Читать книгу Механизм революции. Конспект по основам полилогических материалистических естественно-исторических революционных переходов между социально-воспроизводственными градациями - Александр Харчевников - Страница 9

В анализе «состояние вопроса» второго раздела «Полилогии…» отмечается:

«…у классиков мы найдем множество сильных идей относительно первобытности, но ее теории, адекватных понятий, у них нет, в том числе в завершающей эту тему работе Энгельса „Происхождение семьи, частной собственности и государства“ (1894). Наглухо зашоривающая социальное познание догма „экономизма“ уже зависала, так что, перефразируя слова того же Энгельса, можно сказать, что не экономическая, а производственная история человечества „еще в пеленках“, а то и вовсе без оных» [43, с. 67].

Да, в нашем контексте «переломной первобытности» даже говорить о пелёнках ещё «рано», ибо соответствующий формационный период в развитии человеческого общества является ещё только предтечей революционного, разрывного, узла прорыва в форме «переломной точки, суть которой есть узел бифуркации», то есть узловой точки перехода к некому подобию человеческого общества. Сам же формационный период эволюционного восходящего развития простой переломной первобытности начинается с появления такого животного как человек.

Однако, понятийно и концептуально, помимо непосредственного влияния экономизма, история первобытности во многом запутана им и в прочих сферах исследований. Так, например, часто упоминаемое в обоснованиях – «появление избыточного продукта», которое, по мнению зашоренных экономизмом исследователей, привело к формированию общественных отношений эксплуатации и связанных с ними отношений господства и подчинения. А, по сути, за этим нет ничего, кроме лишь необоснованного переноса логики рыночных отношений механизма товарообмена на совершенно иной механизм, не имеющий никакой связи со всем известными экономическими отношениями.

Другое обоснование, в условиях уже полного отсутствия избыточного продукта, на основе следующего пассажа уравнивающей эгалитарности в части уравнительного распределения ресурсов и благ как основного способа устранения противоречий в экономике и обществе – «все едят по-честному из одного котла и, так сказать, по мере вклада».

В этой связи А. С. Шушарин пишет:

«В общем от каждого – по способности, каждому – по труду. Хотя неясно, за что же тогда кушают дети и старики, не говоря о том, что иногда не пренебрегают в кушании и друг другом. Ну, ладно. Но как быть в милой эгалитарности с мощнейшей ролевой асимметрией, ранговыми структурами или, например, с привилегиями по части женщин (…), которые не только доставляли „сексуальные услуги“, но и были едва ли не самым главным хозяйственным богатством вождей, бигменов („больших людей“) и т. д. Тоже, что ли, „средство производства“? И между прочим, чем дальше вглубь, тем более пылкими были страсти в этом немаловажном вопросе, вплоть до регулярного проламывания черепов в случаях расхождения любовных мнений. Вроде бы и „эксплуатации“ не имеется, но асимметрия, мягко говоря, куда похлеще, нежели в части „избыточного продукта“. … С экономической точки зрения это уж и вовсе ни в какие ворота, так сказать, друг у дружки в собственности» [43, с. 68—69].

Однако в нашем случае переломной первобытности нет не только чего-либо экономического, но нет и какого-либо общества. А большее, на что в данный период переломной первобытности может рассчитывать наш человек-зверь, с разумом человека, но повадками животного, зверя, так это на звериные, зверские, отношения. И в этом вся суть производственных отношений этого способа производства всей действительной жизни человека-зверя.

Это, напомним, всего лишь некий исходный, начальный, а поэтому во многом искусственно сконструированный момент в теории исторического материалистического восходящего развития, ибо весь естественно исторический процесс живого един и непрерывен, а, образно говоря, настоящая вставка в него в форме метатеории «Полилогия современного мира…» есть некое упрощение реальной действительности. Кроме этого эндогенного момента имеется и экзогенный момент (экзогенная, межстрановая, логика полилогии), связанный, грубо говоря, с определением субъекта общественных отношений, самой экзогенной единицы производственных отношений единого человечества, Общества единого человечества. В частности, например, требует специального анализа и позиция автора полилогии по этому аспекту, – «группа по определению сама по себе (эндогамно) не воспроизводима, т.е. просто никак не может быть субъектом (в логическом смысле) первобытности». [43, с. 98].

При этом ранее оговоренная искусственность во многом связана не просто с самой сложностью моделируемого в форме теории воспроизводственного процесса, но и с гигантской удалённостью данного этапа развития от текущего исторического момента, фактура которого во многом лишь предполагается и физически не повторима в ряде её существенных характеристиках и условий существования. Поэтому перейдём к описанию производственной сущности апополитейной (тогдашней, подлинной, «первозданной» и критической) переломной первобытности.

Обобщая отношение к первобытности множества исследований, следует заметить, что издавна широко распространена её идеализация, начиная с древних мифов. Так и сегодня, например, Васильев Л. С. следующим образом романтизирует первобытность: «Здесь нет еще… жажды наживы, стяжательства… В центре системы ценностей находится нечто иное: жажда престижа и уважения, авторитета и социального признания, достигнутых за счет отказа от излишних материальных благ, которые, будучи предоставленными другим, воспринимались как щедрый дар и реализовывались в рамках эгалитарного потребления» [4, с. 14]. Однако, как уже отмечалось само понятие «эгалитарность» отражает все ту же одномерность экономического монологизма.

Особенностью нынешнего понимания апополитейной первобытности является то, что этнографические данные о ней, как известно, основываются на анализе совсем не апополитейных, а синполитейных форм, которые иногда называют периферийными, но которые вполне можно считать современными, ибо отстоят они от действительной, подлинной, апополитейной первобытности на десятки тысяч лет.

Интересен поэтому следующий вывод (по публикации Википедии), сделанный известным австрийский зоолог и зоопсихолог, одним из основоположников этнологии – науки о поведении животных, К. Лоренцем:

«…у сильно вооружённых видов эволюционный отбор выработал также сильную врождённую мораль – инстинктивный запрет применять всё своё вооружение во внутривидовых стычках, в особенности если побеждённый демонстрирует покорность. И наоборот, слабо вооружённые виды имеют слабую врождённую мораль, поскольку сильная врождённая мораль таким видам эволюционно ни к чему. Человек – это от природы слабо вооружённый вид (нападающий мог только поцарапать, неопасно ударить, укусить или душить, а жертва имела достаточно возможностей убежать). С изобретением искусственного оружия человек стал самым вооружённым видом на Земле, а мораль осталась на прежнем уровне».

Наконец, сам К. Лоренц пишет [15, Гл. 13]:

«Рассуждение не будет слишком натянутым, если мы предположим, что первые настоящие люди, каких мы знаем из доисторических эпох – скажем, кроманьонцы, – обладали почти в точности такими же инстинктами, такими же естественными наклонностями, что и мы; что в организации своих сообществ и в столкновениях между ними они вели себя почти так же, как некоторые еще и сегодня живущие племена, например папуасы центральной Новой Гвинеи. У них каждое из крошечных селений находится в постоянном состоянии войны с соседями, в отношениях взаимной умеренной охоты за головами. „Умеренность“, …, состоит в том, что не предпринимаются организованные разбойничьи походы с целью добычи вожделенных человеческих голов, а лишь при оказии, случайно встретив на границе своей области какую-нибудь старуху или пару детей, „зовут с собой“ их головы».

Таким образом, как пишет А. С. Шушарин:

«…суть апополитейной первобытности прежде всего как раз и состоит во «внешних» взаимоотношениях, каковые по отношению ко всему первобытному состоянию и его преодолению как раз были главными внутренними.

Вот это-то напрочь и замазывает «комплекс Эдема» либо умилительностью отношений внутри первобытных форм в коммунистической версии экономизма, либо такой же обменной умилительностью отношений между ними в буржуазной версии того же экономизма» [43, с. 75].

И дальше.

«Апополитейная, «тогдашняя» и преодолеваемая первобытность, у которой еще никаких социальных «центров» и «периферии» быть не могло в принципе, – это самая жестокая, беспощадная, «кровожадная» и консервативная форма.…

Другим серьезным препятствием на пути переосмысления именно первобытности является эволюционизм» [43, с. 76].

В печатных материалах о первобытности главенствует «беспросветный, глухой эволюционизм». Логика изложения исследований учёных и теоретиков первобытности, как правило, хронологическая и описывает естественные изменения в последовательном нарастании следов самого антропосоциогенеза. Однако, при этом, не обнаруживается в каком-либо законченном виде революционного скачка и отрицания (снятия) отжившей формы первобытности, – одни только факты и факты. Эта постепенность в фактах ничего не объясняет, предъявляя миру лишь эволюционистские усилия тысячи последовательно связанных малых величин. Иными словами, как известно, – «путь от теории к фактам существует, но пути от фактов к теории нет, какая бы груда их ни накопилась».

Переломная первобытность как вполне определенная, критическая, неравновесная и бифуркационно неустойчивая форма жизни животных-людей (людей без общества) преодолевалась сквозь хаос реального процесса, образно говоря, скачком, и, именно, прорывным скачком социальной революции. Этот скачок, эта революция, был как бы распределённым на множестве групповых форм действительной жизни этих людей-животных, людей без общества. И это была первая в жизни зарождающегося человечества необычная, распределённая, социальная революция в его истории.

Но, говоря оборотом классиков, понять этот не одномоментный и распределённый взрыв, слом и скачок – «это значит описать систему господствующих отношений в состоянии бифуркации, гибели или негэнтропийного восходящего прорыва, все того же революционного снятия, т.е. сброса в небытие господствующей формы при сохранении (симметризации) ее естественного содержания под контролем типологически уже новой «постформы» или даже множества «постформ» [43, с. 78].

Однако с неизбежностью возникает самый сакраментальный вопрос, – в каком же процессе возникли сами общества. Исходя из предлагаемой нами структуры теорий материалистического восходящего исторического развития социума по сложности, общества возникли на этапе перехода, революционного прорыва между градациями простой первобытности и переломной первобытности, который (переход) описывается прорывной теорией переломной первобытности. Главное в этом описании – это процессы перехода от отживших отношений «людей без общества» (градация «просто первобытность») к новым отношениям уже «общества людей», начиная с примитивнейших обществ («переломная первобытность»).

В этой связи представляют интерес работы, например, Розова Н. С. [33, с.11], который, «возражая (и поделом) «теории формаций», полагает, что сама «первобытная формация делится на две универсальные фазы». Вообще же в множестве работ (и определений) антропосоциогенеза так или иначе прямо или косвенно, но делается акцент на некие два этапа. Как правило, и в соответствии с самим термином, первый этап это «антропогенез», второй – «социогенез».

Вот несколько цитат из таких работ:

1. «Антропосоциогенез (anthroposociogenesis; от греч. anthrōpos – человек, лат. societas – общество и греч. genesis – происхождение) – процесс перехода от животного мира к человеческому состоянию; процесс становления и развития человека как социального существа субъекта сознания и деятельности» [47].

Там же на соответствующей схеме рисунка дано следующее изображение:

Антропосоциогенез = 1) антропогенез +2) социогенез.

2. «Антропосоциогенез (…) – процесс перехода от биологической формы движения материи к социальной, являющийся неразрывным единством превращения животного в человека и объединения животных в человеческое общество» [48].

3. «Антропосоциогенез – процесс историко-эволюционного формирования физического типа человека, первоначального развития его трудовой деятельности, речи, а также общества. Выделение человека из животного мира – столь же грандиозный скачок, как и возникновение живого из неживого [49].

Уточним некоторые «априорные» признаки этого эскиза теории переломной первобытности.