Читать книгу Одиннадцатый - Александр Михайлович Пензенский - Страница 6

Петербургские домовладельцы переживают странную эпидемию: огромное число их предпочитает вместо того, чтобы строить новые дома, надстраивать старые. Это явление приняло эпидемический характер. Сравнительно за короткий период разрешено до 400 надстроек. 

Двух и трехэтажные здания превращаются в шести и пятиэтажные громады. Прочность и красота зданий через это, конечно, мало выигрывает. 

Соблазн этих надстроек кроется в доходности квартир. Игра на возвышение увлекла домовладельцев. Сколько они не набавляли, квартирант находился. 

        – Он все вынесет, – решили домовладельцы, и стали строить город вверх, а не в ширь. 

Надстройки должны дать до 4000 новых квартир.

Газета «Петербургский созерцатель», август 1911 года.

***

Дактилоскопия и баллистическая экспертиза затянулись почти на два дня, томительных ожиданием, но тем не менее довольно деятельных. Поскольку за это время прояснились и причины странного поведения супруги Владимира Гавриловича, и степень их серьёзности. Прибыв после того богатого на события дня домой, Филиппов, не дожидаясь ужина, призвал Веру Константиновну в гостиную и со всей доступной ему участливостью расспросил об утреннем инциденте. Та, видимо проведя весь день в терзаниях и раскаянии, тут же разрыдалась на галантно подставленном плече и, всхлипывая, рассказала, что её приятельница, супруга одного из университетских профессоров, передала ей слова своего мужа. Тот уверял, что младший Филиппов часто бывал замечен в общении с не вполне благонадёжными в политическом смысле субъектами. Естественно, Вера Константиновна, оставаясь наедине с этой информацией, нафантазировала бог весть чего и уже видела сына вышагивающим по сибирскому тракту в кандалах и с бубновыми тузами на спине арестантского халата. Владимир Гаврилович торжественно пообещал во всём разобраться, поговорить с сыном, проверить информацию, используя все доступные ему средства – и мир в семье был восстановлен, вплоть до принесения извинений обруганной понапрасну Дуняше.

Слов на ветер Филиппов бросать не привык, потому время, высвободившееся в ожидании экспертных заключений, употребил следующим образом: того самого капитана Ермолина, принёсшего дурную весть в «Асторию», поставил руководить опросом рядовых свидетелей событий на Литейном и Невском, Свиридову поручил сбор сведений о Зимине и Мазуровых, причём, памятуя о синем пропуске, дал указание по возможности не попадать в область внимания охранного отделения. А сам занялся двумя списками: найденным в коричневом бумажнике и составленным по именам из партийных клятв.

Сразу выяснилась интересная особенность: часть фамилий на обоих листках совпадала, и те, что упоминались в расписках, в перечне Зимина были помечены галочкой. Особенно отрадно было то, что подобной галочки напротив имени сына не имелось, стало быть, вполне обоснованно можно было предположить, что младший Владимир связать себя с активной частью революционных кругов никакими узами не успел, а то и вовсе не собирался. Тем не менее, догадку эту требовалось подкрепить. Вторгаться в профессиональную сферу жандармерии Владимир Гаврилович не думал – можно было наломать дров и после краснеть, объясняясь, но с сыном-то по-отечески поговорить ему никто не мог запретить.

Разговор состоялся в тот же вечер, и, к облегчению Филиппова-старшего, прошёл он легко и даже с некоторой пользой. Ну, во-первых, Владимир заверил, что не только не состоял ни в каких политических организациях, но и разговоров о его вовлечении в оные ни Зимин, ни Мазуров, ни кто бы то ни было с ним не вёл. В семье Филипповых врать друг другу было не принято, и ни разу за всё время это правило не нарушалось, поэтому Владимир Гаврилович вздохнул с облегчением. А вот во-вторых, большинство фамилий из более длинного списка Владимиру были знакомы – за исключением всего двух человек упомянутые в нём лица были студентами Университета, причем абсолютно все – будущие юристы. Ну последнее обстоятельство, вероятнее всего, объяснялось тем, что Зимин преподавал на факультете, соответственно, ему проще было вербовать сторонников из своих же студентов. Но две неизвестные сыну фамилии требовалось всё-таки проверить. Ни на одну из них не имелось клятв, обе числились лишь в списке «претендентов», но напротив первой стояла не галочка, а крест, вторая же была безо всяких отметок.