Читать книгу Камбала. Роман в двух книгах. Книга первая - Александр Иванченко - Страница 11

«Принцип привлечения интереса читателей, заканчивая главу на интригующем моменте, как, Дядя Саша, работает?» – спрашиваю свою молодость.

«Ты это о чём, Иваныч? – спрашивает вопросом на вопрос моя молодость у меня, – я только излагаю факты событий, происходящих со мной или в то время и с теми людьми, с которыми я имел счастье быть знакомым. А ты не ухмыляйся, хоть ты и писатель, я то же не лыком шит, и учти, то, чем ты сейчас можешь похвастать, знания и умения, способности, в том числе – всё это заложено было в большой степени и тогда, когда все твои сверстники ходили в моднячих брюках-„колоколах“ и носили кустарно клееные здесь же, в Зернограде туфли на платформе, которые, кроме, как „армянские“ мы не называли – забыл?»

«Дядя Саша, успокойся. Ну, да, ты прав. Было дело. Но ты же тоже тогда понимал, что мама получала зарплату 60 рублей, отец 70—90 рублей, в зависимости от сезона, а твоя стипендия, вне зависимости – сдашь сессию без „троек“ или будут одни „тройки“, всё равно платил колхоз, да ещё и на 6 рублей больше, чем тем, кто не по направлению учился», – ответил Иваныч.

«Чё, умный стал на старости лет, чтобы мою стипендию считать? Попробуй на них месяц прожить, когда, кроме пирожков в буфете, хочется и в кино, на танцы и с девчатами, как вы сейчас говорите, „потусить“. Тогда мы не знали, как у вас дискотеки, бары, стриптиз-клубы… Фу, мерзость! Даже никогда там не бывал и то противно стало от названия», – Дядя Саша с презрением сплюнул в сторону.

«Дядя Саша, ты счастливый потому, что не знаешь, что такое гей-парады, хотя бы. Или знаешь?» – решил осадить «взорвавшегося Дядю Сашу Иваныч.

«Старый, откуда?!» – возмутился студент, откуда он слышать мог о геях в 1973 году с СССР.

«Тебе ещё многое предстоит узнать, осмыслить и переоценить. А то, что наш великий Советский Союз «отдал Богу душу, проще сказать, распался, можешь представить?» – спросил у Дяди Саши и пожалел об этом Иваныч.

«Ну, это, Иваныч, совсем не смешно. Ты знаешь, что тебе за эти слова может быть? Или забыл, писака?» – студент начинал не на шутку злиться.

«Я ещё помню и анекдоты о Леониде Ильиче и Василии Ивановиче, но сейчас сама жизнь – анекдот, только не смешной, а очень грустный. А вообще-то, я уже и сам запутался, где ты, Дядя Саша, а где я – Иваныч. Знаешь, что? Давай читателю мозг не будем ломать, а продолжим: ты действовать дальше, а я вспоминать те годы и события и, как твой летописец, без значимых прикрас, как на духу всё расскажу, что помню. А, что забуду, ты напомни мне или с фоток, где ты с друзьями-товарищами и все молоды и живы, пока…, или, открыв интернет и порывшись в нём», – решил заключить мировое соглашение со своей молодостью Иваныч.

«Интернет – это чё? „Интер“ помню, сигареты болгарские по 35 копеек, я их, потом ещё „Опал“ и „Ту-134“, даже „Шипку“ в тяжелые времена курил. А ты и сейчас куришь? Чахотку не заработал от сигарет?» – не мог понять о чём речь Дядя Саша.

«Бросил, Дядя Саша, твою вредную привычку, уже 10 лет, как не курю», честно признался Иваныч.

«А ты почему за Союз не ответил? Смотри, чтобы в органах тебе за это «по шапке» не надавали. Ладно, пиши писака. Я в общагу, переодеться нужно… рубаха порвана, и вся в крови, и брюхи… ё-моё, вот, суки, брюки тоже распороли по шву, «модисты» хреновы… Без меня не начинай. Я быстро, «одна нога тут, другая там.» – вытерев умытое в автомате газированной воды лицо, Дядя Саша перебежал через улицу и скрылся за дверью общежития.

***

Пока я переодевался в своей комнате, в коридоре по лестничным пролетам и на верхних этажах, звонкие отголоски от любого шума, некогда отзывались сильным эхом из-за пустоты коридоров и пространств между этажами из-за того, что в это время по распорядку в общежитии, студенты должны бы переключаться с первого сна на второй. Сейчас всё было с точностью до наоборот – общага гудела и не как улей, а как механический цех или кузнечнопрессовый производственный участок.

Шум и крик сливался в гул. Когда я выходил на улицу, меня в коридоре обгоняли студенты других групп нашего первого потока факультета механизации, которые со спины, из-за растопыренных ноздрей и бегающих, очумелых глаз, как у разъярённого быка, не замечали, что у них перед носом «виновник» того, что их поднял девиз «наших бьют!», но разбудить забыли. Вахтёрша грозилась, что обратно никого не пустит. Попробовала бы она это сделать, когда процентов на 80 все жильцы общаги были на улице.

Голова гудела. Это было последствием ударов, возможно ногами, когда меня сбили с ног на волейбольной площадке. Я подумал – благо, что в это время года, когда лето полностью вступило в свои права, от туфлей даже многие отказались в пользу более легкой спортивной обуви, вплоть до сланцев. Иначе, мне пришлось бы совсем плохо. Да и, справедливости ради хочу сказать, что зверских избиений, как в наше сегодняшнее время, тогда, практически, не практиковалось. Понимайте, как хотите, но люди в то время, как бы это смешно в данном случае не показалось, были в разы добрее, не такие озлобленные, как теперь.

Уже была ночь, теплая июньская, тихая до того, как, ночь. Улицы были практически пусты. Движение автомобилей, своей интенсивностью никак не шло в сравнение с нынешним, то есть движение замерло. Обычно, в такое время молодежь привычно гуляла по Ленина бесцельно или имея цель, но пока из задуманного мало, что получилось, а у кого получилось, те уже сидели в обнимку, зашхерясь или в парке на скамье, где лампочки давно были умышленно разбиты или во дворах частного сектора города, где были беседки и места для свиданий, а на поселках – это скамьи возле дворов, как правило, в это время изрядно закрытые свисающими ветками деревьев, в основном вишен.

Зная это, комсорг Паша, как опытный вожак (говорю это на полном серьёзе, организатором был от Бога, потому его впоследствии избрали председателем комитета комсомола института и, менее, чем через год стал делегатом ХVII Съезда ВЛКСМ. Как знать, может быть полученная в подобных «революционно-освободительных» движениях от беспредела местных кланов и сформировались его организаторские способности.

Быстро были организованы «боевые» группы: одной из них руководил сам «вожак»; вторым руководил я; третьим Саша Запорожцев, так как мог узнать в лицо нападавших ранее беспредельщиков; четвёртым звеном было поручено руководить кому-то из активистов смежной группы. Перед всеми была поставлена задача, как сказал комсомольский вожак – «Отомстить за Дядю Сашу и дать понять, кто в городе «заказывает музыку». На вопрос «Мы же их и в лицо не знаем…», был ответ – «Мочите всех, кто попадётся, другим, чтоб неповадно было». На том и порешили. Хотя «мочите! Или «гасите», звучащее тогда, ни в коем случае не идет в сравнение с сегодняшним, что нужно теперь в прямом смысле понимать – жестокость, вплоть до…

Хорошо рассуждать сейчас молодежи: сотовые у всех на руках, каждый шаг можно отследить и скорректировать действия групп, всё согласовано и подконтрольно можно было бы провести. Но, если бы, да кабы… Вот сейчас я подумал, как тяжело было работать в следственном отделе милиции в то время. И, несмотря на отсутствие всех современных «наворотов» и средств отслеживания, они делали чудеса. Такие показатели раскрываемости, что… Короче, нам было еще далеко до сыскарей.

Группы рассосались по намеченным маршрутам и начали с глухих улочек и совсем не потому, что там предположительно могли скрываться те, кто стал виновником того, что город, вместо того чтобы отойти ко сну, начал, наоборот просыпаться. Так, вот в этих тихих улочках, где имелись пролёты штакетника-частокола, послышался характерный звук отрываемых планок и треск сучковатых, показавших свою непригодность, в качестве «указателей недостатков» сразу, а не на спине предполагаемых обидчиков.

Я не столь кровожаден, чтобы расписывать сцены кровавых побоищ, как любят делать в своих боевиках голливудские режиссёры. Да и наши, в последние годы стараются не отстать. Даже кровь на съемках используют натуральную, надеюсь, что не человеческую. Когда говорят, что из донорской крови получают плазму, а остальное куда девают?

А в наших стычках «оппоненты», чаще всего отделывались двумя-тремя ударами по ребрам, если оказывал кто-то сопротивление, мог получить и в нос, отделаться «фингалом» под глазом или расквашенной губой и этим походить на современных див с «накачанными» силиконом «варениками». Зачем деньги тратить, обзови парня нехорошим словом – он тебе губы «наквасит», потом ещё поблагодари за оказанную бесплатную «пластическую операцию». А сэкономленные при этом деньги можно потратить на себя, любимую.

Пока ещё город «не стал на уши» была возможность прижучить обидчиков. И этот случай выпал группе, руководимой вожаком Пашей. Они увидели подозрительную группу парней. Вот кто бы мог подумать, что они придумают укрыться в самом, как говорится «логове их врага» – у стен института, усевшись «мирно» на скамьи под развесистыми деревьями в сквере, неподалеку от парадного входа в институт. Это тот случай, когда хочется пожать руку достойному противнику. Но меня же там не было, к сожалению или к счастью, как посмотреть. И надо же было так опростоволоситься «ведущему» звена «карающего несправедливость», спросившего у них:

– А, вы, кто?

Те, почуяв неладное, а, возможно даже, невзначай наткнувшись на митинг у общаги, слыша его громкие призывы (от общаги до места их «лежки» было метров 250—300 всего, а с учётом того, что вечер был тихим, а голоса громки и даже слишком …), ответили:

– Мы поступать будем в институт. Документы сдаем…

Тут чуйка моих «боевых» товарищей подвела. Когда был «разбор полётов» в общаге, в назначенный час, ближе к рассвету, мне описали этих «абитуриентов», стало ясно – это и были мои обидчики.

Шум и гам в городе только нарастал. Его переняли дворовые собаки частного сектора поселков и казалось, что не спал никто. И неизвестно ещё, кто был злее, собаки или те, кому эти собаки, шум, гам и крики не давали поспать в одну и так самых коротких ночей в году. Было много сломанных штакетников, много разбитых носов, иногда, даже чаще незаслуженных. Большинство тех, над кем зависал «дамоклов меч» их свежо-крашенных планок или уже облупившейся под действием южного беспощадного солнца, сезонных дождей и степных ветров из сальских и калмыцких степей.

Очень быстро все поняли, что учинять допросы и расспросы результата не дают. Да и кто сознается, что дерзкое избиение студента, да еще, практически на территории, прилегающей к студенческому общежитию – это был вызов. И мы его приняли. Скорее всего, это была последняя капля, перевесившая чашу весов терпения. Потому что, то там, то там, чаще всего на поселках происходили случаи, когда студентов, провожающих своих девушек встречали в таких местах, как парк, который пролегал границей между городом и поселками Дубки и Темерязева, так называемое Шаманский сад с кладбищем – одно из неприятных мест, рядом с которыми проходила дорога на Тимерязевку. Но они были, как бы «в назидание», чтобы показать, что там есть «хозяин» и его требования – закон.

В нашем случае, как говорится, ребята «рамсы попутали», начали права качать на исконно нашей студенческой территории. Получилось так, что «боевые действия» перешли все границы и «наказывать» обидчиков пришлось в их же логове. Кто попадал под «горячую руку»? Да, все, кто попадался, даже загулявшие студенты, если с перепугу не понимал, кто перед ним и не успевал объяснить, что «Я – свой! Не бейте меня, пацаны!»

Справедливости ради хочу сказать, что особая жестокость не проявлялась, основная цель – «воспитательная» выполнялась при этом на все сто. Вот сейчас я порой смотрю по телевизору, как на Украине, Беларуси, а в последнее время всё чаще в США, молодые люди выходят и громят всё и всяк. Боже упаси. То, что мы делали, по сравнению с нынешними погромами – это небо и земля.

Не знаю, попадались ли еще кому-то, из наших «боевых отрядов» или групп в ту ночь мои обидчики, но даже, если они «залегли на дно», то их вспомнили на утро другие, те, что пострадал в результате «урока с воспитательной целью», но не принятыми в системе образования методами. Важно одно, чтобы любой человек, при совершении проступка знал, что проступок всегда рано или поздно ведет к наказанию. Кто выполнить карательную функцию – не важно. Не Бог, так сама жизнь накажет тех, кто тебя когда-то обидел. Хорошо, если приговор не будет содержать какую-то статью уголовного кодекса.

В те годы, подобные вещи происходили часто, но имели разную подоплеку и разную реакцию на действия противодействиями. Я помню, когда у нас, молодежь села, парни, конечно, выходили драться в кулачном бою с парнями другого соседнего села, если там кого-то из девушки, практически всегда был повод – «ты, зачем у нас уводишь девушку?» В лучшем случае тогда вечерами приезжал отряд «бойцов» и так же искали обидчиков или просто били тех, кто попадется. Но для таких ситуаций нужен был повод. Все «войны» начинались из-за девушек.

***

Резонным будет вопрос: «А куда милиция смотрела?» Могу высказать своё личное мнения, исходя из того, что помню из событий тех далёких лет и из собственных наблюдений позже.

Мне кажется, что из-за того, что даже при массовых столкновениях, когда в драке участвовали даже десятки человек, слава Богу, случаев битья до полусмерти или, упаси Бог, до смертельного исхода – случаев вопиющих, неординарных, практически не было. Даже «буцание, как мячик» упавшего человека, было из ряда вот выходящим. Хотя, отморозки попадались везде, но народ не был озлоблен условиями жизни, политическими решениями правительства и пр. Исключением можно, правда, назвать бунт рабочих из-за, непривычных в то время, повышений цен на продукты и их физическое подавление, расстрелом. Этого, конечно, в нашей мирной стране, с народной властью и такое, никто не мог и в страшном сне увидеть.

Милиция, до определенного «накала» соблюдала нейтралитет. Не раз мне приходилось наблюдать, например, как милиция «пряталась» за дверки своих «ПМГ» или как они тогда назывались. Обычно их было два, ну в лучшем случае три человека. К примеру, дерущихся было 10—15 человек, а иногда и больше. Что они сделают? Применить оружие? А потом самому сидеть или, опять же, вдруг в неразберихе и сутолоке кто-то завладеет табельным «ПМ». Другое дело, когда едет «воронок», медленно, как крадётся и его экипаж, как правило два человека: водитель и старший патрульной спецмашины. Куда легче им остановиться у изрядно-выпившего человека, мирно-отдыхающего на уютном месте где-нибудь на скамье, в худшем случае на земле, а если в грязи, то и поднимать не стоило – измажет всех и машину тоже.

Вот с таким контингентом и работать приятней, безопаснее и прибыльнее, однако. Нет-нет, да и перепадёт «чирик» в карман. Я не осуждаю милицию. Может быть, у них на разводе «установки» делают и наверняка инструктируют, как в какой обстановке действовать. Честно скажу, что если бы, прошедшей ночью, одну из групп, скажем, «попросили объяснить» повод поздних прогулок, со штакетником в руках, то нашелся бы весельчак, который ответил бы: «Решили доброе дело сделать, субботник организовали. А ночью, чтобы сюрприз получился. Вот ветеран войны утром проснётся, а у него палисадник новым штакетником огорожен. Комсомольский отряд мы, во…». А в худшем случае, если не нашли ничего для объяснения – «атасс» ещё никто не отменял. Сколько направлений у «Розы ветров» по стольким же «векторам направления движения» устремились бы в рассыпную все, что неизвестно за кем гнаться и оно вот это нужно?

Как быто не было, толи из-за глухой ночи, когда даже под ожесточённый лай собак, дежурные, посапывая спали за пультом у телефона, за рулем «УАЗика», а кто-то и осмелился на ночь грядущую и остаканиться.

Хоть и среди наших «гвардейцев» задержаний в эту «Варфоломеевскую ночь» не было, но на утро по всему городу поползли слухи. Версий было много. Кто-то даже чего-то видел, но побоялся выйти в темноту. Оставалось надеяться, что заборы преподавательских домов в эту ночь пострадали меньше всего и в случае, если правда о событиях этой ночи раскроется, то на предстоящих ещё в будущем сессиях, они отомстят каверзными вопросами на экзаменах.

Уверен, что обидчики, ради которых была сделана эта, откровенно-показательная экзекуция, мало того, что узнали о многих случаях, произошедших в городе и поселках за ночь, смогли сложить картину из «пазлов» рассказов очевидцев или даже пострадавших невинно, кто-то мог сам попасть под «горячую руку» «комсомольского» патруля и на утро даже получить обвинения в том, что сломали своим необдуманным поступком мирную жизнь в городе.

Утомил я всех и сам пристал. Но не эта ночь стала развязкой или поводом для развязывания «полномасштабных боевых…», нет. А после «Варфоломеевской ночи» что-то должно было случиться? Конечно! Но это уже следующий рассказ, хоть продолжение начатого, как хотите. Давайте, просто перекурим, «тачки смажем», чтоб не скрипели. Да и мне нужно с Иванычем пошушукаться, чтобы он «пургу не мел».