Читать книгу Однажды умереть - Александр Михалин - Страница 10

Он проходит весь длинный, длинный, длинный коридор. Переступая через мраморные плиты пола. И через главы. С четвёртой – на пятую, с пятой – на шестую. Без видимой связи. Просто потому, что в романе оказался длинный, длинный, длинный коридор, с полом, выложенным удачными мраморными плитами. И несколькими главами.

Он проходит весь длинный, длинный, длинный коридор. Под шум размышлений и воспоминаний, намывших, как волны, обратно в роман не вошедшие варианты, куски текста, отвергнутые повороты сюжета. Роман никогда ничего не теряет и не упускает. Всё остаётся с ним и в нём. Клюющая трупы непонадобившихся слов кнопка «Delete» бессильна.

Он открывает дверь своего кабинета, входит и закрывает дверь. А за дверью находит мысль. О том, что…

Морской Змей, кусающий самого себя за хвост. Читатели, прочтением замкнувшие для себя свой цикл романа, став к тому же ещё и персонажами, не исчерпали собой всех, оказавшихся в романе по самой логике развития создания романа.

Он садится на свой стул – пока ещё не кресло, ни намёка на монументальность, но уже на колёсиках. И чуть-чуть прокатывается на половине строки, потому что роман…

Всепоглощающая Харибда. Роман, осуществляя себя, неизбежно и естественно вберёт, объемлет всех. Несчастного хищника, мечущегося в бесконечной клетке текста, и всех остальных действующих лиц и безличностей. И всех попавшихся, в циклически замыкающуюся, как водоворот, ловушку чтения, зачем-то добровольно увязших. Но ещё и его самого! Его, написавшего роман, непонятно для чего и непонятно почему написавшего именно так, но иначе написать он бы не смог. Безымянного его. Автора, имеющего неимеющее значения имя.

Самое место ещё одному отступлению-обращению. Самому важному. «Ты, читающий или читающая эти строки, понимаешь ли ты, что читая эти строки, ты попадаешь в роман, становишься его частью? Ведь именно на тебе заканчивается процесс творения. И ты – неизбежная добыча романа-хищника. Прекрати читать! И спасайся! Если, конечно, хочешь…»

Он вздыхает и пожимает плечами. Его авторская совесть после такого предупреждающего обращения спокойна, сонно-равнодушна, вполне сыта. И если теперь он по-авторски инстинктивно-тщеславно расширит гибельную ловушку водоворота уловления читателей, его совесть ничего ему не скажет, не упрекнёт, а только вздохнёт и пожмёт плечами.

Между прочим, Морской Змей и губительный водоворот – сильные образы. Он их не забудет. Он их использует. В своё время и в своём месте. Тут уж понятия места и времени в романе скептически хмыкают: мы, мол, относительны.

Он осторожно спускается по лестницам, аккуратно придерживает входную дверь, чтобы не хлопнула и не обиделась, оставляет на время надёжное здание вечной бюрократии. Место, где в вечном архиве навечно осталось его неимеющее значения имя. Место, где он получает жалование за службу, а поэтому – место неизбежного возвращения. Чем скорее, тем лучше. Можно сказать, он отлучается буквально на минутку, чтобы тут же вернуться. В кармане у него рукопись.

Это так непросто «однажды отдаться подводному течению…»