Читать книгу Ипостась дракона - Александр Щипцов - Страница 5

Приземлившийся на поляну дракон прибыл в сопровождении Марии, скорее, всё же с точностью до наоборот. С ловкостью цапли, вытаскивающей лягушек из тины, конвоир опустошил манеж, раскидав сокровище по траве, не проглотив при этом ни одной. Вырвавшись из каменного мешка-гнезда на свободу, Мария увлеклась сбором букетов и попытками отловить шмеля, попутно водя хороводы, вытаптывая траву, раскрыла мистерию о природе появления таинственных кругов на полях, пусть пока и асимметричных отчасти.

– Александр.

– Да?

– Доколе бойцы на заслуженном отдыхе, можем ли арендовать татами? – прозвучал риторический вопрос.

– Как правило, это богатырь вызывает дракона на смертный бой, а не иначе, к тому же должна иметься веская причина – красавица-принцесса, заточённая в башню, полцарства, жар-птица и прочие вознаграждения герою.

– Осторожнее с желаниями, – посоветовал дракон, – сказка сказке рознь, всё перечисленное, оглянись, наличествует вокруг. Жар-птица, что же, – мечтательно вздохнул, – немного актёрского мастерства мне не помешает.

– Уговорил, театрал, татами ждёт. Марию здесь оставишь или в садик отведёшь? Я к тому, сколько времени есть в запасе?

– Отведу, – развернулся и, после того, как Мария построилась в шеренгу по двое, начал заполнять ею манеж.

* * *

Минуя шлюз, Алекс застал затухающие всполохи северного сияния. Опередивший дракон не развалился на коралловом рифе, как поступал из раза в раз, а вопреки ожиданиям, стоял и по колено, и по локти в воде, с утонувшим на треть хвостом. Но и риф не пустовал, в ложбине коего скучковались бойцы-аборигены, панически боявшиеся воды.

Не меняя положения тела, дракон уронил голову на песок, пустив ноздрями струйки серого дыма. – Забирайся на загривок.

Столь несвойственная дракону просьба, высказанная вслух и без принуждения, могла бы и насторожить, да врождённое любопытство Алекса брало верх над опасностью и не в такой ситуации.

– Держись за рог…

Рекомендация дракона пришлась как нельзя кстати, выполнение трюка в качестве каскадёра, падающего без страховки с высоты, откуда и орлиный помёт неделю приземляется, в расписании Алекса не значилось, не его это амплуа.

Над озером заклубился, точно в том закипела тяжёлая вода желейной плотности, туман, выплескивающийся на берег липкими широкими языками, где, застывая крупными хлопьями белёсой пены, на невидимых глазу преградах, намечал размытые обводы последних. Затем, словно чернила на промокашке, на поверхности оцепеневшей накипи проступили бесформенные пятна красок, создав картинку, сродни той, что видит сильно близорукий человек, наблюдая праздничный салют в очках от дальнозоркости.

– Вот так выглядит трафарет сознания, вычленённый из окружающей среды посредством ампутации влияния органов чувств, – продекламировал дракон. – Теперь это наш маячок! – через пару минут, так и не дождавшись внятной реакции ошеломлённого Алекса, предложил, – желаешь увидеть своими глазами?

– После твоих пояснений и собственными глазами? Однозначно хочу!

Дракон пошёл на резкое снижение, проваливаясь в эпицентр туманной мути, мгновеньем позже в том же направлении проследовал и наездник, потерявший упор под пятой точкой. Пройдя сквозь горизонт событий, оба оказались возле яслей, паривших в пустоте параллельным курсом, нет сомнений, именно яслей, но в первоначальном, авторском замысле – палаты для новорождённых. Три стены и потолок, видимые только внутренней поверхностью, снаружи оказались безупречно прозрачны, четвертая, имевшая окно с широким подоконником, запомнившимся Алексу, равно как и пол, отсутствовала. Кроватка, откуда застывшие глаза бездыханного младенца изучали сложно определимую, без знаний триангуляции, точку, висела в воздухе, так как деталям конструкции ниже плоскости матраса и помину нет.

– Что тут происходит? – прошептал Алекс, подтянувшись за рог и наклонившись к самому уху дракона.

– Ничего особого, – прозвучал ответ в привычных децибелах. – Сейчас мы в точке времени, где ей пару часов от рождения.

– Почему именно часов?

– Настаиваешь на желании присутствовать при родах? – съехидничал, – я так и подумал.

– Гоор, не надейся, рассказы слушать твои не стану, о том, как ты превозмогал себя и в первый, и в двадцать четвёртый, ни разу не пропустив, напишешь в мемуарах. Лучше скажи, «точка времени» – это о чём?

– Представь Вавилонскую башню и Марию руководителем стройки, где закладной камень фундамента – точка её рождения, всё, что выше, – жизнь. Строительные леса, вьющиеся спиралью ввысь, – пройденный ею путь, кто-то из рабочих толкает полную тележку, кто-то полупустую, а кто-то и вовсе сорвался вниз. Так вот, мы с тобой не Боги-разрушители, теряющие терпение, мы томограф.

– Теперь-то понятно, – Алекс хлопнул ладонью по лбу, – именно так я это и представлял, отличие в мелочах, в несущественных деталях, пойду инструкцию почитаю.

– Александр, – дракон, пропустив иронию, зашёл на второй круг разъяснений, – представь себе термометр, под колбочкой которого сотрудники ада развели костёр – точка её рождения. Полоска, неустанно ползущая по капиллярной трубочке вверх, – жизнь. Когда-нибудь, достигнув предела расширения, колбочка обязательно взорвётся, разбрызгав содержимое, и пока не случилось этого, шкала показаний – отсечка времени, коя в нашем распоряжении, – подытожил, явно издеваясь.

– Не могу поверить, как нам повезло…

– В чём? – насторожился в свою очередь дракон.

– Ты и сам должен знать, – выждав паузу, сказал без тени усмешки, – мы можем путешествовать во времени по диапазону её жизни.

– Ну, да…

– А когда она умрёт, каковы последствия?

Дракон долго молчал и, наконец, произнёс: – Не знаю.

Картинка ожила. Основа Марии повернула голову, и стена, выпав из поля её зрения, тут же исчезла, поступив как капризная барышня, убежавшая в уборную смахнуть слезу и попудрить носик. Дракон ускорил течение времени. Призрак медсестры пенсионного возраста, сформировавшийся из пустоты возле кроватки, ловко подхватил девочку, развернулся и зашагал в сторону двери, оставаясь при этом всё в той же точке координат, зато в движение пришёл кафельный пол, словно это не железобетонная плита, а беговая дорожка спортивного тренажёра. Надо ли уточнять, что всё движимое и недвижимое имущество последовало его пагубному примеру. Растворились во мраке остатки отъехавшей палаты, проплывающие мимо двери ординаторской, процедурной и просто с порядковыми номерами, коридор с плакатом каких-то инструкций и схемой экстренной эвакуации в металлической рамке.

Время, прислушиваясь к посылам дракона, ускорилось значительно, замелькали тени, пятна света, яркие и выцветшие краски. Иногда в наступившей чехарде удавалось различить очертания знакомых объектов, среди которых попадались и люди. Если кто видел замедленную съёмку, прокрученную в ускоренном режиме; метаморфозу бутона в распустившийся цветок, смену дня и ночи или оживлённый перекрёсток в центре мегаполиса, тот не станет задавать наводящих вопросов.

И на том спасибо.

Времени вернулся ритм сердцебиения дракона.

Девочка дошкольного возраста, с огромными красными бантами на концах аккуратно заплетённых в косички волос цвета тёмного шоколада старательно крутила педали. Из-под колёс велосипеда вместе с мелкими камешками вылетала дорожка парка, мимо пробегали клумбы, скамейки с отдыхающими, хлебные крошки с голубями, тележка с эскимо.

* * *

– С возвращением домой, Александр, слезай, приехали, – фраза, произнесённая приземлившимся на арену драконом, развеяла галлюцинации, раскрасив небо всполохами северного сияния.

– Как тебя понимать, дракон?

– Мы догнали реальный возраст основы Марии, время синхронизировалось, пять лет разницы как небывало. Кто знает, к чему свершившееся приведёт, а до тех пор я стану за ней присматривать. Точнее, не за ней, – поправился дракон, – за её возможным будущим на Земле, помнишь, как в шахматы играли?

Алекс, подтвердив кивком, спросил: – Но повлиять на земные события разве в наших силах?

– Знаешь, я и раньше не имел возможности проникнуть в прошлое глубже мига её рождения, теперь же и подавно, пути отрезаны синхронизацией временного континуума. Ты прошёл сквозь портал, не так ли, значит, вероятность перемещения существует, по крайней мере, теоретически. А это минимум полдела! – посмотрел на Алекса, изучая, словно видит впервые. – Пока не поймём, влияет ли основа Марии на Эгоплерому, её нельзя оставлять без внимания. Ты прав, мы не можем отсюда вмешаться в её судьбу, но в крайнем случае способны принять меры относительно тебя.

– Вернуться в ясли, аннигилировать Эгоплерому и начать всё заново? – догадался Алекс.

– Именно, – Гоор сделался тревожным, – ты должен мне пообещать, что начнёшь развитие мира с сотворения дракона, очевидно, мы оба успели к нему привыкнуть. И главное – покинутые ясли в тот же миг следует замуровать вместе с белым шумом, не позволить ему развиваться.

* * *

– Есть новости! Эгофрения реальна!

– Эгофрения?! Это производная от твоего диагноза? – Алекс посмотрел с пристрастьем. – Мне начинать волноваться?!

Не заинтересовавшись последним вопросом, дракон пояснил: – Эгофрения – смысловой союз двух слов, эго и шизофрении, где первое символизирует родство с Эгоплеромой, и да, ты прав, второе – её диагноз, но отнюдь не медицинский, скорее, дилетантский, желаешь, можешь переименовать или попытаться излечить, – выпустив колечко дыма, не заставил себя ждать, – прежде чем активировать Эгофрению, необходимо создать свободное подпространство.

– Гоор, – Алекс взмахом руки прервал защиту диссертации, – скажи о главном по-человечески. Зачем нужна твоя Эгофрения?

– Во-первых, надо сразу уточнить, не моя, а твоя. Во-вторых, не мне, а тебе! – увеличил количество дыма. – В-третьих – управлять событиями мнимой вероятности в полном объёме без каких-либо квот.

– Продолжай, – заинтересовался Алекс.

Стал ничем неприкрытым коготь безымянного пальца правой лапы. – В Эгофрении скрыт огромный потенциал! – оголился коготь среднего, конечность осталась прежней. – Творить временную историю на собственное усмотрение, в любом направлении развития.

– Ограничения? – спросил Алекс.

– Пока известно два, – когти втянулись один за другим. – Пространственные пределы лимитированы областью захвата фона сознания. Нельзя создать Эгофрению того места, которое ты ранее не посещал, существуя на Земле, ну или не видел хотя бы на картинке.

* * *

Мысли Алекса стаей саранчи посетили пшеничное поле, где отдельное спелое зёрнышко – малая толика великого соблазна, уж больно хотелось ему всего урожая, да за один присест! Зуду нетерпения вселенский слёт аллергии аплодировал стоя.

Из эстетических соображений Алекс отказался от монтажа дополнительной двери в соседнее подпространство, воспользовался услугами существующей, не имевшей привычки подводить, дуб – дерево крепкое, мореное и так далее. Сейфовая дверь, ведущая к арене, следуя логике изменённой геометрии туннеля, сместилась влево, на полные девяносто градусов. Кроме того, углубившись на десяток метров, отгородилась антуражно ржавыми, железными прутьями решётки. Пульт управления временем вынужденно составил компанию, смысла нет в раздельном существовании сложившегося тандема. На освободившемся месте появилась вращающаяся дверь, выполненная из ударопрочного стекла. Под ударом стекло звучало гулко и раскатисто, словно гром среди ясного неба, утверждая об отсутствии сколов и трещин. Благодаря удачной компоновке материалов, конструкция не засекречивала то, что ожидает за её порогом. Сопряжённое помещение аскетического убранства идеально цилиндрической формы встречало белизной водоэмульсионной краски и кафельной плиткой пола убыточного скольжения. Хоровод раздвижных дверей, с незаполненными табличками – существенное развитие камня, ожидающего путника у распутья. Поначалу только один маршрут станет востребованным, не беда, забота о будущем – приоритет.

Выбрав дверь наугад, Алекс словами, – Гоор, я готов, – распустил на брёвна спасительный плот.

* * *

Ширмовые двери на выходе из шлюза разбежались по сторонам. Привычным неосознанным движением, не прибегая к помощи поручня, честно поделившего ступени пополам, Алекс сошёл на знакомой, в том нет никаких сомнений, троллейбусной остановке.

Нога, занесённая над брошенным окурком, капризный малыш, тянущий ручонки к маме, женщина с собачкой, поднявшей заднюю лапку над урной, бездействовали.

– Даю обратный отсчёт, – отрапортовала голосом дракона зубастая тень на асфальте, – пять, четыре, три, два, один…

Носок ботинка раздавил потенциальный очаг возгорания, троллейбус, сбросив пару тучных пассажиров возраста пивного живота, точнее не определить, хлопнул дверьми и продолжил маршрут. Судьбы мамы малыша и тем более собачки остались за кадром.

Алекс попытался примкнуть к одному из разнонаправленных людских потоков, исполнявших танец броуновского движения. Потерпев неудачу, остановился, ощутив себя железобетонным столбом, установленным на островке безопасности и увешанным группой дорожных знаков приоритета. Эгофренийцы сторонились Алекса, точно юродивый греха, поле шокового контроля исправно работало и здесь.

Воззвал к небу, где, купаясь в солнечных лучах, не достигая высот перелётных птиц и ничуть того не стесняясь, барражировал дракон. – Что дальше?

– Александр, – с дикцией учителя младших классов отозвались небеса, – не поддавайся иллюзиям. Эгофрения – кукольный театр одного актера, наслаждайся пьесой, дёргай за ниточки. Ты свободен!!! Помни, пока не обозначишь своего присутствия, тебя не существует.

– Как скажешь, – огрызнулся, позволив Казанскому собору начать сокращать разделявшее их расстояние, что и происходило с успехом какое-то время, пока Алекс задействовал ноги.

– Старая, – парень семнадцатилетнего возраста, с черепом, поросшим рыжим ёжиком, дал пинок впереди идущей моложавой женщине средних лет, – посторонись, коряга…

– Молодым везде у нас дорога…, – поддержал товарища ломаный голос аналогичного типажа.

Оба в унисон заржали, будто годами репетировали.

Женщина в попытке устоять ухватилась за основание фонаря, не повезло, пальцы, соскользнувшие с чугуна, подвели, поступательное движение тела, теперь уже с лёгким наклоном, продолжилось.

Со стороны проезжей части донёсся глухой удар, лязг битого триплекса, скрежет тормозов, снова удар, но на этот раз более звонкий с металлическим отливом.

На асфальте, метрах в трёх от лобового стекла, украшенного двумя овальными новообразованиями, покрытыми мелкой сеточкой трещин, стояли лакированные туфли модного в текущем сезоне синего цвета. Гармоничная по стилю сумочка, избежавшая прямого столкновения, вынужденно притаилась под днищем покорёженного автомобиля.

Чуть далее, приняв немыслимую позу и неестественно вывернув ноги, упокоилась бывшая хозяйка оставленных без присмотра вещей. Из-под головы растеряхи, прислонившейся к чёрному холоду чугунного круга, медленно стекал в ливневую канализацию, рассчитанную на спасение города от проливных дождей, тёмно-бордовый ручеек, поэтому та без претензий отнеслась к подобной нагрузке.

Дверь повреждённого автомобиля, лязгнув, распахнулась, явив на обозрение зевак мужчину неопределяемого возраста, лицо коего скрылось под сплошным синяком. Обладай свидетели трижды феноменальной памятью, фоторобот с такого не составишь. Привычно лежавшая в руке водителя монтировка, будто тот всю жизнь гвозди из досок извлекал, как только позволила дистанция, определилась между лопаток виновницы аварии. Хрустнули позвонки.

– Стерва, – сплюнул в сердцах нефотогеничный товарищ, ударил носком ботинка в бок беззащитное тело, колыхнувшееся в ответном порыве, – может, туфли жене налезут, вроде размер подходящий, смотри-ка, не ношены совсем, – закинув находку в багажник, уселся за руль.

Зарычал мотор, правые колёса поочерёдно переехали, не сочтя достойным препятствием, босые стройные ножки, и израненный автомобиль, отомстив, покинул зону происшествия.

С опозданием прибывшие стражи правопорядка, обнаружив на мостовой беспризорную женскую сумочку, повеселели:

– Повезло, вещдок… ну-ка, что там у нас внутри? – звякнула связка трёх ключей, небольшое круглое зеркальце, упав, рассыпалось осколками. – Гуляем сегодня, сержант, – на асфальт спланировал раскрытый кошелек, – профсоюзный билет, – продолжилось перечисление, – косметичка, ничего больше ценного, – брезгливо приблизился к трупу.

– Эй, ты, – небрежным жестом поманил из толпы первого попавшего производивший досмотр улики милиционер, – подошёл ко мне, быстро!

– Кто, я? – испуганный голос либерала…

– Разве ты, свободомыслящий, кого-то тут видишь из ценных свидетелей? Подошёл, я сказал, повторять не стану! Рассказывай подробности под протокол…

– Рыжий молодой человек, – указал исподтишка, еле заметным движением пальца, за спину сквозь собственную грудь, – вытолкнул женщину на дорогу, прямо под колёса машины…, – одними глазами воспроизвёл движение жертвы.

– Хватит мямлить, громче говори, – надавил офицер, – боишься, заподозрят честного человека в сотрудничестве с представителями власти?

Интеллигент не смог стать прозрачным, просто побледнел.

– Так, всё ясно, временно свободен. Вы двое, – лейтенант без труда вычленил подозреваемых из группы ротозеев, – подошли, встали на колени, руки за голову! Сержант!

Тот, освободив от пистолета кобуру, передёрнул затвор, снял с предохранителя, – Всю жизнь мечтал пристрелить бандита-негодяя, – поднёс ствол к рыжему затылку, от отдачи дёрнулась рука.

Публика родила возбуждённый ропот.

В лучших традициях вестерна, чьим поклонником и являлся стрелявший, маршал просто обязан сдуть вьющийся из нарезного отверстия пороховой дымок. Поднеся ствол к сложенным трубочкой губам, киноман услышал: «Отличный выстрел, сержант!» и почувствовал одобрительный толчок в плечо. Неубранный палец рефлекторным движением вдавил спусковой крючок, череп треснул новогодней хлопушкой, выбросив в небо фонтан однотонного конфетти. Слуга народа и фуражка, успевшая выполнить двойной кульбит, опустились на землю синхронно.

И один, и вторая хвастали пулевыми отверстиями, кои внезапно помогли им прийти в негодность.

– Внимание! – лейтенант предупредительно выстрелил вверх, – всем разойтись, здесь вам не цирк приехал! А ты-то куда собрался? – толкнул ногой в спину собиравшегося подняться с колен и затеряться под шумок в людской массе второго соучастника автомобильного преступления. – Лежать, не дёргайся, – прострелил тому бедро.

Подогрел интерес толпы.

Из подкатившей кареты скорой помощи высыпали ничем не примечательный врач и колоритная медсестра, прототип персонажа для кино восемнадцать плюс.

– Три трупа, женский и два мужских, – определил носитель многолетнего медицинского стажа. – Избежать ответственности за проступок нацеливался? – пальцем указал на обладателя простреленной ноги.

– Так точно! Попытка побега.

Эскулап бегло осмотрел рану и вынес вердикт: – Сквозная. Ну что, калека, сам способен дойти без носилок или тут тебя бросить? Полежишь немного, кровью истечёшь, – похлопал по раненой ноге, вызвав у подранка болезненный стон, – потом с товарищем за компанию в морг поедешь, отдохнёшь до вскрытия, – обернулся к медсестре. – Верочка, так и быть, помоги пациенту да привяжи покрепче к каталке, чтоб не вырвался да не удрал по дороге. Лейтенант, мы тут постоим, доколь спецбригада за жмуриками не подъехала.

Офицер не имел возражений.

Не прошло и пары минут, как уравновешенный и не в таких передрягах побывавший лейтенант обратился к водителю неотложной помощи с мотивированной просьбой включить сирену. Истошные вопли, доносящиеся из салона кареты, надо как-то заглушить, народ волнуется, патронов мало, не отбиться…

– Гоор, время тормозни! Здесь творится неприкрытый беспредел?

Подобрав Алекса, дракон закружил над эпицентром замороженных событий:

– А ты иного хотел, Александр? К примеру, рыжий, пострадавший от превышения полномочий, хороший парень – его основа, родину любит, готовился к призыву в армию, да вот встал сегодня не с той ноги. В земных реалиях обогнал бы неспешную барышню, на том бы и закончилось, здесь же – спонтанная реакция на помеху. Сержант, тот не успел расстаться с детскими мечтами, американского кино пересмотрел, добавить тут нечего. Лейтенант, ну дал человек волю чувствам, что при обычных условиях службы отбывают пожизненное, без права на помилование. Сорвался, работа у него такая, нервная. Доктор – военный хирург, просто устал изображать Айболита.

– Пожалуй, Гоор, в дальнейшем я воздержусь от посещений Эгофрении, гротеск – это не моё.

– Существует надёжный способ, устраняющий выявленный недостаток. Прошёл проверку не одним столетием.

– И когда же ты успел? – усмехнулся Алекс.

– Не я, – дракон указал пальцем ввысь, – я только пользователь…

– Не тяни…

– Христианские заповеди: не убей, не укради…

– Воспитаем верноподданных адептов! Как же свобода волеизъявления, данная им? – палец в том же направлении, куда и драконий ранее.

– Александр, в Эгофрении паствы нет, не увлекайся! Здесь мы имеем дело с готовыми фантазиями, причём чужими, и в наших силах лишь ограничить проявления, несоответствующие выбранным целям.

– Может, сразу уголовный кодекс? Землянам он привычнее, не то, что кара Господня, – предложил Алекс радикальное решение.

– Александр… – Гоор покачал головой и измерил того оценкой на глазок. – Этот мир – сплошное беззаконие и конкретика, увы, не поможет. Допустим, парень собрался на свидание с девушкой, договорившись обо всём по телефону. И тут столь благие затеи инсталлировались в Эгофрению. А это означает, здесь оторванные от земной реальности намерения влюблённых, став алгоритмом, продолжат исполняться. Сбою программы может способствовать любое вмешательство извне, скажем, право сильного на первоочередность выполнения, вон рыжий тому пример в недавних событиях, по большому счёту вся мизансцена. Зачитать статью имеет смысл только по факту, она не содержит морали, в том и заключается её отличие от догмы. Твоё же личное вмешательство так и вовсе новый алгоритм. Ты же не станешь после каждого преступления отматывать время и предупреждать о последствиях?

Алекс промолчал.

– А на Земле, – продолжил дракон, – дорогу девушке перебежала чёрная кошка. Та споткнулась и попала в больницу с переломом ноги, в итоге гипс и отмена встречи. Совсем иная история. Идеальную инсталляцию не запустить, у каждого источника индивидуальный порог восприятия. Как общество не наряжай в добродетели, непременно найдётся некто в рубище, да не один, чьи помыслы сохранят нигилизм, в данном случае мы и тем не владеем. Правда, нечто похожее на твои представления можем попробовать, – оскалился, поставил Алекса на тротуар, – попытка не пытка, оглянись – Казанский!

На скамейках, полукругом обступивших фонтан, свободных мест не наблюдалось. Разношёрстная публика в приемлемых количествах, группками и поодиночке перемещалась с места на место, глазея на достопримечательности, иностранцы – через объективы массивных фотокамер, гости города – устройствами поменьше, местные – широко открытыми очами и то не все.

Хвост очереди к тележке с мороженым благодаря полуденной жаре пускай и не скрывался из поля зрения, всё же вызывал уважение и вкупе с ним сочувствие к составлявшим его позвонкам.

Хлопками по карманам движением, здесь, в Эгоплероме, выпавшим из обращения за ненадобностью, ни кошелька или просто горстки мелочи обнаружить не удалось, зато записная книжка не удержалась и намекнула – пора бы разнообразить гардероб.

– Дёргать за ниточки… ладно, подёргаем… – Алекс оценил обстановку, сотрудники милиции, облачённые в мышиную форму, по крайней мере, в радиусе нескольких десятков метров не толпились, совсем неплохие условия для начала противоправных действий.

Следуя вдоль извилистой, не по росту выстроившейся шеренги, замечал, как та, расступаясь, рвётся, избегая с ним столкновения, и тут же смыкается, лишь минует сия опасность. Обилие нетерпеливых детей, среди желающих вкусить прохладу, сподвигло Алекса на поиски компромисса с совестью, тут же найдя его, не стал ломиться внаглую, предпочтя вклиниться за старушкой, получавшей сдачу.

Когда неспешная очередь наконец-то подошла, Алекс замялся, оказавшись не готовым к решительным действиям, попадающим под статью ведущего к наколкам кодекса. Неоднозначная реакция участников событий на возникшую паузу удивила потерей здравого смысла. Обладательница колпака, считающегося белым исключительно благодаря названию, впала в рефлекторный ступор, зависнув в позе дилера, чей товар не востребован больше рынком.

Особо не мудрствуя, народ определил виновницу столь странных перемен в поведении мороженщицы и уж совсем недобрым взглядом провожал удаляющуюся в компании трёх внуков старушку, точно та не иначе – старая дореволюционная ведьма, оставила с носом народ, скупив мороженое оптом.

Но ведь это неправда!

– Александр, сократи сферу поля шокового контроля ближе к границам собственного тела, – посоветовал наблюдательный дракон. – Да, и наконец, прояви себя!

Алекс, начав со сжатия поля, незамедлительно получил положительный опыт, продавец, оказавшись вне его пределов, тут же ожила. Развивая успех фразой: я существую, «Ленинградский» батончик, пожалуйста, невинно прозвучавшей в его исполнении, перезапустил механизм торговли.

Не успел обработанный заказ очутиться у покупателя в руке, как вновь завертелся прерванный процесс деньги-товар-деньги. Стоял бы Ленин с Крупской вместо Кутузова и Барклай-де-Толли, то непременно переглянулись бы с нравоучительной усмешкой.

Отойдя в сторонку на всякий случай, чтоб лишний раз не напоминать продавщице о понесённом убытке торговой организации, Алекс развернул фольгу обёртки и надкусил содержимое. Вкусовые рецепторы, почуяв подвох, забили в набат, Алекс инстинктивно сплюнул, с языка на асфальт скатилось что-то шоколадно-белое. Ощущение, будто во рту побывал предмет завещания, жёванный-пережёванный не одним поколением золотых коронок, челюстями из стакана и даже дёснами беззубого рта – безвкусный комок кондитерского каучука.

– Дракон!

– Да?

– Это как понимать? – единожды укушенный батончик освежающего лакомства устремился на сближение с ликом дракона, правда, безрезультатно. Отрикошетив от колонны, снаряд возмездия скатился по ступеням с противоположной стороны от наблюдателя, где с успехом затерялся.

* * *

На пешеходном переходе Алекс поравнялся с таксомотором, из-за полуопущенного стекла которого, ожидая разрешающего сигнала светофора, выплывали клубы сизого папиросного дыма, спонтанная идея показалась Алексу забавной. Просьба не глушить двигатель и выйти выполнилась водителем в точности, без единой помарки, кстати, вполне ожидаемо. Подобная реакция окружающих всё больше и больше нравилась, начиная входить в привычку.

Усевшись за руль, Алекс обратился к зеркалу заднего вида, где отражалась празднично одетая пожилая пара самых что ни на есть настоящих пассажиров. Ветераны послушно сидели, не высказывая претензий, точно замена водителя – обычное дело, нечему тут удивляться.

Алекс считал себя профессионалом, хоть и управлял автомобилем пару раз, да и то грузовиком по просёлочной дороге между деревень. Счётчик продолжал тикать, три с мелочью – большие деньги…

– Не напомните, куда едем? – решился Алекс.

Пассажиры, выпав из спячки, переглянулись. – На Дворцовую площадь, милый, – не стал скрывать информацию воспитанный старой школой женский голос.

Сухо хрустнула первая передача, взревел оборотами мотор, визг дымящих покрышек отправил «Волгу» с места в карьер. Управление автомобилем давалось легко, ощущаясь всеми фибрами души, так что уже на старте, с третьего перекрёстка, не каждый сторонний наблюдатель смог бы заподозрить неладное, да и головы пассажиров перестали опасно откидываться при разгоне и соответственно клевать при торможении. Не все дорожные знаки новоиспечённый таксист трактовал верно, зато с цветами светофора проблем не возникало, что само по себе немало.

Вырулившее на Дворцовую площадь такси в сопровождении патрульной машины, точно прицепом, закреплённым на фаркопе, остановилось возле Александрийского столпа. Колонна монумента с недовольством отражала проблесковые маячки, а ангел глох от истошных воплей сирены. Оцепившие «Волгу» сотрудники правоохранительных органов, двое даже с пистолетами, притягивали ротозеев со всей близлежащей округи, точно ходячих мертвецов на свежатину.

Алекс выключил счётчик, наотрез отказался от протянутых мужчиной денег, сославшись на инструкцию «права и обязанности стажёра», вступившую в силу буквально сегодня, аккурат перед началом смены, иначе – угроза увольнения и прочие неприятности от руководства и, не дай Бог, по комсомольской линии. И покуда присущая водителю галантность открывала дверь и подавала руку женщине, покидающей машину, обстановка разрядилась. Смолкла сирена, маячки потухли, напряжённость поз милиционеров выполнила команду «вольно». Туристы потеряли веру в сенсацию и вернулись к рекомендациям путеводителей, окончательно не утративших к тому времени атмосферы типографии, сохранившейся в красках офсетной печати.