Читать книгу Свет обратной стороны звезд - Александр Петров - Страница 14

Друзья снова собрались на обычном месте в ответвлении темного коридора. Стараниями Василия на картонке появился обычный набор: стаканчики, сухарик, лавровый лист. Второй лейтенант, подумав, добавил по случаю праздника десяток мятных леденцов, разрезанный на три части бутерброд с сыром, емкость с водой и пачку жевательной резинки.

– Ну что, парни попарим нынче концы?! – поинтересовался Стрельников, скорее утверждая, чем спрашивая.

Он встряхнулся точно мокрый пес, изобразив на лице удовольствие. Василий старательно отпускал обычные плоские шуточки, надеясь развеселить друзей.

Но настроения не было, несмотря на все усилия Стрелкина. Конечников и Авраам сегодня были в миноре и не велись на разудалое веселье. Пить не было никакого желания. Конечников курил, выпуская дым в потолок, Авраам задумчиво смотрел на приготовления второго лейтенанта.

Василий, видя состояние приятелей, не требовал от них участия в подготовке застолья.

– Разве руки у нас отсохли? – поинтересовался Гут, грустно взглянув на Стрелкина. – регулярно, быстро, по потребности. Удобно и просто.

– Во блин тебя заколбасило, – поразился Василий. – Так ведь надо разнообразить. Живая пизда она завсегда лучше. Сегодня тетки дают.

– А оно и получается разнообразно. Левая – правая, правая – левая, – с усмешкой ответил Авраам.

– Вы в очко друг с другом лучше толкнитесь, – иронически посоветовал второй лейтенант.

– Вот сказал не подумавши, – заметил Авраам. – И без нас «голубков» полно.

Конечникову всегда становилось неудобно и стыдно, когда Гут говорил о руках. Ирония и показная бравада Авраама не могли скрыть его горечи и боли. Судьба капитана сделала неожиданный и страшный поворот. Приведенный в порядок медиками крепостного лазарета, почти здоровый капитан Кинг был отправлен на поправку в стационарный госпиталь.

Корабль был перехвачен эланцами… Жив остался один Гуталин. Можно было только догадываться, что творили «виркоко» с ранеными. Единственный свидетель предпочитал отмалчиваться.

Рассказывали, что палубы госпитального судна больше напоминали скотобойню. Гуту повезло, если это можно считать везением. 20 миллиметровый шарик картечи оторвал капитану кисть. Его, залитого своей и чужой кровью, посчитали мертвым…

С тех пор 4 эскадра забыла одно из правил благородного боя. Ракетоносцы стали безо всякого стеснения взрывать гражданские лайнеры и санитарные транспорты эланцев.

Большие корабли обычно высаживали абордажные команды. И озверелый десант устраивал эланским звездолетчикам то, что проделали подданные регул-императора с их товарищами.

Капитан Кинг пожелтел и высох. Гуталина списали с корабля и отправили в интендантскую службу, заведовать одним из складов крепости.

Конечников догадывался, что дело здесь не в нейроуправляемом протезе, почти неотличимом от живой руки.

Непереносимый ужас, который испытал капитан на борту летающего госпиталя, разъедал когда-то храброго Гута изнутри. Первый лейтенант помнил слова Лары и догадывался, что на месте Авраама должен был оказаться он.

Василий использовал последний козырь. Он вынул тайника бутылку и показал приятелям. Гут принял из рук Стрелкина емкость, посмотрел на этикетку, уважительно покивал головой.

– Круто, – сказал он. – Респект…

– А то… – с довольной улыбкой сказал Стрелкин.

– Васька, а по какому поводу? – поинтересовался Конечников, бросив взгляд на пузырь в руках Авраама.

– Так это… Праздник нынче, день Военно-Космических сил, – ответил второй лейтенант.

Он забрал емкость у Гута и старательно отмерил каждому дозу выпивки.

– С каких это пор ты государственные праздники отмечаешь? – несколько раздраженно спросил Конечников. – Кроме ежедневного дня граненого стакана, конечно.

– Этот отмечаю. Сам подумай… Разве не праздник? Единственный день в году, когда теткам приказано давать космолетчикам быстро и без мозгокрутства.

– Да ладно, приняли бы по сто грамм обычной смеси и вперед…

– А ты на наших баб будешь перегаром от «пакадуровки» собрался тошнить? – ответил Стрельников. – Посмотри, что пить будешь…

Стрелкин протянул ему бутылку, где плескался янтарный напиток. На роскошной глянцевой этикетке гордо сияло золотом слово «Мето» – название дорогого эланского коньяка.

– Ну, ты Василий даешь, – поразился Конечников, вернув емкость Стрельникову.

– А тетки, поверь мне, знают, запах благородных напитков, – заметил второй лейтенант.

– Ну, теперь все бабы наши, – с улыбкой сказал Гут.

Конечников задумчиво покачал головой.

– Не тормози Крок – подбодрил его Стрельников. – Выпей, и все пройдет.

– Там же будут шампанское давать, – возразил он. – Успеется…

– Крок, ты своей кислой мордой всех баб успеешь распугать, пока зальешь в себя «шипучки» до нужной кондиции.

– Ладно, Федор, чего ты? – вмешался Гут. – Давай примем и пойдем.

Капитан Кинг, словно боевой конь, почувствовал близость волнующего момента, когда сможет облапить какую-нибудь мадам, готовую отдаться совершенно бесплатно. Сейчас, заведенный приготовлениям, Авраам не сомневался в том, что он сумеет произвести на теток нужное впечатление.

– Ишь ты, Абрашка, как разошелся. Вздрогнем, что – ли, господа… За праздник наш, и чтобы бабы давали. До дна!

– Ни хрена себе ты налил, – попробовал возмутиться Конечников, поднимая полный до краев пластиковый шкалик.

– Пей, Крок, оно для отростка полезно. Стоять будет, как лом.

Приятели аккуратно чокнулись и выпили. Конечников, ненавидящий «клопид», через силу опустошил емкость. Почти сразу, согревая тело, разгорелось темное пламя опьянения.

Он с некоторых пор терпеть не мог это состояние на всех стадиях: от чувства легкого превосходства над окружающими и желания подвигаться, до головной боли наутро.

Но тут первый лейтенант вдруг почувствовал, как печаль, его всегдашняя спутница после Гало, растворилась вдруг в искусственном возбуждении, утонула в нахлынувшем грубом веселье. Ему снова стало 25 лет, вся жизнь была впереди и все плохое, как в молодости, казалось поправимым.

– Васька, а ты откуда коньяк взял? – поинтересовался Гут.

– Где взял, там больше нет, – ответил Стрелкин.

– Постой-ка, – с этими словами Федор взял бутылку, разглядывая голографические наклейки. – Вася, это что, пузырь, который я привез из командировки?

– Да, – сказал второй лейтенант.

Было видно, что Стрельников смущен.

– Во даешь… – удивился Авраам. – Я и то свой выпил.

– Пойдемте, господа, – уклонился от обсуждения этой темы Стрелкин. – Еще немного, и всех целок разберут. И будем мы как дураки слоняться, хорошего коньяка напившись. Но сначала повторим для храбрости…

Это «для храбрости» было проделано снова и снова, пока не кончилось пойло.

– Двинемся, – со вздохом сказал Василий, разглядывая пустую емкость.

– Давай, – отозвался Федор. – Опоздаем на построение, Палыч съест с дерьмом.

Пока они двигались к залам Благородного Собрания, Конечников размышлял о том, чего стоило Стрельникову побороть искушение выпить этот коньяк.

Особенно в прошлом месяце, когда на корабле закончились запасы денатурата, и вся команда превратилась в свору голодных собак, вынюхивающих, где можно раздобыть желанную отраву.

Технические помещения подходили почти к самому сердцу станции. На площадке «черной» лестницы, у границ сверкающего бронзой и хрусталем пространства Первого коридора, была устроена курилка. Туда «ныряли» господа из покоев Собрания, чтобы «засадить» косяк, принять вина или водки, доводя до кондиции свое состояние после изысканных, но крайне дорогих напитков, которые продавались в баре.

Когда приятели, будучи изрядно поддатыми добрались туда, они решили перекурить и погрызть леденцы, чтобы от них меньше несло выпивкой.

Конечников стал разглядывать надписи на стене, радуясь глупостям, которые там были. Тут его внимание остановилось на плакате, где могучий деметрианский воин вонзал длинный, как сабля штык в область «пятой точки» отвратительного эланца с лицом регул – императора Бальдуро Второго.

Конечников собрался было пройти мимо – патриотические плакаты давно набили оскомину, но увидел, что неизвестный рисовальщик удачно дополнил стандартную картинку, заменив оружие в руках солдата на огромный половой член.

– Васька, посмотри! Это что-то, – позвал Федор.

Стрельников повернул голову. Сначала он ничего не понял, потом присел и издал звук похожий одновременно на фырканье и хрюканье, затопал ногами, заржал, тыча в плакат пальцем:

– Во блин! Изрядно, – выдавил он в перерывах между приступами дикой ржачки.

– Чего вы там увидели? – поинтересовался Гут.

Авраам долго и неодобрительно разглядывал «произведение», исполненное в стиле тупого и непристойного армейского юмора.

– Художник великий пропадает, – прокомментировал он. – Для корабельного боевого листка. Взрослые ведь люди. Пойдемте, парни…

– Нет, постой…

С этими словами Конечников достал из кармана кителя маркер и принялся править лицо эланца.

Физиономия регул-императора приобрела характерные пухлые щечки, неодобрительно поджатые губки, круглые очки и бакенбарды.

– Вылитый Симян, – заметил Стрелкин, давясь от смеха.

Федор продолжил. Он добавил деметрианскому солдату погоны капрала комендантской роты, а в левую руку «защитника Отечества» вложил листок бумаги с заголовком «ЗАПИСКА ОБ АРЕСТЕ», а ниже меленько вставил: «Арестованный капитан Симонов направляется на хуй.»

Закончил Конечников тем, что внизу композиции большими буквами написал: «НИКИТКА НА ОТСИДКЕ».

– И ты Крок, – неодобрительно произнес Гут.

Но как не старался Авраам соблюсти серьезность, по его лицу все равно скользнула улыбка. Капитана Симонова – стукача, мозгокрута, председателя суда чести на Базе ненавидели и боялись.

Стрелкин давился от смеха. Непонятно было, что его заводило больше: доработанный плакат или попытки Гута удержаться. Глядя на комичные усилия Абрашки, начал хихикать Конечников. Наконец, не выдержал и сам Гуталин. Вылупив глаза и корчась от истерического хохота, показывая пальцем на подправленный плакат, он пробулькал: – «Никитка на отсидке, блин… Обоссаться!

Когда приятели вдоволь насмеялись, Стрельников сказал:

– Целок, небось, уже всех разобрали… А все ты, Крок…

– Вот уж и помечтать нельзя, – возразил ему Конечников.

– Не знал, что ты из «этих», – заметил Гут.

– Сам бы я мараться не стал, а вот случай такой порадовал бы.

– Да ну его, этого пидора ссученного. Пойдемте парни, а то нам только и останется, что Никитку гомосечить.

Благородное собрание со стороны черного хода скорей напоминало разбомбленный сарай. Особенно сильно это было заметно теперь, когда в темные служебные коридоры вынесли мебель из главных залов.

Бог был добр к пьяной троице. Они пробрались сквозь завалы, не вызвав падения барахла и даже почти не испачкавшись.

Как всегда, торжество начато было с большим опозданием, и друзья пропустили только самое начало. Приятели вынырнули из неприметной дверки позади построения и попытались незаметно занять свои места.

Командующему эскадрой, который зачитывал поздравление великого князя-императора «доблестному звездному флоту», движения в строю совсем не понравились.

Масса облаченных в темно-синие мундиры болванчиков, в этом случаях обязана бы стоять замерев от благоговения. Он повел глазами, пытаясь рассмотреть нарушителей дисциплины, но не смог различить лиц.

Помимо воли, выразительная, радостная декламация бригадного генерала Никифорова, полагающаяся при чтении подобных посланий, без счета плодимых канцелярией Дубилы, сменилась саркастически-негодующим тоном. По рядам пошли смешки.

Скорее всего, командующий хотел выразить, все, что он думает об опаздывающих на торжественное построение подчиненных. Но со стороны это выглядело как издевательство над поздравлением государя.

Майор Тихонов укоризненно взглянул на Конечникова, когда тот встал на свое место, качнул головой в знак неодобрения. Краем глаза Федор увидел, как Симонов молниеносно извлек блокнот и сделал там пометку. «Стукач поганый», – подумал Конечников.

Закончив с посланием князя-императора, генерал похлопал глазами, незаметно выудил из кармана бумажку и начал произносить речь, которая по задумке полоумного Дубилы должна истекать из уст оратора непринужденным, легким экспромтом, как сердечный ответ верноподданных своему горячо любимому правителю.

Когда бригадный генерал закончил, личный состав, как полагалось, спел «Князь великий, князь державный, православия оплот» и долго скандировал Даниилу XIII «многие лета».

Наконец, обязательная часть была окончена. Прозвучала команда «Вольно». Пользуясь тем, что майор Тихонов не горел желанием портить себе праздник разборкой с пьяными подчиненными, Конечников отсалютовал командиру и исчез в толпе вместе со Стрельниковым.

– А Палыч заметил, что мы накирялись, – сказал Конечников.

– Да ну, он завтра с бодуна и не вспомнит, – беззаботно ответил Василий. – Найдем Гута, и двинем целок ловить.

Авраама успел перехватить Никита, и теперь со своим обычным высокомерно – снисходительным видом что-то объяснял ему, явно вешая лапшу на уши. Конечников и Стрелкин подошли поближе.

… Ты не представляешь, каковы эти благородные барышни. Они легко делают то, на что не всякая проститутка согласится. Сосать – пожалуйста. В очко – пожалуйста. А мы шлюх из борделя на бал не пускаем, хотя они невинные девочки, по сравнению с теми, кто сейчас тут будет танцевать.

– В жопу – это круто, – вставил Стрельников. – Как бы глаза на лоб не полезли.

– Да что вы понимаете, сосунки, – презрительно отозвался Никита. – Вам никто не даст. Только для богатых и благородных. Или тех, что раскручивать баб умеет. Вам этого не испытать никогда в жизни, валенки.

Приятели переглянулись.

– Действительно, где уж нам, – с наигранным смирением произнес Конечников. – Но послушай, Ник, ведь действительно, наверное, больно.

– Как очко привыкнет, начинает нравиться, – ответил Симонов, не подозревая о подвохе.

– А ты часто пробовал… Ну, это…? – наиграно – уважительно произнес Федор.

– Да уж. Не то, что ты.

– Не болела задница? – тем же невинным тоном поинтересовался Конечников.

– Да нет, – машинально сказал Никита.

Ответом ему был дружный гогот. Смеялся даже печальный Гут.

– Эй, вы чего!? Не у меня, у них, – спохватился Симонов.

– Короче, с ним все ясно, – подвел черту Стрелкин. – То-то я вижу он не такой как все. Пойдемте, парни, сегодня не его день, нынче целки дают.

Приятели покинули обделанного по макушку Симяна и направились в главный вестибюль. Там медсестры и нижние чины заканчивали сервировку столов.

Был погашены яркие люстры, бескомпромиссно подчеркивающие неровности лиц, неудачно наложенный грим, потертости мундиров, несвежесть воротничков и грязь на сапогах.

Лампы коронного разряда в настенных светильниках едва тлели. В вестибюле царил интимный полумрак. Дамы сидели на скамейках или стояли кучками, оживленно беседовали, деланно смеялись и стреляли глазами во все стороны в поисках стоящих кавалеров.

– А они учли свои ошибки, – с усмешкой произнес Василий. – Впотьмах все выглядит гораздо привлекательней. Вот в прошлый раз люстры не погасили, все от смущения напились и разошлись.

– Я не видел, – отозвался Конечников. – Мы с ребятами этот день в Аделаиде, у «торгашей» встречали. Тоже напились и думали, как там наши веселятся.

– Ну а что же ты потерялся? – спросил Гут. – Приволок бы молоденькую «торгашку» и вздрючил.

– Ну да, – Конечников с улыбкой покачал головой. – Нас даже в сортир с конвоем водили, все боялись, что кто-нибудь сбежит.

– А в миссии?

– Там скорость стука больше скорости звука.

– А …, – протянул Авраам.

Полумрак делал женщин моложе, а офицеров более представительными и мужественными. Дамы действительно были хороши. Привычные лица с трудом угадывались под боевой раскраской. Освобожденные от мундиров тела были затянуты в блестящие, полупрозрачные ткани, которые не только подчеркивали наличие женских прелестей, но и давали возможность пытливому взгляду обозреть их во всех подробностях.

Дразнили глаз открытые глубокими вырезами груди, в разрезах подолов показывались ноги, причем заметно выше колена. В пространстве текли токи из надежд и возбуждения. Они создавали сексуальное напряжение, кружили голову участникам действа.

В этот день завязывались короткие романы военного времени, к этому дню приурочивали влюбленные кульминацию своих немудреных отношений.

Взвинченные, наэлектризованные дамы бросали влажные взгляды на троицу, но, обнаружив шевроны Дальней Разведки на рукавах и малочисленность звезд на погонах, переносили свое внимание на других кавалеров.

Конечников отвечал им тем, что поминутно поглядывал на часы, словно была какая-то необходимость знать, сколько сейчас времени. На самом деле, он просто демонстрировал собранию свой роскошный «Куппермайн», «мэйд ин ЭсТи» на запястье.

А заодно создавал видимость, будто с нетерпением ждет роскошную пышноволосую блондинку с умопомрачительной фигурой и ангельски-невинным личиком, способную безо всякого стеснения вытворять в постели то, о чем давясь слюной рассказывал Симонов.

По правилам, собравшиеся первые полчаса просто смотрели друг на друга, выискивали знакомых, здоровались, пили и закусывали. Василий тихонько комментировал дам, мимо которых двигалась троица приятелей.

Он развивал свои рассуждения на тему: «ночью все кошки серы», что в понимании второго лейтенанта означало только одно – статус женщины можно определить исключительно по ее белью. А оттого бабу непременно нужно раздеть.

– Тетка может быть надушена и одета, как мажорка, но, к сожалению, и духи чужие, и платье не ее. Раскатаешь губу на богатого тестя, – и облом, – притворно – сокрушенно сказал он. – Семейка бедная, как мыши церковные, и «суженая» страшна, как смертный грех.

– Хочешь богатенькую? – иронически поинтересовался Гут.

– А то, – без тени сомнения ответил Васька. – И приданое, и протекция.

– И выпивки – залейся, – вставил Авраам.

– Не, парни, – подумав, ответил Стрельников. – Пить бы я бросил, карьерой занялся.

Авраам вздохнул. Ему на этой ярмарке «вакансий», с его искусственной рукой и нетрадиционным оттенком кожи, ничего путного не светило.

– Все бы в этой ситуации ничего, – вставил Конечников в разговор. – Но тут вопросик каверзный возникает – кто в семье мужиком будет?

– Да ну тебя, Крок, – обиделся Василий. – Линкоры с неба валили, а лохов построить, как два пальчика описать…

– Ну-ну, – только и ответил Конечников.

– Эта вот подруга точно замуж хочет, – произнес Стрельников, разглядывая кучку беседующих теток, – но видать очень долго собиралась, устарела. Той, что стоит напротив нее, не мешало бы жрать поменьше… Эта просто страшная. А вот к этой я, пожалуй, подкачу.

Стрелкин улыбнулся симпатичной, простоватого вида девице, и та скроила в ответ немного ненатуральную, но благосклонную гримаску.

Приятели круто повернули к дамам.

– Стрелкин, а как же приданое? – тихонько поинтересовался Гут. – У этой на лбу написано, что денег у нее не водилось отродясь.

– Так это я потом, когда состарюсь, – с усмешкой ответил Василий. – А пока для души.

Он подошел к девушкам, щелкнул сапогами, громогласно представился, завязал разговор молодцевато-пошлым тоном. Дамы старательно смеялись остротам Стрелкина.

Гут и Конечников вынуждены были поддержать разговор с дамами, понимая, что на сегодня судьба предоставила им делать выбор лучшего из худшего. Простушка Таня, молодая, глупенькая связистка, откровенно игнорировала Авраама и Федора, которые и чинов не выслужили, и развлекать дам не научились.

А ее подруги, тетки из лазарета, не вызывали желания совершать вокруг них галантные маневры, хоть и показывали всем своим видом, что для них единственный недостаток в мужчине – это когда у него не стоит.

– А что это у вас с рукой? – спросила пончикообразная Лена у Гута.

– Мода такая, перчатку на левой руке носить, – вымученно ответил он.

– Нет, ну правда, – настаивала та. – Можно посмотреть?

Она без церемоний взяла его за кисть.

– Протез? – поинтересовалась она.

Гут кивнул. «Пончик» собралась было переключиться на Конечникова, но вклинился Стрелкин:

– Милые дамы, вы не смотрите, что у Авраама петлицы интенданта. Он раньше был командиром корабля, линкор сбил в битве у Гало. Он у нас парень героический. Был ранен, в плен попал, наши потом отбили.

Ему вот-вот присвоят майора. И приказ о пожаловании ордена Алмазного Креста за тот бой недавно подписан самим князем-императором.

Можно не сомневаться, что Авраам оставит службу лейтенант – полковником или полковником. Это означает максимальную пенсионную ставку и наследственное дворянство. А в кабинете интендантской службы он в полной безопасности.

Гут стиснул зубы от досады и незаметно показал Василию кулак.

Эффект был полный. Дамы, даже Татьяна, защебетали вокруг капитана Кинга, который отвечал на любезности односложно, борясь с желанием послать девиц подальше.

Постояв минут пять для приличия, Гут и Конечников отошли, сославшись на неотложные дела, не обращая внимания на отчаянную жестикуляцию Стрелкина. Казалось, второй лейтенант просто кричит: «Вот же вам нормальные бабы. Дадут по паре разиков без проблем… Какого хрена вам надо, дятлы?!».

Друзья пошли на четвертый круг, высматривать то, что осталось… Из зала раздавались звуки настраивающегося оркестра: пердел тромбон, на разные голоса блеяли трубы, отчаянно, точно их распиливали напополам, голосили скрипки.

– Я решил… – серьезно сказал Авраам. – С меня хватит тих девочек-пустышек.

– Сам ведь знаешь, что тетки в армии это нечто неприличное, но крайне необходимое, – заметил Конечников. – Бросили вот Ваську… Будем теперь вручную праздновать.

– Это он нас бросил, – зло ответил Кинг. – Вечно о себе только думает.

– Да в этом деле каждый за себя.

– Вот и беги, пока не поздно, – вспылил Гут. – Морду подушкой прикроешь, оно и прокатит.

– Да ну, – скривился Конечников. – Я тоже пустышками наелся.

Авраам вдруг улыбнулся.

– А ведь помнишь, как бывало… – сказал он. – По молодости кого только под себя не клали. Была бы дырка. И все в охотку.

– Зря мы отказались от услуг Никитки Симонова, – заметил Конечников.

Стоит сказать «черт», как он появится. Никита был уже здесь.

Симян прибился к компании штатских из лаборатории бурового оборудования. Пользуясь тем, что вестибюль опустел, пьяная компания не стеснялась. Нетрезвый, громкий галдеж был слышен издалека. Как всегда, научники делали вид, что восторгаются остротами своего руководителя, академика Корсакова.

Антон Петрович наивно принимал этот явный подхалимаж за чистую монету. Он с самодовольным и гордым видом рассказывал бородатые анекдоты про аспирантов, мэнеэсов и жен академиков, не понимая, что смеются в первую очередь над ним самим.

При этом академик обнимал за тонкую талию Хелену, свою любовницу и ассистентку, что до крайней степени усиливало комизм ситуации.

– Когда научный сотрудник защищает кандидатскую диссертацию, он в первый раз меняет жену, – громогласно объявил Корсаков.

– Почему? – спросила одна из слушательниц.

– Ему некогда, а природа женщины своего требует…

Раздался дружный смех. Академик подождал, пока он смолкнет, и продолжил:

… Вот тогда у жены заводится молодой аспирант, а ее муж, получив кандидатскую «корочку», узнает про развесистые рога. Это оттого, что теперь, когда у него появилось свободное время, неверность «прекрасной половины» обнаруживается сразу.

Когда веселье унялось, Симонов поинтересовался:

– Антон Петрович, а дальше?

– А дальше, молодой человек, все просто. Новоиспеченный кандидат наук подбивает клинья к жене коллеги, который работает над докторской, и которому тоже некогда заниматься супругой.

Компания привычно засмеялась.

– А дальше? – не унимался Никита. – Доктор наставляет рога академику?

– Ах, юноша, – назидательно сказал Корсаков. – Сразу видно военного. У академиков, как правило, молодые жены. Обычно это девочки, отбитые у своих аспирантов. Тут нужен свежий мальчик, только из института, которому жены академиков помогают пролезть в аспирантуру.

– И, наверное, не один? – внешне почтительно, но с глубоким подтекстом поинтересовался Симонов.

– Ну, это по обстоятельствам, – заранее хихикая ответил Антон Петрович. – Смотря сколько кладется сил на науку мужем этой дамы.

– Простите, а чего на науку кладут? – поинтересовался Никита.

– То самое, чего женам не хватает, – давясь от смеха, выпалил академик.

Народ вокруг согнулся в припадке веселья, завыл и затопал ногами.

Хелена так смялась, что облила Антона Петровича шампанским. Он, будучи в упоении от собственного остроумия, этого даже не заметил.

Вдруг Симонов увидел Конечникова и Гута.

Он показал Хелене глазами в сторону своих коллег.

Она освободилась от клешни академика, бросила быстрый взгляд вниз, проверяя, как сидит платье, облизнула губы и поправила волосы.

– Тед, – окликнула Хелена первого лейтенанта, призывно махая рукой. – Иди к нам.

– Кто это? – с неудовольствием спросил Корсаков.

– Это друзья моего покойного мужа, – с легким нажимом ответила она.

Антон Петрович покачал головой и закатил глаза в деланном смирении, словно говоря, что ради нее он готов общаться даже с дубьем из конвойной службы Дальней Разведки.

– Привет, Тед, – промурлыкала Хелена, целуя в щеку Федора и прижимаясь к нему своей упругой, сильно отрытой грудью несколько плотнее, чем требовалось. – Как давно я тебя не видела.

Конечникова накрыло облако дорогого парфюма. Он почувствовал, как его начинает подташнивать от сладковатого запаха.

– Да вот все недосуг. Служба… – ответил он, с удовольствием отдаляясь от слишком надушенной научницы.

– Привет, Авраам, – совсем холодно сказала она Гуту.

– Здравствуйте, – печально ответил ей капитан, с сожалением вглядываясь в ее привлекательное, покрытое дорогой косметикой лицо.

– Антон Петрович, познакомься – первый лейтенант Федор Конечников, командир артсистем разведкрейсера 2803… Антон… – Хелена бесцеремонно дернула своего начальника за рукав.

– Рад познакомиться, молодой человек, – как хорошо обученный попугай, прогнусавил Корсаков.

– Здравия желаю, господин академик, – на военный манер приветствовал его Конечников.

Они обменялись рукопожатиями. Рука у Корсакова была маленькой, слабой и потной.

– Как служба, молодой человек? – поинтересовался Антон Петрович.

– Превосходно, – тем же нарочито-молодцеватым тоном ответил Конечников, незаметно вытирая свою ладонь о штаны.

– В молодости все превосходно, – снова закатывая глаза, произнес академик. – Скоро начнутся танцы, присоединяйтесь к нам вместе с вашим другом. Наши кавалеры совсем разучились развлекать дам.

– Вот он вам сказки расскажет, – мстительно вставил Никита. – Как в одиночку будет линкоры бить.

– Какие сказки? – поинтересовалась Хелена.

– Да вот… Не ест, не спит, с девушками не встречается. Все думает, как победить «Тондро» одним разведывательным крейсером.

– Неужели? – заинтересовался академик. – Это забавно. Господин Конечников, поведайте нам, что вы там такого принципиально нового придумали.

– Байками народ травит только капитан Симонов. Служба у него такая, засорять чужие уши, – отреагировал Конечников. – Я моделирую на компьютере маневры кораблей для достижения огневого и тактического превосходства.

– Слышали, – возмущенно произнес Симян, оборачиваясь по сторонам в поисках поддержки. – Мы, рыцари неба привыкли биться честно и стоять до конца. А первый лейтенант Конечников флот позорит.

– Я думаю, Никита, ты выбрал не лучшее время и не самую подходящую аудиторию, – прервала его Хелена.

– Постойте, господа. О маневрах – это интересно, – удивленно продолжил Корсаков. – Меня всегда удивляло, что пилоты боевых кораблей знают лишь один маневр – медленное схождение на параллельных курсах.

– Такой способ сражений был обусловлен огромной массой звездолетов и отсутствием антиускорительных систем на большинстве боевых постов, – ответил ему Конечников. – Теперь компенсаторные установки скаута позволяют совершать маневры с перегрузками до 35 «g».

– Скаут? – удивленно переспросил Корсаков. – Это вы имеете в виду гиперпространственный крейсер – разведчик?

– Так точно, – протокольным тоном ответил Конечников, желаю замять неуместную на балу тему.

– Простите меня великодушно… э…э, – академик близоруко сощурился, разглядывая погоны собеседника, – господин первый лейтенант. Очень похвально, что вы любите корабль, на котором летаете и очень здорово, что думаете, как усилить его мощь. Но между нами говоря, гиперпространственный крейсер – это автономный телепортатор, на который надели трубу чуть больше по диаметру, чтобы было, куда затолкнуть полторы сотни членов экипажа и несколько декоративных пушечек.

– Извините, господин Корсаков, – это в разговор вмешался Гут. – Эти, осмеиваемые вами и такими как вы корабли, уничтожили эланские верфи на Гало.

– Наслышан, – Антон Петрович сощурился, пытаясь разглядеть знаки различия на офицере. – Я, конечно, ценю мужество и героизм, но насколько я знаю, после израсходования ракет из действенного оружия на малом крейсере остается лишь только таранный удар. Чем, собственно говоря, в том бою и неоднократно воспользовались.

– Я знаю другой способ, – произнес Гут.

Его лицо задергалось, он был готов долбануть академика своим коронным ударом с левой, железным кулаком протеза.

– Интересно, какой же? – спросил Корсаков, чувствуя, как ему становится страшно.

– Сбросить как бомбы полуактивные мины.

– Вы знаете, большей чуши я не слышал, – пытаясь сохранить лицо и отчаянно не веря, что простой интендант посмеет его ударить, произнес академик. – И вообще, вы до этого в своей каптерке додумались?

Хорошо, что Симонов и Конечников были наготове. Гут ринулся в драку, и они едва успели оттащить его.

– Вот и славненько, вот и славненько, – нервно повторял Корсаков, тыча худеньким, трясущимся пальчиком в сторону Авраама. – Это черт знает, что такое. Не умеешь пить, не пей. Припадочный какой-то… Прямо страсти африканские. Чурка черножопая.

– Да я тебя… – рычал Кинг.

Сослуживцам стоило большого труда отвести Авраама на приличное расстояние, и успокоить. Компания научников сочла за благо убраться.

Никита, по своему обыкновению испарился, как только представилась возможность, и направился на новый круг охоты. Конечников остался рядом с Гутом, который ни к кому не обращаясь, продолжал словесный поединок с Корсаковым:

– Урод… Да таких так ты, давить надо… Если бы не ты, может, Сережка жив был бы… Скаут ему не нравится, хорек кабинетный.

Подошла Хелена, как всегда, насквозь фальшивая, неестественно заботливая. Даже сейчас, в туго обтягивающем серебристом платье, с открытой грудью и плечами, с прической от лучшего гарнизонного парикмахера, она не казалась Конечникову привлекательной.

– Авраам, – сказала она, – глядя почему-то на Федора. – Антон Петрович просит его извинить, он не знал.

– Передай ему, пусть поцелует меня чуть пониже спины, – ответил капитан Кинг.

– Фу, какой, – наиграно засмеялась она. – Я передам, что извинения приняты с благодарностью, и ты в свою очередь тоже сожалеешь о своей несдержанности. Ребята, ну чего вы, в самом деле, завелись?

– А чего он? – упрямо возразил Гут.

– Авраам, мне Сережа говорил, что скаут кораблик маленький, тесный, боезапаса на полчаса хорошего боя. А когда он закончится – только таран.

– Нет, теперь есть еще одно средство – на полной тяге вдуть движками в полевой створ. Это ведь давно известно про взаимодействие поля и тягового импульса, – сказал Конечников.

– А откуда ты… – начала Хелена, и остановилась по причине крайнего изумления. Но, быстро овладев собой, она предложила: – Мальчики подходите попозже, когда Антон Петрович уйдет. Он обычно не задерживается на балах.

– Непременно, – дежурно улыбнулся Конечников.

За закрытыми дверями зала играла музыка. Конечникову иногда казалось, будто он слышит сквозь мелодию стук каблуков и шуршание платьев.

А в вестибюле было пусто и тоскливо. Буфетчики готовились к перерыву – лили недопитое шампанское обратно в бутылки, сдували сигаретный пепел с салата и срезали надкушенные места у бутербродов.

Работники общепита воровато поглядывали на приятелей, но, не признав в них опасности для себя, не стесняясь, продолжали.

– На генеральские столы поставят все свежее, – откомментировал Авраам. – А нам сунут что-то бывшее в употреблении.

– Какая гадость, – заметил Конечников. – Никогда бы не подумал…

– Добро пожаловать в клуб неудачников, – сказал Авраам. – Многое узнаешь об изнанке жизни.

– Почему неудачников? – Федору вдруг стало нехорошо от этих простых слов друга.

– Да меченные мы с тобой оба, – горько и страшно сказал Гут. – Обоих нас у Гало пометили. Никуда от того не денешься.

Авраам, как частенько это делал сам Конечников в мари нереальности, медленно оглядел искусственную кисть со всех сторон. Капитан Кинг долго смотрел на свою неживую руку, снова и снова убеждаясь, что это все на самом деле.

– И в морду не каждому дашь. Никитка вот испугался. А другой тебе в лицо скажет, – наконец выдавил из себя он. И вдруг круто изменил тему. – Слушай, что это мы как вместе остаемся, так начинаем плакаться?

– От того, что гнилая интеллигенция. Ладно, плюнь…

Конечников сложил на лице разудалую гримасу и продекламировал неведомо откуда пришедшие на ум строки:

Никто не даст нам избавленья,

ни Бог, ни царь и не герой.

Добьемся мы освобожденья,

своею собственной рукой.

Авраам оценил иронию и предложил, подхватывая игру:

– Может Никитоса найдем? Тетки не дали, может тут нам больше повезет.

– Ага… Особенно если один держать его будет…

Гуталин засмеялся.

– Кто поминает меня всуе? – поинтересовался Симонов. Он подкрался к ним сзади и слышал последние слова приятелей. – А вы, похоже, нашли друг друга…

Никита был в хорошем подпитии. Получив полный отлуп, он утешался теплой шипучкой.

– А ты видно тоже остался не у дел, – в тон ему ответил Конечников.

– Да нужны мне малахольные телки… Я тут такую девушку видел, закачаешься.

Никита вздохнул, отпил халявного шампанского из бокала и откусил от халявного бутерброда.

– Ну и что, облом? И это у тебя, мастера по съему? – иронически поинтересовался Федор.

– Сам бы попробовал, – огрызнулся Симонов.

– Кто такая?

– Столичная штучка, хороша неземно… Божественно бесподобна, – Никита мечтательно прикрыл глаза.

– Сопли не жуй, Симонов. Где видел? – оборвал его Конечников.

– Улетела… Не посчитала нас, лапотников, достойными.

– Если ты валенок, то не равняй всех по себе, – заметил Конечников.

– Тоже мне герой, – с усмешкой ответил Симонов.

– Да я бы ее… А уж пригласить на танец… – произнес Конечников, изображая на лице снисходительное презрение к неумехе.

Первого лейтенанта особенно раззадорили слова, что дама отбыла из расположения части, и не он упустил случая поиздеваться над озабоченным Симяном.

– Поспорим? – взвился Никита.

– На что?

– Да хоть бы на твой «Куппермайн».

– Идет, – произнес первый лейтенант, чувствуя, что совершает большую глупость. – А ты публично объявишь, что очко свое елдаком растягиваешь.

– Отчего ты, Крок, так не любишь меня? – совсем трезвым голосом спросил Никита.

– За то, что ты с этим кодексом носишься… Ведь сам как-нибудь пропадешь, как других гробишь.

Симонов изменился в лице. Сквозь маску взрослого человека проступило выражение растерянного подростка, которому популярно и доходчиво объяснили, что все, чем он гордится – полная глупость.

– Вот как, – Никита задумался, потом скривился и сказал: – Ладно, хуй с тобой. Припомню я тебе эти слова… Разбей, Гуталин.

Глаза капитана загорелись.

– Кому Гуталин, а тебе, Никитка, господин капитан Авраам Кинг, – сурово сказал Гут.

Но все же «разбил» рукопожатие.

– Да ладно тебе, зашелся. Дело житейское. В первый раз – не пидорас. А с Авраамом не ссорься, Никитка, – бросил Конечников, наслаждаясь возможностью поставить на место ненавидимого им Симонова. – Под левый прямой ему попадешь – сгоришь. Удар пушечный. А я добавлю, если что…

Никита скрипнул зубами от злости, побагровел. Он отвернулся, глядя куда-то вдаль.

Друзья хотели оставить Симонова, как тот вдруг повернулся с торжествующей улыбкой.

– Крок, а Крок… Ты ничего не слышишь? – издевательски поинтересовался он. – Вроде каблучки стучат… Как часики…

Действительно, в вестибюле раздались голоса и стук каблуков, скрытые до того доносящейся из зала музыкой.

В пустом вестибюле появилась живописная группа из самого большого начальства «Солейны». Непривычно быстро, пыхтя и отдуваясь, двигались бригадный генерал Никифоров и командующий Базой генерал Соломатин. Немного отставая, за ними шагал неприступный, подчеркнуто правильный майор Лебедянский, адъютант Соломатина, интриган и мастер подковерных маневров. Рядом с адъютантом тяжело топал начальник службы безопасности полковник Томский, мрачный, бритый наголо атлет в кожаной тужурке, недобро просверливая пространство тяжелым, пристальным взглядом из-под кучных бровей.

Конечникову вдруг стало нехорошо. Эти люди наводили ужас даже поодиночке, а когда высший командный состав собирался в кучу, то всякая мелкота старалась не показываться им лишний раз на глаза.

Впереди синих мундиров легко, независимо и стремительно- свободно летела светловолосая, молодая девушка. Было понятно, что начальство Базы почтительно сопровождает незнакомку, а не она идет с местными командирами.

– Это она? – изумленно спросил Конечников.

– Она, родной, она, – наслаждаясь триумфом, сказал Симонов.

– Вот это да…

Гостья была не просто хороша, от нее нельзя было оторвать глаз. Длинные ноги были открыты до середины бедер, талия умело подчеркнута поясом. Светлое платье сильно оголяло грудь и плечи, обрисовывало тело.

Походка ее была особенной, грациозно-завораживающей. Даже на расстоянии незнакомка действовала словно сладкий наркотик. Она очень хорошо знала о своей силе и намеренно притягивала внимание всех особей мужского пола.

Кровь бросилась первому лейтенанту в голову. Синие мундиры начальства «Солейны» на заднем плане вдруг растворились. Стало неважно кто эта девушка, и отчего за ней идет табун больших звезд.