Читать книгу Улыбки уличных Джоконд. Психологический триллер - Александр Пензенский - Страница 3

Константин Павлович Маршал шёл по пустынной набережной Невы мимо длинной, высокой стены из оштукатуренного камня. Поверх этой ограды, нависая тяжёлым шатром над стелящейся вдоль неё дорожкой, перешёптывались с рекой тёмные липовые ветки. Странно, он бывал здесь и раньше, но ему казалось, что забор вокруг Никольского кладбища был чугунный, а не каменный. В глубине ограждённой территории как-то истерично заголосили церковные колокола Александро-Невской лавры. Константин Павлович хотел было перекреститься, но устыдился этого невольного желания – человеком он себя считал прогрессивным, и к религии и её служителям относился скептически.

Спрятав правую руку в карман, подальше от соблазна, он перебежал проезжую часть и остановился над рекой. С Невы пластался белый рассветный туман, и поверх молочной воды тихий женский голос разливал какую-то слезливую песню о нелёгкой девичьей судьбе:

Невидимая певица выводила куплет за куплетом, жалуясь на горькую долю деревенской девушки, обманутой заезжим городским волокитой. Константин Павлович достал папиросы, чиркнул о коробок, затянулся, проводил глазами улетающую в Неву спичку, скользнул взором по мелким речным волнам. Взгляд его споткнулся о какую-то цветную груду тряпья, бившуюся о дощатый причал. Между лопаток пробежали мурашки от нехорошего предчувствия. Маршал нахмурился, сделал ещё одну затяжку и медленным, осторожным шагом двинулся в сторону этого непонятного объекта. Песня приближалась – похоже, певунья сидела у самой реки. Спустившись по скрипящим ступенькам, он ступил на покачивающийся и пружинящий под его шагами понтон, подошёл к самой кромке воды и заглянул за край настила. Оттуда, обрамлённое колышущимися в неспокойной воде распущенными волосами, ему неестественно широко улыбалось молодое женское лицо. Глаза были блаженно закрыты, рассечённые от уха до уха губы шевелились, тщательно выговаривая рифмованные строчки:

Низкое просыпающееся солнце ударило по глазам Маршала, отразившись от дешёвой стеклянной брошки на груди ундины, он дёрнул головой – и проснулся.

Калашниковская набережная, Церковь во имя святых князей-страстотерпцев Бориса и Глеба (не сохранилась)

По мокрой подушке полз солнечный зайчик, в открытые настежь окна влетал далёкий колокольный перезвон, с кухни доносилось аппетитное шкварчание, сопровождаемое тихим пением – Зина готовила завтрак.

Константин Павлович натянул на лицо одеяло, вытер липкий пот, отгоняя остатки кошмара. Вчера, проводив Филиппова в Рождественскую часть, он ещё попросил фотографа сделать несколько крупных кадров истерзанного лица убитой. Родилась у него по этому поводу одна идейка. Само собой, и сам насмотрелся. Отсюда и сны.

А идея была в следующем. Предстоял долгий и рутинный опрос гулящих барышень. Публика эта хоть от полиции и сильно зависящая, и порой вынужденная делиться интересующей правоохранителей информацией, но инициативой в этом самом сотрудничестве не сильно-то отличающаяся. А фотографии ужасной улыбки бывшей товарки должны были поспособствовать их откровенности.

Маршал сел, потянулся, а потом резким прыжком выскочил из кровати. Упал на руки, несколько раз быстро отжался от пола, взялся за гири. Когда чугунные шары громыхнули об пол, обозначив набатом окончание утренних упражнений, из столовой раздался Зинин голосок:

– Константин Павлович, завтрак на столе.

Он накинул халат и быстрым шагом прошёл в соседнюю комнату, надеясь застать там сладкоголосую певунью, но в прихожей уже хлопнула дверь. На белой скатерти стоял кофейник, плетёная корзинка манила свежей сдобой и что-то ещё пряталось от глаз, прикрытое салфеткой. Но даже плотная ткань не могла удержать многокомпонентного и невероятно аппетитного аромата, от которого у Маршала моментально рот наполнился влагой. Он судорожно сглотнул и сдёрнул салфетку. От тарелки поднялось облачко скопившегося под салфеточным гнётом пара, ещё сильнее обдав дивным запахом Константина Павловича и открыв взгляду какой-то невероятный омлет с разноцветной овощной начинкой. Откуда Зина выискивала свои рецепты, опытный сыщик не сумел выяснить даже после того, как их отношения вышли за рамки, принятые между прислугой и работодателем.

Молодой человек уселся за стол, схватился за вилку, но в памяти так не вовремя всплыло бескровное лицо Анны Блюментрост, что рука, готовящаяся заложить за ворот салфетку, сжала горло в попытке сдержать рвотные судороги. Вилка вернулась на стол. Маршал встал, скомкал накрахмаленную ткань и грустно посмотрел на завтрак. Похоже, в жизни нерелигиозного полицейского намечался не определённой длительности пост. С трудом проглотив залпом чашку кофе, он направился в ванную комнату.

Спустя полчаса он уже мерил широкими шагами Большую Конюшенную, время от времени морщась от кухонных ароматов, вылетавших из раскрытых окон и хлопающих дверей.

***

Зина выпорхнула из парадной, нырнула в Мошков переулок, лёгкой пружинящей походкой вылетела на набережную и уже более степенным манером направилась в сторону Троицкого моста. Настроение у неё было просто великолепное, и она с трудом сдерживала себя, чтобы опять не сорваться на легкомысленное порхание. Путь ей предстоял не близкий, до Сытного рынка идти было никак не меньше часа, но она любила в погожий день прогуляться с корзинкой, подумать о том, какая же она счастливая. Вот и теперь, щурясь на иглу Петропавловского собора, она вспоминала вчерашний вечер, временами заливаясь очаровательным румянцем и опасливо оглядывалась – не подслушал ли кто её мысли, не косит ли ревниво глазливым взором? Но мгновение спустя её взгляд снова туманился, а розовые губки, не осквернённые помадой, слегка растягивались в задумчивой улыбке.

Она перешла через Неву, свернула с проспекта к Ортопедическому институту. Через четверть часа, оставив позади приятную прохладную тень Александровского парка и уже завидев впереди здание рынка, Зина мысленно приготовилась к ожидающей её суете и многолюдью, собираясь с духом перед неминуемыми битвами с горластыми торговцами. И остановилась в удивлении.

Площадь перед Сытным рынков на Петроградской стороне

Площадь перед рынком была пуста – ни привычных навесов с разным варевом и печевом, ни сбитенщиков, ни обмотанных связками калачей мальчишек. А на громадных запертых дверях белел какой-то листок. Подойдя вплотную, Зина пробежала глазами по отпечатанным на машинке строчкам: «По постановлению санитарно-исполнительной комиссии СПб. Градоначальства ввиду своего крайне антисанитарного состояния Сытный рынок закрыт, впредь до переустройства». Упёршись взглядом в синего гербового орла на печати, Зина озабоченно наморщила брови. Вот тебе и прогулялась! Теперь без извозчика точно не обойтись. Она, конечно, думала ещё заехать на Ямской за телятиной, но теперь-то за всем остальным придётся идти в Гостиный двор, а там торгуйся – не торгуйся, всё одно переплатишь втридорога!

Она почти бегом вернулась на Кронверкский проспект, чуть не грудью остановила первого «ваньку» и покатила обратно. Мелькнула чёрная барашковая гладь реки, медленно ползущий по мосту трамвай, Марсово поле, пряничные маковки Спаса, но она не любовалась красотами залитой солнцем столицы, а лишь часто посматривала на крохотные наручные часики и время от времени нетерпеливо молотила маленьким кулачком по спине и так нахлёстывающего чаще обычного свою каурую извозчика.

На рынке она, приложив к лицу кружевной платок, чтобы не чувствовать тяжёлый парной запах убоины, прошла сразу к знакомому мяснику – здоровенному бородатому детине лет тридцати. Но возле того уже стоял покупатель, придирчиво разглядывая выложенные на прилавке пласты сала, свиные головы, голяшки и прочие съедобные части животных туш. Задумчиво почёсывая шкиперскую бородку, он время от времени справлялся о свежести понравившегося куска, получал неизменные уверения в том, что всё ещё вечером бегало, хрюкало или мычало, и продолжал исследовать ассортимент. Наконец, остановившись на куске самой дешёвой пупырчатой требухи, он расплатился, сунул свёрток подмышку и резко повернулся к выходу, налетев грудью на нетерпеливо мнущуюся рядом Зину.

– Ох, Зинаида Ильинична, – придержал покупатель за локоть пошатнувшуюся барышню. – Простите мою неуклюжесть.

Незнакомец приподнял шляпу, и выяснилось, что никакой он не незнакомец, а вовсе наоборот.

– Это вы мне извините, Николай Владимирович, сама виновата – уж больно я близко стояла.

Она высвободила руку, поправила чуть съехавшую шляпку и улыбнулась покупателю требухи:

– Давно вас не было видно. Всё плаваете?

– Моряки не плавают, сударыня, а ходят, – поклонился он в ответ.

– Капитан Нейман, – шутливо отсалютовала Зина.

– Пока лишь штурман, фройляйн Левина, – тоже тронул пальцами поля шляпы молодой человек. Видно было, что фразы эти звучат уже не в первый раз, служа дополнением к обычному приветствию.

Ещё раз поклонившись, Николай Владимирович развернулся и стал протискиваться к выходу, а Зина заняла его место перед прилавком.

Ткнув после недолгого изучения ассортимента рукой с платочком в понравившийся ей кусок, она снова зажала носик. Мясник одобрительно кивнул, ловко отхватил от указанного ей телячьего отруба почти половину, фунта этак на три, и обернул в коричневую бумагу. Не спрашивая согласия, моментально свернул из другого листа кулёк и закинул туда круг домашней колбасы.

– На пробу, Зинаида Ильинична, в угощение.

– Балуете вы меня, Тихон Савельевич, – улыбнувшись, присела в книксен Зина, а мясник радушно расплылся в ответной улыбке. Эта церемония повторялась во время каждой их встречи, добавляя к Зининому столу то копчёную грудинку, то кровяную колбасу, то малосолёную ветчину.

Мальчик – племянник того самого мясника – подхватил свёртки и рысью выбежал на Разъезжую. Можно было не сомневаться, что покупки окажутся в Маршаловской квартире на Мойке много быстрее, нежели туда вернётся сама Зина. Её же бережливости предстояло ещё тяжёлое испытание ценами Гостиного двора.

Потерянное время было навёрстано в полусумасшедшей гонке на извозчике через весь город, потому до Гостиного Зина решила добираться более экономным способом – села на конку, цокающую в сторону Николаевского вокзала, а на Знаменской площади планировала переменить её на трамвай. Оглядываясь в ожидании по сторонам, она заметила знакомого из мясных рядов, приветливо махнула ему платком, но тот, похоже, не заметил её жеста. Тренькнул подкативший вагон и увёз девушку вверх по Невскому.

***

2

Кравчинская В. А. и Ширяева П. Г. Русские народные песни Ленинградской области. М.-Л., 1950, с. 144.