Читать книгу Живя в аду, не забывайте улыбаться людям - Александр Сих - Страница 24

Ну и темень! Ни черта не видно! Ручонками надо поосторожнее махать, чтобы глаз себе не выколоть. Ещё ничего противозаконного не сделал, даже не замышлял, а уже в карцере. Как бы не вошло в привычку? Неохота потом всю жизнь на нарах маяться. А теснота какая! Со всех сторон зажат, как в гробу. Аж жутко. Надо как-то на другой бочок лечь. Какой-то я совсем беспомощный. Ещё каким-то шнурком привязали. Хорошо, не цепью. Чтоб не сбежал, наверное. Куда тут бежать? Ни щёлочки света не видно. Неизвестно в каком направлении копать. Да хрен тут и покопаешь – ручонки, как грабли, не слушаются. Уже который раз себе по физиономии съездил. Надо стучать ногами, – может выпустят? Ага, настучишь тут: ноги не намного лучше рук – какие-то кочерыжки. Бьёшь, бьёшь, а звука никакого. И крикнуть не получается – бульканье какое-то. Ну и каторга! Когда всё это прекратится? Надо немножко поспать – сил набраться. Я упорный – я своего добьюсь. Пробью эту цитадель мрака.

Так, сил набрался, надо приступать к штурму. Ручки и ножки мало пригодные к серьёзным действиям, будем бить самой крепкой частью тела – головой. Главное не повредить темечко, оно ещё слишком мягкое. Выйти на свободу идиотом – малопривлекательная перспектива. У меня слишком грандиозные планы на будущее. Удар, ещё удар! Тьфу, какая-то вода, чуть не захлебнулся. Никак утопить решили, изверги! Надо быть осторожнее: труп – немногим лучше идиота. Следует беречь свою бесценную жизнь. Надо сразу привыкать заботиться о себе самому. Ещё неизвестно, кто меня там ждёт? А вдруг алкоголики? Упаси Боже! Лучше захлебнуться сейчас, чем хлебать горе потом. О! Вижу лучик светика в тёмненьком погребе. Ура! Вперёд, вперёд: и ручками, и ножками, и головушкой. Ползём-ползём. Лучик становится ярче: надо закрыть глазки, чтоб не ослепнуть с непривычки от Божьего света. Как же я буду деньги считать? Больно-то как! Что за нора такая узкая? Ой! Что за сволочь меня за уши тянет? Жаль, не вижу ни фига. Я бы этого живодёра на всю жизнь запомнил. Скотина! Чуть челюсть не вывернул. Ничего, я потом тебя из под земли достану! Кто это тут так орёт? Что, заткнуть некому? А, это ж я. Правильно. С детства надо командный голос вырабатывать. Ну что ж, первый шаг к цели сделан. Будет и второй.

Фрагмент 2

Как ни странно, родители оказались серьёзные и респектабельные люди. Особенно отец. Он Ленина на будущем Мавзолее видел. Тот стоял и думал. Уже заранее место себе выбирал. Ещё не догадывался, что он будет вечно живым.

Отец всю жизнь возле партийных сапог тёрся. Лучший друг его был – печник, который был в приятельских отношениях с вождём. Тот Ленину печки строил, а батя сапоги чистил. Очень любили, уединившись, поговорить о будущем страны и партии. В то время будущее Родины было важнее своего. Странно, правда? «Куда партия пошлёт!» – были святые слова. Партия посылала по-разному. Печника послала в Сибирь – отца чуть ближе. Я умный юноша. Учусь на ошибках отца – остолопа. Что, не мог молча сапоги чистить? Теперь чистит снег. Его тоже здесь много – работы хватает.

Я ещё не опередил батю по партийной линии, но стремление большое. Если хочешь, чтобы в будущем чистили сапоги тебе, не ленись в настоящем чистить их другим. Я трудолюбивый. Уже комсомольский вожак. Всё увереннее веду молодёжь на строительство будущего – в самые разные и отдалённые уголки страны. У меня всё отчётливее вырисовывается талант руководителя. Руководить не так просто, как многим может показаться. Прежде, чем научиться красиво и безопасно увлекать народ вперёд себя, мне не раз набивали шишки. Да чего уж там – и не только шишки. Я терпеливый. Терпение и лесть – можно высоко влезть.

Потихоньку готовлюсь к усыновлению. Через год-два, надеюсь, стану достойным сыном Партии. Но и первых родителей не забуду. Заберу к себе. Мама будет обеды готовить и внуков няньчить, а папа приступит к своим непосредственным обязанностям.

Фрагмент 3

Аплодируйте-аплодируйте. Где вы ещё услышите такую блистательную речь?! Столько недель готовился – устал как собака! Столько литературы переварил! Уже тошнит: от марксизма, ленинизма, пленумов, тезисов, резолюций. Да, труден мой путь. А легко ничего не даётся! Только идиот может прожить всю жизнь в бочке и быть довольным. Главное – не расслабляться. Хозяин области – хорошо, но мало. Пройден первый пролёт карьерной лестницы. Их много в нашей многоэтажке. Надо до Политбюро добраться, до мансарды политического небоскрёба. Там, конечно, тесновато, но в тесноте – не в обиде. Протолкнём, проползём, просочимся. Пододвинем старых мухоморов. Все данные для этого у меня есть. Не стар, энергичен, целеустремлён, идеологически подкован. Подковы, кстати, меняю регулярно. Чтобы идти в ногу со временем. После первых, отцовских, уже раз пять обновлял. Что ещё? С подчинёнными строг, но справедлив. Кто сомневается в моей справедливости, значит, сомневается в справедливости Партии. Они уходят в небытие. Рядом остаются самые преданные. Преданность определяю по глазам и слюновыделению – для мужчин. Для женщин – только по глазам. Не люблю слюнявых баб. Но в глазах должна читаться непоколебимая готовность в любой момент отдать всю себя служению Партии. Которую в данном месте и в данное время представляю я. Значит, отдаваться надо мне.

С начальством я любезен, слащав и услужлив. Где лизнуть, где мяукнуть, куда зайти тыльной стороной и согнувшись. Так устроено наше общество: верхние имеют тебя – нижних имеешь ты. Называется – «вертикальные половые отношения». Не я это придумал, и не мне это менять.

В душе я добрый и семейный человек. Люблю домашний уют. Не злопамятен. Но обиды помню. Нашёл того слесаря-гинеколога, который меня за уши вытянул в этот мир. Они, уши, портят всю партийную серьёзность моего лица. Глаза горят неугасимым пламенем борьбы, подбородок тяжёлый и волевой, нос как у орла, а вот уши – как у чебурашки. Есть, правда, один плюс – слух хороший. Они у меня как радарные установки: улавливают малейший шёпот недовольства. Все попытки интриг и заговоров пресекаю на корню.

Думал, найду того гада – ему совсем уши откручу. Прихожу: Сидит старичок в очках, газету читает, а уши, от старости, завяли и в трубочки скрутились. Торчат две спирали из головы, как у гуманоида. А очки за голову резинкой зацепил. Глянул он на меня и тоже захохотал. А потом сказал гордо: «Моя работа!» Щёлкнул ему по носу и ушёл. Что взять с карикатуры?

О как аплодируют. Ну идиоты! Страшная сила слова! В чём угодно можно убедить дурака. Ну разве не дурак в третьем ряду? Орёт «браво», аж слюной подбородок забрызгал. Осёл! Это серьёзное партийное собрание. Это не «Отелло», а я не мавр. Хотя его с удовольствием придушил бы. Не люблю явных лицемеров. Лицемерить надо уметь. Это искусство! Да и остальные не лучше. Если и молчат, то из скромности. А ладони, поди, в синяках. Теперь, правда, уже не то. При Сталине часами хлопали, аж в ушах звенело. Распустились! Хотя, не все. Не все дураки. Притворяются, как и я. Вон, у лысого какие глазёнки хитрые. Значит, точно дурак! У умного глаза идеологически правильные. Ему в глаза посмотришь, и без слов видишь, что светлое будущее где-то рядом. Надо лучше искать. Он-то знает. Но не скажет. Могут конфисковать. Вот из таких и получаются, как говорил товарищ Ульянов-Ленин, «политические проститутки.» Ему ли их не знать?! Вот это театр! Только для меня уже маленький. Пора выходить на более крупные подмостки. Тамошний ведущий актёр уже сдал… Кого смог. Пора и его – в утиль.

Фрагмент 4

Кресло удобное, но жестковатое. Заменить! Да и кабинетик мрачноватый. После прежнего хозяина грозовые облака не развеялись. Как бы не сверкнула молния и не грянул гром. В лице генерала КГБ. Недельку надо проветривать, чтоб солнышко выглянуло. А с генералом надо подружиться. Быть, так сказать, на короткой ноге. Это будет сделать не трудно. Он и так хромает после ранения. Герой! Кто-то из Политбюро на охоте в Беловежской пуще подстрелил. В оцеплении неловко выдал себя. Потом оказалось – ловко. Был майор – стал сразу полковник! А уже – хромающий генерал. Подстроимся! Похромаем вместе. До поры до времени. Эта станция у меня промежуточная. До конечной ещё далеко.

Надо проветрить. Смрадный запах. Чем-то палёным. Неужели моего бывшего босса прямо здесь утилизировали? Вонючий сукин сын!

И секретаршу заменить. На что мне старая карга? Опыта много – страсти мало. Блеска в глазах нет. Потухшие фонарики души. С такой коммунизм не построишь. Нужны оптимисты! Свято верящие в светлые идеалы. Чтоб на неё глянул, и сразу работать захотелось. Что-нибудь построить, сотворить! Хотя бы с ней. В любых условиях ощущался прилив сил. А на такую глянешь – и полный упадок. Не то, что работать – жить не хочется! Не знаешь, во имя чего?!

Фрагмент 5

Много воды утекло с тех пор. Но мой жизненный сосуд по-прежнему полон. Я несу его осторожно, понапрасну не расплёскиваю. Я уже среди мудрейших, среди аксакалов марксизма-ленинизма. Правда, на вторых ролях, но оно так безопаснее. Тяжело было первое время. Их много – я один. Всем хочется понравиться. От постоянной заискивающей улыбки судорога стягивала лицо. Не помогали даже ежедневные маски на биологической основе из собственного сырья. Снимали напряжение лишь на время. Мышцы лица одеревенели, и требовалось участить процедуры. Но увеличить добычу сырья организм отказывался. Страшный зуд всего тела не давал покоя ни днём, ни ночью. Особенно досаждал тазобедренный сустав, вынуждавший даже на рабочем месте, на стуле, держать его в постоянном движении. Отчего был некоторый убыток – очень быстро протирались штаны. Новые уши, после пластической операции, выглядели солидно, но почему-то краснели в самые неподходящие моменты. И утратился былой слух. Очень опасался заговора. Но постепенно ко всему привык. Врач утешил. Сказал, что все болезни на нервной почве и дал хорошее лекарство. Теперь он мой друг. Лекарство дорогое, но эффективное. Разгладилось лицо, утих зуд, и уши приняли нормальный синеватый оттенок. Теперь я спокоен, как квакша изменчивая в зимний период. Но бдительность не теряю.

Фрагмент 6

Перестройка. Странное слово, несущее в себе массу непонятного и загадочного. А значит сумбурного и трагического. Перестроить всю страну в короткие сроки, это не унитаз в сортире поменять. Все с головой окунулись в мутные воды нового времени.

Самый страшный удар народу мы нанесли неожиданно. Хотя спорные баталии шли ожесточённые. Победил поводырь. Я был категорически против. Сильно возмущался! У себя дома. Молча. Думали, народ бросит пить. Не бросил. Что делать? И давай чесать разные места. Виноградники-то пустили бульдозерами под корень! Мы всегда сжигаем за собой мосты, чтоб не возвращаться назад. Только вперёд: напролом, расшибая лоб, ломая рога, упираясь копытами. Но ни шагу назад.

И такой страшный зуд у них начался, – хуже, чем у меня в своё время. А я, по-прежнему, квакша изменчивая. Доктор рядом – лекарство тоже.

Начесались всласть и придумали. Увеличили выпуск парфюмерной продукции. Расходилась на ура, не доходя до прямого назначения. Многие жители встречали многие праздники с тройным одеколоном и лосьоном на столе. Очень оригинально. И не накладно. Выпивка и закуска одновременно. И запах приятен – хоть на свидание иди. Более умные и хитрые из нашей среды, а таких большинство, стали более интенсивнее совмещать служебное положение с возможностями, которые даёт это служебное положение. И большинству это удалось, что не удивительно. Школа Партии – самая натасканная школа по специфике выживания в любых условиях. Главное: точно знать куда всунуть своё всасывающее сопло. А потом только смотри, чтобы кто-нибудь его оттуда не вытолкнул. Я и тут не дал маху. Ухватился за хобот одного аксакала мёртвой хваткой и не отпускал. Он свой хобот всунул глубоко, по самые бивни. А я скромненько так, сополко втиснул и посасываю. Немножко тут, немножко там. Главное: не зацепить своим хоботом чужой. Мой аксакал зацепил. Ему его и отрубили, вместе с бивнями. При моём непосредственном участии. Главное: вовремя распознать смертельную болезнь. Я за два месяца до омертвения моего телоносителя, по бледному лицу и тусклому взгляду, понял, что он не жилец. И сразу поменял дислокацию. Теперь я на его месте, но свой хобот глубоко не всовываю. Надо иметь чувство меры, чтобы не подавиться.

Фрагмент 7

И вот теперь, на склоне лет, я вынужден с удовольствием признать, как это мне не трудно, что жизнь-то по большому счёту… удалась. Сопроводив всё это тяжким вздохом. Не всё, конечно сбылось, что я планировал. Не впустили меня в заветные закрома Родины. Больше крутился возле главного амбара. Но, может, оно и к лучшему. Главное: жив-здоров. В то время как многие соратники бесследно канули в вечность. Смутное время. Приватизация. Инфаркты, инсульты. Кому это не помогало – помогали. Применяли огнестрельную эвтаназию.

Я ни кому не мешал, ни у кого на пути лишний раз не становился. Так, бежал рядом, собирал что падало. А падало иногда много, и я не ленился нагнуться и подобрать. И ничего, что бежавший убегал далеко, пока я собирал. Я тут-же хватался за другой хобот другого пробегающего. Все бежали. Главное: успеть ухватиться. Я цепкий. Ещё успевал нагнать предыдущего – побывать на похоронах и отпевании. До самого верха не добрался, зато и не упал на самое дно… болота, с камнем на шее. Сделал всего одну оплошность. Сверху толкнул аксакал, и мой хобот всосал слишком много нефти. Не подавился, но на излёте жизни здорово поперхнулся. Но и сейчас многие помнят и помогают. Живу на полном пансионе, со всеми удобствами, гастрономически ни в чём себе не отказываю. Живу один, не выношу сородичей по племени. Много читаю, размышляю, философствую. Постигаю мудрость тибетских лам, анализирую основные вехи своего жизненного пути. Пишу мемуары: о себе, о других, о нашей эпохе.

Когда одиночество становится совсем в тягость, вызываю к себе в собеседники начальника тюрьмы. Он же, кстати, в отсутствии моего доктора, и снабжает меня необходимым лекарством. Не ощущаю никакой нервозности и дисбаланса. Продолжаю жить квакшей изменчивой. Полное хладнокровие.

Начальник, умнейший человек и кладезь информации, истинный знаток жизни всех слоёв общества. Знает всю подноготную многих воротил бизнеса и политического олимпа. Тоже пишет философский труд. Называется: «Сокровенные цели цельной в целом личности, морально обесцененные при анализе бесцельно прожитых лет». Благодатная тема при наличии такого количества фактического материала.

Единственная радость в моей жизни – это дети и внуки. И не только потому, что они у меня есть. Хотя только это уже огромное счастье. И не потому, что их цели не сильно отличаются от моих. Главное: средства достижения этих целей у них противоположны моим.

Когда у людей появляется гордость за себя и за других; когда у них появляется уважение к себе и к другим; и когда они любят не только себя, значит, будущее есть: у них, у общества, у страны, у планеты.

Ну а я, – уже пройденный этап. Назидание потомкам и пища для размышлений. Начал жизнь девятимесячным заключением, как все, а закончу – девятилетним, как заслужил.

Свои мемуары закончу словами Бетховена: « Я не знаю иных признаков превосходства, кроме доброты».