Читать книгу Записки о способностях - Александр Шевцов (Андреев) - Страница 15

Рубинштейн осознанно считал «Основы психологии» не философско-психологическим трактатом, а учебником для будущих психологов. Как говорят его биографы, он «закладывал теоретические основы психологии будущего» и готовил кадры. Понятно, почему ему была присвоена степень доктора педагогических наук. А в 1943 году он становится членом-корреспондентом именно Академии педагогических наук.

Однако сам он хотел большего.

«Не дожидаясь выхода в свет этого учебника, он садится за написание следующего – «Основ общей психологии». И если первые «Основы психологии» все годы прошедшие с момента их издания, служили единственным учебным пособием в университетском преподавании психологии, то новая книга «Основы общей психологии» становится средоточием научной жизни всей советской психологии – учебной, организационной, исследовательской.

В этом труде он (как отмечается в одной из рецензий) впервые всесторонне и обоснованно представил психологию как относительно законченную систему в свете материалистической диалектики» (Биография, с.38).

Иными словами, если и были в нашей психологии другие борцы с душой, никто не сделал больше для ее изгнания, поскольку по Рубинштейну учились все российские психологи, и до сих пор основные школы нашей психологии рубинштейновские. Вероятно, потому, что никто из наших психологов не мог быть столь систематичен и не выкладывал столь целостную и непротиворечивую картину этой науки.

Судьба Рубинштейна далее была яркой. Начало войны он проводит в Ленинграде, откуда уезжает в 1942-м «командиром специального эвакуационного состава, вывезшего из Ленинграда большую группу ученых» (т.ж.).

В Москве он тут же назначается директором Института Психологии АПН СССР, академиком и создает кафедру психологии в Московском государственном университете, куда «приглашает А.Н.Леонтьева, А.Р.Лурию, ученицу К.Левина Б.В.Зейгарник, П.Я.Гальперина и др.» (т.ж.с.39).

Все прекрасно складывалось, но…

«В 1947 и 1948 годах начались гонения на Рубинштейна и многих других советских ученых. Его обвинили в космополитизме, в преклонении перед иностранщиной, в недооценке отечественной науки и культуры» (т.ж.с.41).

Под обвинением в космополитизме скрывалась очередная волна сталинских репрессий, которым теперь подверглись евреи, занявшие за время войны слишком много важных мест. Был ли Рубинштейн повинен в таком, условно говоря, захвате психологии, не мне судить, но вот то, что он, подобно Выготскому, действительно преклонялся перед западной наукой и ненавидел русских предшественников, доказывать не надо.

Правда, их ненавидели все советские психологи, и никто из них не ссылался и даже не поминал русских предшественников… Наказывая Рубинштейна, советская власть секла саму себя и не за космополитизм, а за диалектический материализм.

Как бы там ни было, Рубинштейн выпустил первое издание своего главного труда в 1940 году, а в 1946 издал его второй раз, дополненным. Я буду излагать его понимание способностей по изданию сорокового года, сличая с изданием 1989-го.

В 1940-м году одаренность ушла на задний план, а способности он отнес к психологическим свойствам личности, посвятив им девятнадцатую главу, которая теперь так и называлась «Способности». Во введении ко всему разделу даны исходные рамки, в которых полагается понимать способности:

«Все психические процессы, с изучения которых начался наш анализ психического содержания деятельности человека, протекают в личности, и каждый из них в своем реальном протекании зависит от нее» (Рубинштейн, 1940, с.514).

Если вдуматься в это высказывание, то станет очевидно, что нечто, названное психическими процессами, зависит от личности, но зависит лишь «в своем реальном протекании». Иначе говоря, от моей личности не зависит, есть ли у меня способности, но зависит то, как я их буду раскрывать и даже, какие из них я изберу раскрывать. Вероятно, зависит и успешность раскрытия.

Именно это подтверждает Рубинштейн, говоря дальше:

«Зависимость психических процессов от личности выражается, во-вторых, в том, что они, как показал наш анализ их развития, не имеют самостоятельной линии развития: их развитие оказывается зависимым от общего развития личности» (т.ж.).

Это точное рассуждение, к тому же, на мой взгляд, соответствующее действительности. Сомнение появляется лишь, когда Рубинштейн превращает личность в нечто, от чего зависит уже не раскрытие способностей, а они сами:

«Тот факт, что психические процессы человека суть функции личности, выражается, в-третьих, в том, что они у человека не остаются только процессами, совершающимися самотеком, а превращаются в сознательно регулируемые операции, которыми личность как бы овладевает и которые она направляет на разрешение встающих перед ней в жизни задач» (т.ж.).

Все верно. Но что значит, «психические процессы» – функции личности? Меня это настораживает, поскольку положено в основание всего рассуждения. И если здесь ошибка или ложь, искажение накопится.

И действительно, всего через пару страниц личность оказывается уже в совсем ином отношении к способностям:

«Способности квалифицируют личность как субъекта деятельности, будучи принадлежностью личности, способность, конечно, сохраняется за личностью как потенция и в тот момент, когда она не действует» (т.ж.с.536).

Личность, оказывается, не использует способности, раскрывая их и развивая, она ими владеет. Но это означает, что она и есть та среда, которая порождает способности, и в которой они существуют. А это сомнительно. Тем не менее, что говорит об этом сам Рубинштейн?

Итак, способности. Тут Рубинштейн блещет красотами рассуждения, причем, не сомневаясь в собственных построениях, поскольку они не были изменены до последнего издания. Стоит вчитаться, тогда многое будет понятно с этим мыслителем.

«Термин способности употребляют в житейском обиходе очень широко; в психологической литературе им немало злоупотребляли. Так называемая «психология способностей» сильно дискредитировала это понятие. Наподобие мольеровского ученого врача, который «объяснял» усыпляющее действие опиума тем, что опиум имеет «способность» усыплять, эта психология объясняла любое психическое явление тем, что приписывала человеку соответствующие «способности».

Способности, таким образом, в ученом арсенале этой психологии служили нередко для того, чтобы избавиться от необходимости вскрыть закономерности протекания психических процессов» (т.ж.с.533).

После такого решительного вступления ожидается, что автор сейчас положит конец произволу в использовании понятия «способности», даст ему четкое определение, и больше ни одна психологическая сволочь не сможет мольеровски издеваться над способностями, дуря людей тем, что способность есть способность к чему-то!

И действительно, решительности у сочинителя в достатке:

«Поэтому современная научная психология выросла в значительной мере в борьбе против психологии способностей. «Функция» тоже нередко трактовалась как такие способности; это в свою очередь означало, что способности трактовались как органические функции и в связи с этим рассматривались как некие первичные, природные, преимущественно врожденные особенности.

В виду этого, прежде чем вводить понятие способности в систему психологической науки, необходимо точнее очертить его истинное содержание» (т.ж.).

Из всего этого бреда я однозначно понимаю только то, что современная научная психология выросла в борьбе с психологией способностей. Поскольку Рубинштейн пишет о способностях первым из советских психологов, значит, он имеет в виду как раз ту самую иностранную науку, за связь с которой его скоро объявят космополитом.

Тем не менее, очень желательно было бы ввести понятие способности и даже дать ему определение. Это похвально и возбуждает. Но дальше он, вместо этого, вводит различие между задатками и способностями, привязывая их к телу и нервной деятельности.

«Различия между людьми в задатках заключаются прежде всего в прирожденных особенностях их нервно-мозгового аппарата – в анатомо-физиологических, функциональных его особенностях…

Между задатками и способностями еще очень большая дистанция; между одними и другими – весь путь развития личности» (т.ж.).

Из этого становится ясно, что Рубинштейн устраняет «проблему способностей» просто: он переносит все содержание понятия «способности» в задатки, а сами способности превращает в нечто простое, вроде их использования личностью. Из этого «очерчивания содержания» способностей и рождается то классическое их определение, которое использовал Дружинин через полвека, чтобы показать, чем была психология Рубинштейна. Дружинин лишь слегка подчистил его, убрав уж слишком очевидные несуразности, вроде излюбленных Рубинштейном функций:

«Способность развивается на основе различных психофизических функций и психических процессов. Она – сложное синтетическое образование, которое включает в себя целый ряд данных, без которых человек не был бы способен к какой-либо конкретной деятельности, и свойств, которые лишь в процессе определенным образом организованной деятельности вырабатываются» (т.ж.с.535).

Звучит, как профессиональное шарлатанство современных гениев информатики. Понять нельзя, и даже запомнить не удается. Но дальше еще ядреней, дальше сплошной Мольер!

«Деятельность человека – это, говоря конкретно, трудовая деятельность, посредством которой человек в процессе исторического развития, изменяя природу, создает материальную и духовную культуру.

Способности человека – это, в конце концов различные проявления, стороны его способности к освоению достижений человеческой культуры и ее дальнейшему продвижению.

Способности человека – это проявления, стороны его способности к обучению и к труду. Означая способность к труду и обучению, способности человека в обучении и труде формируются» (т.ж.с.536).

Деятельность – это трудовая деятельность, а способности – это проявления способности…

Единственное, что хочу отметить как заслугу Рубинштейна, утверждение о том, что способности не есть знания и умения, хотя и переходят в них, очевидно было высказано им раньше Теплова, которому оно приписывается.

Но мысль о том, что у меня есть способности, потому что я обладаю способностью к способностям, потрясает меня настолько, что я вынужден прерваться…