Читать книгу Сборник рассказов. Том II. Муж английской королевы - Александр Сазонов - Страница 6

К дежурному Степану по ночам стали являться нечистые силы. Его сторожевой домик-пост находился на окраине курортного города, в горном ущелье, кусочке дикой прекрасной природы, так любимом жителями города за чистую речку хрустальной горной воды, вытекающей из поросших лесом горных холмов – предгорий, которые, удаляясь и увеличиваясь в размерах, превращались в часть Главного Кавказского хребта. Ущелье притягивало многочисленными фруктовыми деревьями и кустарниками, среди которых петляла аккуратная автомобильная колея. За чистоту и порядок этого вишневого, кизилового и барбарисового рая отвечали местные казаки, и на крупных камнях, валунах, недавно появились надписи белой краской: «Не сорить», «Мусор не оставлять», хотя жители курорта были людьми чистоплотными и ценили свой необычный нарзановый мир, который их окружал. Дежурных на посту должно было быть двое, и в их обязанности входило различное количество дел: контроль за уровнем речки, метео- и антиселевое наблюдения, поддержание надлежащего общественного порядка, зооконтроль.

Лисы, зайцы, неторопливые еноты и барсуки, а также и другие мелкие представители кавказской фауны пропускались в ущелье беспрепятственно и обычно, напившись воды из речки и почесавшись о стволы деревьев, уходили в темноту леса правого берега речки. Более крупных, волков, а иногда и медведей, приходилось отпугивать красными флажками, а когда выстрелами из ракетницы. Пару раз ночью эти незваные гости проходили пост, через все ущелье подходили к окраине города, но были остановлены дружным лаем собак, быстро включенным освещением во дворах одно-, двухэтажных домов, пьяным криком обывателя: «Вот я вас..!» – и выстрелом в воздух. С той поры все было спокойно.

Дежурные договорились между собой и ночью дежурили по одному, включая фонарь, свет которого освещал поляну перед домом, часть реки и терялся в зарослях деревьев, теснивших ущелье гор.

В эту ночь дежурному Степану, крепкому мужчине и бывшему прапорщику, совсем не хотелось спать. Он почитал местную газету, выключил свет в доме и включил фонарь, висящий на столбе около входа. Тихая ночь, мягкий белесый свет фонаря – его лампа была матовая – постепенно подействовали на него как снотворное: он начал зевать, потягиваться, предвкушая хороший сон до рассвета, когда нужно будет выключить фонарь и взять ружье и ракетницу, сделать необходимые замеры, наблюдения, а также проверить наличие звериных следов, сделать обо всем записи в журналах.

Мельком, укладываясь на жесткий деревянный топчан, он посмотрел в окно и вдруг…

«Что это такое?» – с холодеющим страхом подумал мужчина, наблюдая, как из леса не спеша вышли две странные фигуры, с головы до ног укрытые балахонами. Одна из фигур посмотрела на окно и, вытянув вперед длинные руки, покатилась по поляне к дому, а вторая – тенью мелькнула к двери сторожки. Он быстро вскочил с топчана, взяв в руки ружье, сел в угол комнаты напротив окна, успев про себя отметить, что дверь он запер хорошо, на все замки, и даже на большой деревянный засов. В это же время в дверь кто-то мягко постучал и потихоньку завыл. Степан не мигая смотрел на светлый квадрат окна. Страшное лицо с острым носом и белыми седыми косами скалило рот с клыками, пальцы с железными ногтями ударяли стекло и раму, пытаясь сломать эту хрупкую преграду и ворваться, влететь в комнату сторожевого дома.

«Ведьмы!» – остатками парализованного страхом рассудка подумал мужчина и опустил глаза. Ни смотреть, ни думать у него уже не было сил. Очнулся он через некоторое время. Фонарь так же горел за окном, но около дома никого уже не было, стук в дверь прекратился.

– Что-то ты бледный, не спал, что ли, всю ночь? – спросил утром сменяющий его дежурный, демонстративно громко нюхая воздух носом. – И духами не пахнет! – философски добавил он, проверяя записи в журналах.

Степан молчал, рассказать все виденное ночью было трудно по причинам непонятного страха и возможного увольнения с работы. Последующие два дежурства прошли у него тихо и спокойно, хотя и заснуть до утра он не мог, сидя на теплом дереве топчана и сжимая приклад охотничьего ружья. Дежурные, которых он сменял, ничего ему не говорили, а он, глядя утром на их розовые заспанные лица, понимал, что спрашивать их не о чем, а ведьмы и прочая нечистая сила всегда приходят за конкретным человеком. Ведьмы появились на третье ночное дежурство. Степан задремал, но какая-то сила вдруг заставила его посмотреть на окно. Страшная голова с белыми косами и острым носом-крючком скалила зубы, царапая раму когтями. В дверь кто-то постучал, слышался слабый вой.

«Выйду за дверь, а там будь что будет», – отрешенно решил дежурный, взводя курки ружья. Однако от понимания, что ведьма не одна, и видя длинные железные когти, феерично освещенные светом фонаря, он почувствовал слабость в теле, ставшие вдруг неповоротливыми, ватные ноги плохо слушались его и еле двигались, в голове вдруг жарко и туманно зашумело: «Бум, бум, бум!».

«Нет, – подумал он обессиленно, садясь в угол комнаты и стараясь не смотреть на окно, – не совладаю!»

Он закрыл глаза и уши и сидел там, пока удары в дверь не прекратились, а ведьма в окне не исчезла. Разные страшные истории у поста случались и раньше, но все были связаны с коренными жителями леса и гор, права которых уважались, и лезть к ним в горы было нельзя.

В жаркий летний день один из приятелей Степана решил пособирать малину, которая росла за ущельем на дальних горных полянах. Сотня-другая метров кустов дикой малины, со спелыми ягодами, в местах, где никогда не ходили люди, и не было пастбищ для скота, давно привлекала внимание молодого человека, жадно рассматривающего в сильный бинокль это изобилие с крыши сторожевого дома.

«Не ходи, – предостерег его Степан, – там людей нет, аулы в стороне. Земля неизвестная, горы рядом, а там, сам знаешь, не одни орехи водятся!»

Но приятель на все слова друга решил махнуть рукой. Утром дома он хорошо позавтракал и, пока жена убирала посуду со стола, зашел в сарай, якобы за веревкой, и быстро выпил там большой граненый стакан домашнего виноградного вина. Вино было прошлогоднее, крепкое – мир вокруг стал сразу веселым и простым. Через минуту на своем старом мопеде мужчина выехал со двора. Оставив транспортное средство у Степана на посту, он с корзиной в руке ушел в горы, обошел каменную гряду и подошел к пышным и зеленым кустам малины. Это был ягодный рай.

Сначала он ел ягоды с куста, потом собирал, вернее, ссыпал их с веток прямо в свою корзину и вдруг услышал какое-то урчание. Он удивился и вышел на открытое место, на пригорок, чтобы увидеть источник невидимого звука. Несколько поодаль от него, тоже в кустах, сидел бурый медведь, который жадно ел малину, облизывая языком ветки и закусывая ягоды иной раз маленькими зелеными листиками. Он посмотрел на человека, но было жарко, малина была сладкой, недовольно заурчав, медведь отвернулся от конкурента и продолжал есть ягоды, не обращая на него никакого внимания. Кустов было много, очень много, и даже медведь понимал это и не хотел ни с кем ссориться на этом празднике жизни. Пьяному – море по колено. А царю природы, каковым ощущает себя человек, – тем более!

Мужчина закричал, пытаясь напугать зверя, а потом поднял с земли большой камень и швырнул его, стараясь попасть в толстую лохматую спину местного лакомки. К сожалению, он попал. Медведь недовольно зарычал, но, к удивлению человека, не испугался и не побежал в сторону гор, заросших низкими деревьями и кустами орешника. Он быстро прокатился по земле кувырком, встал на свои четыре лапы и резко бросился на внезапно протрезвевшего любителя малинового варенья и пирогов с душистой сушеной ягодой, которые так хорошо умела печь его жена.

От медведя не убежишь! Но он бежал так быстро, что оставил его позади, особенно когда горным орлом прямо взлетел с разбега на большую гряду камней, с которых уже виднелась крыша спасительной сторожки. Медведь тоже остановился и внимательно смотрел на человека, как будто говорил ему: «Ну что, дурак, доигрался!» Отвечать большому бурому медведю как-то не хотелось. Он спрыгнул с камней и, крича во все горло, как вихрь понесся к ущелью. Через пять минут, весь в поту, с бешено стучащим сердцем, он оглянулся, ожидая удара мохнатой лапой. Медведя сзади не было, сторожка дежурного была почти рядом. Навстречу выходил приятель Степан.

– Ты чего раскричался? Э-э, да ты мокрый весь. И рубаха, и штаны! В ручей упал?

Любитель малины не мог говорить; он вошел в дом, снимая с себя мокрую одежду, Степан аккуратно разложил ее на теплой печке, выговаривая своему молодому легкомысленному другу:

– Говорил тебе, не ходи! Там территория не наша, а медведь на своей земле. Малину зайди и купи на базаре и никому об этом не говори. А то и мне попадет от начальства!

Приятель молчал и только кивал головой. Здесь же Степан столкнулся с чем-то особенным, чего понять не мог, и поэтому боялся этого непонятного явления все сильнее и сильнее. Кое-как он сделал все необходимые записи в журналах. Дождавшись сменщика, он рассказал ему необходимую служебную информацию, как бы вскользь спросив молодого румяного мужчину, проверяющего радиостанцию:

– Юра, а ты по ночам здесь ничего особенного не видишь? – Степан спросил это равнодушным тоном и внимательно ждал ответа.

Дежурный регулировал громкость динамика, но тему поддержал:

– На днях слышу на поляне шум, выхожу под фонарь, время было час ночи. Смотрю, лиса гоняется за зайцем. Ну, я в лису палкой и запустил. Не попал, но сильно напугал. Лиса подпрыгнула да как кинется в сторону гор, только хвост и мелькнул. А заяц побежал в другую сторону, к ручью, перебежал его и в лес ушел. А что у нас может быть? Ну, барсук придет к реке, так он тихий, в мусорке нашей пороется, воды напьется и уйдет! Степа, а чего это радиостанция барахлит?

– Напряжение проверь, частоту посмотри, – посоветовал Степан новому дежурному.

Барсука он и сам многократно видел у поста. Значит, все эти красавицы приходили к нему персонально. Зачем? Впрочем, бр-р-р-р! Об этом лучше не думать! А как не думать о таких делах! Один нос да когти на руках чего стоят!

Он шел с дежурства как в тумане. Даже улыбка и веселое «привет» старой знакомой около автобусной остановки его не обрадовали, он сухо кивнул и, провожаемый недовольным взглядом женщины, сел в автобус. Все было понятно. с этой нечистой силой сам он справиться не мог. Степан жил один, после того как жена уехала к взрослой и замужней дочери в Краснодар, они развелись. И он остался жить в старом, но еще крепком доме своих родителей, во дворе которого, как у всех, рос виноград, несколько вишневых и грушевых деревьев, а у забора гордо и независимо высились кусты помидоров и укропа. Многолетние цветы на клумбе он поливал, но не трогал, а укроп собирал и сушил на жаркой деревянной веранде для последующей засолки огурцов, приготовления борща, да и просто так, для приятного запаха в доме, в котором кроме него жила большая собака Ураган и серый, с круглой мордой, зеленоглазый кот Марс. На них Степан и оставлял хозяйство, когда уходил на дежурство в ночную смену. Кот и пес не ссорились. Хозяин, утром открывающий темно-зеленую калитку забора, всегда видел виляющего хвостом радостного Урагана и поднимающего голову из старой меховой шапки заспанного кота.

«Все в порядке?» – скорее по привычке спрашивал дежурный, гладя собаку по спине и почесывая кота за ухом.

Немного погодя все трое спокойно завтракали. Степан на веранде, за рассохшимся, скрипящим, старым столом своего детства. Ураган во дворе, у входа в дом, около своей будки, из большой собачей чашки. Кот Марс – около ног хозяина, медленно и аккуратно поедающий свой вискас, куда Степан часто добавлял и свежую рыбу для разнообразия кошачьего питания.

Все это неторопливое южно-курортное спокойствие жизни иногда нарушалось приходом гостей, преимущественно женщин. Кот фыркал и уходил на чердак, где любил лежать на теплых толстых деревянных балках под темно-красной черепичной крышей. Ураган сажался на цепь до вечера, а то и до утра, что его очень раздражало. Раздражали его и запахи женщин: маляров, медсестер и даже врача-терапевта. И лишь одной из них, небольшого роста поварихе из санатория, он вежливо вилял хвостом, так как от Любы всегда пахло вареными мослами, костями, а иногда и котлетами с хлебом.

Ночные явления сильно ударили по здоровью Степана: у него пропал аппетит, дома он стал спать не выключая свет, а вчера даже отказал Любе во встрече, ссылаясь на свое плохое самочувствие, что было правдой.

«Надо идти к куму Петру, он есаул казачий, за ущелье они отвечают, поможет», – решил Степан. Кум жил недалеко, на соседней улице, в дедовском доме, с огромным – в половину двора – виноградником «изабелла», ежегодно наполняющим своему хозяину две столитровые бочки вина и красиво обвивающим беседку около входа в дом. Кум Петр Алексеев по профессии был строитель, прораб на стройке. Но сегодня с утра вместе с племянником Саней менял крышу на сарае. Жена ушла на дежурство в больницу, время было обеденное, дядя и племянник сидели за столом в виноградной беседке и готовились есть борщ, кастрюля с которым стояла на столе около блюда с вареной грудинкой, кокетливо обсыпанной мелко нарезанным чесноком.

– Садись, садись за стол, – позвал степана кум в ответ на пожелание здоровья и хорошего аппетита.

Он поставил на стол еще одну тарелку и подвинул гостю хлебницу с белым, на сыворотке, пятигорским батоном.

– Да какой тут обед, – тихо сказал дежурный, – я к тебе, Петя, за помощью, только не смейтесь, люди-то мы не чужие!

– Не чужие, – согласился есаул Алексеев, отгоняя рукой от стола нахального шмеля, обезумевшего от запаха вареной говядины.

– Рассказывай, дядя Степа, – подбодрил его Саня.

Степан, стараясь не сорваться голосом, подробно рассказал все свои ночные происшествия и страхи. Казаки задумались; кум не был пьяницей, шутником и фантазером. Пил он мало, в основном, как все южане, предпочитал сухие желто-золотистые или красные вина, носящие свои названия по сорту винограда: сильванер, ркацители, саперави, изабелла, прасковейское. Каждой осенью они звали его помогать им процеживать и разливать по бутылкам и кувшинам молодое вино. Вина было много, хоть купайся, но Степан аккуратно выпивал пару стаканов, закусывал овечьим сыром с кинзой и даже домой ничего не брал. А куда мне его – своего девать некуда!

Теперь же, все рассказав, он спокойно ждал, разглядывая стену дома, увитую вьющимися красными розами, саженцы которых Саня привез из Москвы. Стало тихо, лишь где-то рядом жужжал шмель, да из соседнего двора доносился шум семейного скандала.

Строгий мужской голос спрашивал:

– Это почему ты мне говоришь? Какое твое право?

– А потому, что ты глупый, – отвечал ему женский, – и мое право больше твоего!

Кум Степан, честно рассказав о своем приключении, сам того не зная, затронул деликатную проблему маленького курортного города.

Ведьмы были, и их все мужчины очень опасались, хотя об этом и помалкивали.

Как-то один полицейский поздно вечером в теплую осеннюю ночь возвращался с работы домой.

Вечером они с напарником доставили в отдел самогонщицу с двадцатью литрами народного изделия. При задержании молодая пенсионерка, ей только что исполнилось пятьдесят шесть лет, крепкая и здоровая тетка, уговаривала обоих полицейских ничего не находить в сарае, быстро и воровато оглядываясь по сторонам, совала им в руки денежные купюры. «Ну для себя сделала, какая у меня пенсия!» – жалобно просила народная умелица.

Раньше все бы так и закончилось к обоюдному удовольствию сторон конфликта, но в этот раз в полицию позвонили соседи, вернее, соседки, жены, мужья которых частенько покупали этот самогон. Возмутительницу семейного спокойствия, а главное, бюджета, доставили в полицию и поместили в комнату для задержанных, а два десятилитровых стеклянных баллона открыли в комнате дежурной части, для проверки. Помощник дежурного здесь же, не удержавшись, налил себе полстакана и, выпив, восхищенно помотал головой: «Ну и ну, ведьма!»

Вещественное доказательство преступления попробовали все. Самогон действительно не уступал по вкусу лучшим фирменным ромам, ликерам и настойкам. Сделанный из абрикосов и изюма, желтовато-розового цвета, он благоухал летним спелым садом и бодрил суровые мужские сердца полицейских классическими пятьюдесятью градусами крепости. Дежурный по отделу, также протянув с приятной радостью в голосе: «Да-а-а!», – посмотрел на всех тем особенным взглядом, который вроде бы и ничего не говорил посторонним, но сразу был понятен любому подчиненному городского отдела внутренних дел.