – натягивай низ спальника ему на ноги! Отлично. О, глаза открыл: наша водка делает чудеса! Чье производство, посмотри на этикетку? Небось, паленая? Дай теперь мне хлебнуть, а то и мне от вас уже худо стало!

Ну, это я так, в красках рассказал, что там творилось. В действительности все происходило жестче и в основном только потому, что меня они не понимали, да еще на них давили страх и усталость.

Достали по моей команде (какие там просьбы, предложения – одни команды) вторую палатку. Кто их так учил палатки складывать, вернее, сматывать в комок? Соорудили нечто вроде мягких носилок. Приказал оставить рюкзаки здесь, на месте, а самим впрягаться и нести пострадавшего вниз.

Тут Виталий подает голос (век бы его не слышал):

– У него (показывает пальцем на пострадавшего) рюкзак был…

– Черт с ним, его рюкзаком, – отвечаю. – Что мне его рюкзак, человека срочно откачивать надо!

– Там все наши деньги и документы, – робко продолжает Виталий.

Мог бы не продолжать. Я уже все понял. Снова придется лезть в проклятый рантклюфт! Чтоб вам всем идиотам пусто стало! Все яйца да в одну корзину! Кретины! Но по-человечески жалко ребят. Без денег, без документов в чужих краях…

– Откуда вы, – спрашиваю.

Раньше узнать не было времени. Отвечают, что из Донецка. Час от часу не легче. Из самой самостийной! Выходит, в чужой стране и без денег, и без документов! Эх, пропади ж ты, рантклюфт, пропадом!

Надо было срочно пересматривать план эвакуации. Их шесть. Я седьмой. Главный скалолаз на этой планете. На то, чтобы меня удержать в трещине, нужны как минимум двое. На транспортировку остается четверо. Не густо, если учесть их физические возможности и состояние духа. А куда деваться?

Наскоро объясняю технику переноски пострадавшего и маршрут. Показываю ориентир на хребте. Пугаю, что если пойдут правее, то попадут на потолок ледникового грота, который и так держится на соплях. Пугаю переправами через ручьи, чтоб были бдительными. Двигаться рекомендую пять минут. Потом пять минут перекур. Понимаю, что в другом режиме никто никуда не дойдет и никого не донесет. Хотя наш пострадавший, к счастью, далеко не Шварценеггер.

И тут я вижу, что из леса к леднику движется разноцветная махновская орда. Ура! Добралась, значит, Маринка до поселка, подняла на ноги геологическую братию! Теперь все пойдет по гладкому сценарию. Но поскольку торопиться все-таки надо (тень уже и к нам прибежала), для вдохновения показываю носильщикам спасателей и даю старт.

Остались со мной Виталий и еще один безымянный герой, веревка, четыре рюкзака и два глотка водки на донышке бутылки. Водку я тут же употребил по назначению, но, странное дело, ни крепости, ни вкуса не почувствовал – выпил как воду. Посмотрел на желоб и кое-что начал соображать. Когда парень сорвался с верхней полки, то поехал по гладкому желобу именно на рюкзаке, потому и отделался легким испугом. Желоб-то внизу выполаживается. Если бы он и рюкзак падали в розницу, торопиться с эвакуацией не имело бы смысла: после такого эквилибра не выживают. А рюкзак я не нашел по понятным для меня причинам. Во-первых, был «заточен» на человека, а во-вторых, в том холодильнике мне только о рюкзаке оставалось думать! Да, счастливчиком оказался турист из Донецка!

Усаживаю остатки якоря на лед. Сбрасываю веревку в рантклюфт и привычной дорогой – вниз. Мне показалось, что настолько намерзся и тут внизу и там наверху, что перестал чувствовать холод. Решил, что превратился в человека-сосульку, хотя сначала в приступе мании величия назвал себя человеком-айсбергом.

На четвереньках практически в полной темноте начал шастать по мокрым и холодным каменюкам. Конец веревки держал в руке, так как всерьез опасался, что в бесконечном рантклюфте не смогу запомнить место выхода на поверхность. Рюкзак нашел совершенно случайно: оперся рукой на большой валун, а он оказался неожиданно мягким. Не теряя ни секунды, на последнем запасе внутреннего тепла поволок рюкзак к стене. И скажу вам честно, в том промокшем рюкзаке веса оказалось тонн шестнадцать, никак не меньше!

Привязал рюкзак за лямки к концу веревки и пробкой от шампанского вылетел из-под ледника, до того мне как-то жить захотелось. Втроем с привычными криками и матом вытянули рюкзак на ледник. А у меня уже не то что зуб на зуб не попадает, уже и рот перестал открываться. Хватаю чей-то сухой рюкзак и водружаю его себе на спину, чтобы стало хоть чуточку теплее. Командую Виталию, чтобы сгребал снаряжение в кучу, а с безымянным, участником, уцепившись за лямки мокрого рюкзака, волоком потащил его вниз, к теплу и людям. На краю ледника встречаю Толика с двумя интеллигентными мужчинами, которые идут спасать персонально меня, решительные и деловые. Не останавливаясь, говорю им, чтобы пошли и забрали Виталия с рюкзаками, а я уж как-нибудь доковыляю до первого теплого камня. А тут вместо теплого камня – Маринка в слезах, да еще и с расписным термосом, сухим свитером, с настоящими джинсами и зачем-то с носками!

Геологическая толпа унесла, как морская волна, и побитого и невредимых. Из поселка выдвинулся резерв с фонарями, так как в лесу уже стояла настоящая ночь. В общем, как говорят, через обозримое время мой организм согрелся изнутри, чем бог послал, а также снаружи у печки в доме Анатолия. Застолье в силу чрезвычайных обстоятельств было перенесено на следующий день.

После десяти вечера пришел Славик – геологический фельдшер. Рассказал, что вправил пацану вывих голеностопа. Во время процедуры пострадавший орал, что свидетельствует, что с чем с чем, но с легкими у него все в порядке. Нашел у него два сломанных ребра и завтра повезет выходца с того света в станицу Зеленчукскую на рентген. Еще сказал, что до сих пор не может прийти в себя после красочного рассказа эквилибриста. Тот, оказывается, всю траекторию был в полном сознании и вырубился только в рантклюфте, а его репортаж о пятисекундном полете, поскольку у него перед глазами прошла вся жизнь, надо экранизировать в Голливуде. То, что в рантклюфте не оказалось воды, это Славик отнес к чудесам света. И тут же предложил похлопотать перед международным олимпийским комитетом об утверждении нового вида спорта: спуск на рюкзаке по каменному желобу. Название ему он пока дать затрудняется, но должно быть что-то вроде «рюк-рокслей». Толик название одобрил и пообещал завтра же сделать все как надо.

Маринка сходила на разведку и доложила, что туристы из Донецка, странное дело, после пережитых ужасов не спят, а сидят на корточках возле кирпичной печки и сушат документы и деньги. Среди них и раскаявшийся «утопленник». Нам бы их заботы!