Читать книгу Чайный аромат - Александр Непоседа - Страница 11
Финиковая косточка. 11 писем к любимой
0cto
ОглавлениеСегодня пост на Никодимовской. Нас четверо; радист, Володя Стриженко, пулеметчик, Юра Паньков, два стрелка, Сергей Крупкин и я. К вечеру становится холодно.
Резко, с заходом солнца. В бушлате это не так уж страшно. С гор стекает пронизывающий ветер, отчего все пространство заволакивает вездесущей пылью. Пыль – отличительная особенность Афганистана.
Она существует сама по себе. Её ругают все кому не лень, вертолётчики, водители, бойцы, медсёстры, метеорологи, но не местные жители, столетиями – растущая зелень съедается ими и животными, а сухое собирается для топлива, поэтому здесь кроме камней и пыли – горы со снежными вершинами, бурные реки, глинистые предгорья и тут же, рядом – песчаные пустыни, залитые зноем. Необычайная выносливость пуштунов от природы. Добавьте сюда хладнокровие, зоркость и выдержку. Владение оружием, чему приучают с ранних лет. Участок земли, огороженный дувалом, в углу глинобитная постройка. Это дом. Ни мебели, ни посуды. Бедность – не порок. Это тоже про них, про пуштунов. Обувь, если она есть, оставляют у входа. Женщины в парандже. Не думайте, что это лишь окутанная тканью голова, нет. Черная сетка на уровне глаз. Непроницаема и загадочна. Смотреть на неё, даже такую – запрещено. Могут и пристрелить. Паранджа это не бесправие, а защита целомудрия. При распространенном многожёнстве.
За десятилетие войны, любовь то там, то здесь – пыталась уравновесить возможности. При отсутствии статистики, думаю, что проиграла. Множество историй и легенд, красивых и не очень, ходило среди нас, а правдивость не установить. Через пропасть различия культур и религий перекидывались хрупкие мостики. Любовь не подчиняется военным законам. Факты? Десятки уезжали домой с афганками. Десятки остались здесь, именно из-за любви. Каким образом они знакомились? Где встречались? Когда для него выпала та волнующая минута – увидеть её лицо, глаза? Счастливы ли они сегодня? Неизвестно. Хотелось бы. Очень. Чтобы война, эта холодная дама, почувствовала себя уязвлённой.
Юрка показывает мне склон, в десятый раз рассказывая, как он подбил того «ангела», увидев красную ракету и проследив за её траекторией, развернул пулемёт, выждал, когда бородач, путаясь в колючках, бросится к спасительным скалам с многочисленными тропами, и – наверняка бы ушёл. Но Юрка обожал свой пулемёт, а тот своего хозяина. Вдвоём они и обрубили тот бег. Напрочь.
Мы закуриваем. Сверху, лунным оком, наблюдает война. Что роится в её мыслях?
Самое страшное на войне преступление – сон. Недалеко от кишлака Мирбачикот моджахеды ночью вырезали весь личный состав вот на таком же выносном посту.
Восьмерых ребят из 682 мотострелкового полка. Такой вот счёт, предоставленный для оплаты – войной. При наступающей сонливости подумаешь об этом, сна – как ни бывало.
Сколько мы спали в нашу первую ночь? Не помнишь?
В окна дышал морозный воздух, рисовал на стёклах развесистые ветви диковинных растений. Мерцал звёздной изморозью. Скрипел снегом под ногами одиноких прохожих.
Горячее сплетение пальцев, ладонь к ладони. Засыпая, и возвращаясь к поцелуям, поднимаясь и опадая волной, потеряв чувство времени – что это было?
С чем сравнима та нежность и искры желаний? Когда устало упав на моё плечо, блаженно закрыв глаза, шептала и шептала не останавливаясь, вздрагивая телом.
Обнимая тебя, бродил в горячих дюнах безбрежной пустыни, пылающей золотом.
В неверном ночном свете отыскивал глазами – твои. Чуть слышно касался лица.
– Какие у тебя нежные руки.
И я, переполненный доверху счастьем, впервые услышав такое, не ответил тебе.
Дождавшись, когда уснёшь, ясно понял, что отныне – таинственное, волнующее, женское, зовущее, томит и манит, разрывает мое сердце. Даже от желания поцеловать ноготок твоего мизинчика, что ярким, маленьким янтарем горит во мне, прошитом насквозь любовью и твоим золотистым локоном.