Читать книгу Записки о способностях - Александр Шевцов (Андреев) - Страница 10

Наше психологическое сообщество несколько раз на протяжении своего существования делало обзоры того, что сделано им в психологии способностей. Эти обзоры охватывают достаточное количество представительных работ, чтобы их можно было считать своеобразными срезами, по которым можно судить о развитии науки.

Такие обзорные статьи – самостоятельные или внутри каких-то книг – позволяют получить самое общее представление об устройстве сообщества и о том, что там делается. Главное – в них названы имена и даны самые общие оценки. Оценки эти, в сущности, есть выводы и итоги работы сообщества за большие отрезки времени, а имена позволяют уйти вглубь науки.

Последним таким срезом я считаю вышедшее в 1999 году второе издание «Психологии общих способностей» академика Дружинина. Даже если после нее и были обзорные работы, эта все же важнее, поскольку она отметила вхождение нашей психологии в новое состояние – полную зависимость от американской психологии.

Обзору предшественников в ней посвящена первая глава. Точнее, главка, из которой большая часть отведена рассказу о Гальтоне. Собственно нашей психологии отведено три странички, из которых более-менее осмысленной является первая. Ее стоит пересказать подробней, потому что именно из нее вырастала почти вся наша последующая университетская психология способностей.

Начинает академик Дружинин со странной ужимки, явно имеющей глубокий психологический смысл. На мой взгляд, таким образом он закладывал договор свойства нового сообщества русских психологов. В основу его положен один из самых действенных инструментов психологического воздействия – презрительное осмеяние.

«Привычка начинать с дефиниций, внедренная в нашу психику немецкой научной традицией, ведущей свою родословную (через Гегеля) от средневековой схоластики, вынуждает в начале изложения давать определения понятиям. Хотя К.Поппер и полагает, что определения понятий суть результаты научного общения, а не его предпосылка, принято давать трактовку основных понятий перед изложением материала» (Дружинин, с.12).

Эта самая «презренная привычка» займет в большой книге Дружинина всего одну страницу, а затем на читателя обрушатся водопады американских теорий, которые в определениях не нуждаются. Лишь бы наши студенты покупали переводы книг, подготовленные командой Дружинина. Так русская психология стала служанкой американской книжной торговли…

Что же касается привычки начинать с дефиниций, то есть с определений, это отнюдь не немецкая традиция и вовсе не наследие схоластики. Это самое что ни наесть бытовое требование любого точного рассуждения: вначале сказать, о чем ты собираешься говорить. Привычка не начинать с такого объявления предмета, если верить Дружинину, присущая американской психологии, – самый яркий признак не научности, а рыночности. И если ее насаждал академик, то… бедная, бедная Офелия наша психология!

Наука должна быть честной. Не по нравственным требованиям, а по требованиям самой научности. Точнее, по требованиям точности рассуждения, без которого науки просто нет. Другое дело торговля. Торговля без обмана не бывает.

Дружинин высмеивает основы научности, как Сеченов высмеивал науку о душе, делая прежнее поколение психологов посмешищем для молодежи. Это старый прием, ведущий к свержению отцов детьми. Именно это и происходит под руководством Дружинина. Старая советская психология меняется не на русскую, а на рыночную. Кроме этой страницы русских психологов в его «Психологии общих способностей» больше нет. Все остальные – сплошной свет с Запада.

Но высмеивание нужно, чтобы освободить свято место. Местом этим святым, в сущности, является наша Россия. Освободив ее от прежнего содержания, превращаем в рынок для новых товаров. И нужно для этого всего лишь чуточку лжи.

Вот Дружинин снизошел до необходимости спуститься со своих высот и давать нам определения способностей. Ожидается, что он их и вправду даст? Ожидается. Но будет лишь перечисление нескольких слабых попыток дать такое определение, сделанное советскими психологами. Не считать же определением вот это:

««Способность» – одно из наиболее общих психологических понятий» (т.ж.).

Далее следуют чужие определения:

«В отечественной психологии многие авторы давали ему развернутые определения. В частности С.Л.Рубинштейн понимал под способностями «…сложное, синтетическое образование, которое включает в себя целый ряд данных, без которых человек не был бы способен к какой-либо конкретной деятельности, и свойств, которые лишь в процессе определенным образом организованной деятельности вырабатываются».

Аналогичные по содержанию высказывания можно найти и у других авторов» (т.ж.).

Считал ли сам Дружинин «высказывание» Рубинштейна определением способностей? Сомневаюсь. Иначе он из него бы и исходил. Да и само «высказывание» Рубинштейна лучше, чем Дружинин, не обозвать. Способность – это сложное, синтетическое образование? Либо Сергей Леонидович болел, когда это писал, либо Дружинин выхватил из его трудов что-то, что сделало Рубинштейна смешным и глупым.

Но Дружинин, разобравшись с Рубинштейном, столь же решительно и небрежно переходит к Теплову:

«Б.М. Теплов выделил три признака способностей, которые и легли в основу определения, наиболее часто используемого специалистами: 1) способности – это индивидуально-психологические особенности, отличающие одного человека от другого; 2) только те особенности, которые имеют отношение к успешности выполнения деятельности, или нескольких деятельностей; 3) способности несводимы к знаниям, умениям и навыкам, которые уже выработаны у человека, хотя и обусловливают легкость и быстроту их приобретения.

Тем самым область психологии способностей – это раздел психологии индивидуальных различий (дифференциальной психологии)» (т.ж.).

Разделяет ли сам Дружинин взгляд на эти «признаки способностей» как на определение способностей и, тем более, верное определение? Непонятно. Но последнее высказывание дает основание предполагать, что именно это и есть его понимание. Однако я не вижу здесь самого главного: определения способностей.

Способности, безусловно, позволяют отличать одну личность от другой. Но что такое сами способности? Нечто, несводимое к знаниям, умениям и навыкам? Или нечто, что обусловливает легкость и быстроту их приобретения? Последнее, очевидно, верно. Но что есть это Нечто?

Сам Дружинин подобными сложностями свою голову не забивает. Он просто идет дальше, как ледокол, отметающий ненужные копания, как если бы было очевидно, что мы уже определили предмет своего исследования. Впрочем, может, мы вправду его определили, а разговор о способностях должен вестись как разговор об успешности:

«Естественно, успешность выполнения деятельности определяют и мотивация, и личностные особенности, что и побудило К.К.Платонова отнести к способностям любые свойства психики, в то или иной мере определяющие успех в конкретной деятельности.

Однако Б.М.Теплов идет дальше и указывает на то, что, помимо успеха в деятельности, способность детерминирует скорость и легкость овладения той или иной деятельностью, и это изменяет положение с определением: скорость обучения может зависеть от мотивации, но чувство легкости при обучении (иначе – «субъективная цена», переживание трудности) скорее обратно-пропорционально мотивационному напряжению» (т.ж.).

Какое отношение все это имеет к «положению с определением» способностей, я не понимаю. Поэтому для меня полной неожиданностью оказывается следующее за этим «Итак»! Итак – это вывод, и в данном случае он звучит так, как если бы определение было дано, и мы можем приступить к некоторым уточнениям:

«Итак, чем больше развита у человека способность, тем успешнее он выполняет деятельность, быстрее ею овладевает, а процесс овладения деятельностью и сама деятельность даются ему субъективно легче, чем обучение или работа в той сфере, в которой он не имеет способности.

Эту формулу способности можно выразить в объективной форме:

СПОСОБНОСТЬ = продуктивность

«цена»

или же в субъективной форме:

СПОСОБНОСТЬ = успешность

Трудность» (т.ж.с.12–13).

Способности можно определять как индивидуальные особенности, но тогда это будет определение индивидуальности или личности. Их можно определять как то, что обеспечивает успешность. Но тогда это определение успешности.

А что же такое сами способности?

На рубеже третьего тысячелетия наша психология устами своего главного теоретика способностей объявляет: способность – это Нечто. И что это такое, она не знает… Но зато неплохо знает, как это использовать.