Читать книгу Мятеж. Книга 1 - Александр Теущаков - Страница 5

Как и все интересующиеся граждане из крестьянской среды, Михаил Саркулов и Илья Бетенеков, каждый имел свое представление о нестабильном положении меняющейся власти в Сибири. Хлебнув немало бед от большевиков, Михаил всей душой поддерживал Белую гвардию, он явственно различал две противоборствующие власти.

Илья же, воспитанный родителями в духе толерантности ко всем конфликтующим сторонам, больше тянулся к бедному крестьянству, которое поддерживало Советскую власть. Он не конфликтовал с другом Михаилом по поводу его твердых убеждений, что советские руководители, это, прежде всего пропагандисты красного террора. Но старый царский режим, о возврате которого мечтали некоторые зажиточные крестьяне Каштаково и Вороново, Илье был не по душе. Он не мог забыть, как его отец Тимофей на пару с Тимофеем Теущаковым еще до работы в артели Егора Саркулова, объединившись, совместно вели свои хозяйства. Одна старая лошадь, находившаяся в пользовании Тимофея Теущакова и арендованные отцом Ильи плуг с бороной, помогали выживать. Но еще раньше им приходилось наниматься к богатым людям и зарабатывать на жизнь, а на полученные копейки разве можно было развивать свои хозяйства.

А вот Саркулов Егор мыслил и действовал совершенно по-другому: находчивый, практичный, он постоянно стремился развивать свое дело. Но, как оказалось, нестабильное положение политической власти в стране, мешало ему достичь основной цели – стать промышленником. Он все больше отдалялся от производства, оказывая всяческое содействие восставшим гражданам в формировании Временного правительства в Сибири.

Михаил Саркулов по ходу конспиративной деятельности, познакомился с казаками, обосновавшимися в хуторе недалеко от села Вороново. Три казака прибыли с Дона, двое из них имели семьи. Хорунжий Шевелев пока был холост и, получив задание, временно поселился в Змеиногорском уезде в хуторе на берегу реки Бухтарма. Женился там на казачке, у которой красные убили мужа, а все ее семейство, взяв фамилию Шевелева, вместе хорунжим, переехало в хутор под Вороново.

Побывав в гостях у Шевелевых, Михаил Саркулов познакомился с казачком Степаном, своим ровесником. Не смотря на то, что Степан жил в отдалении на хуторе, у парней всегда находился повод и время, чтобы встретиться вновь. Степан поначалу, познакомившись с Ильей Бетенековым, осторожничал, но когда узнал его ближе, открыто высказывался против Советской власти. На этой почве убеждения Степана Шевелева и Михаила Саркулова полностью сходились. Нередко разговор с Ильей Бетенековым переходил в горячий спор, если он касался житейских проблем крестьян. Михаил принципиальничал и ставил в пример Садкина Григория с его старшим сыном Савелием, которые славились по деревне пьянством и ленью.

– Илюха, вот ты защищаешь бедняков, а разницы между ними не видишь. У вас семья бедная, но от этого душа ваша не оскудела. Батька твой, дядя Тимофей никогда не завидовал богатым и жил своей головой. А Садкин дядя Гриша еще тот завистник и лодырь, каких свет не видывал, ему даже картошку лень посадить.

– Миша, ему такая судьба досталась, не дал Бог богатства.

– Опять ты на жизнь и на Бога все сваливаешь. Кто же ему не давал до прихода большевиков управляться со своим хозяйством. Ты вспомни, еще до войны, когда у дяди Гриши родился последний ребенок и ему выделили положенный надел. Вместо того чтобы пахать землю, семейство кормить, да ребят своих к труду приучать, он пил, да жену с детьми к самогоночке пристрастил. Вокруг дома все бурьяном затянуло. Мы поначалу жалели их, думали, что и вправду им тяжело. Голодных ребятишек подкармливали, делились кое-какими вещами, давали дядьке Грише овощную рассаду. А он что делал?

– Он не один такой, многие в деревне бедствовали. Согласен, слабоват он характером, запил от такой жизни, – сказал Илья.

– Пахать надо было, и сеять, а не в аренду свою землю сдавать, да гроши пропивать.

– Тебе легко говорить, вы в нужде не жили. При царе разве только Садкиным тяжело было, мы тоже бедствовали.

– Илюха, ты своего отца и Садкина-пьяницу не ровняй, вспомни каким он с войны пришел, злым, как собака, на нашу семью волком смотрел.

– Ну, сейчас он изменился, по-другому стал думать.

– Ничего он не изменился, каким был трусом и попрошайкой, таким и остался. Он тогда смелым был, когда самогонки нажирался, все грозился, скоро, мол, закончится Саркуловское время, и в Каштаково придет власть народная. И дождался сволочь… Первый вступил в комитет бедноты и Савелия, своего сынка туда же пристроил.

– Время другое пришло, а с ним и люди поменялись.

– Нет, Илюха, ты не прав, время здесь не причем, – к разговору подключился Степан Шевелев, – если Садкин был лентяем и пьяницей при царе и при Керенском, таким и при советах остался. А Советская власть, что? Она как раз-то и пригрела всех бедняков и нищих, теперь она им, как мать родная.

– Неправда, Советская власть не жалует разгильдяев. В нашей семье хоть и бедной, но пьяниц и не лоботрясов нет, – возразил Илья.

– Ох, Илюха, Илюха, – тяжело вздохнул Степан, – не видел ты еще Советскую власть во всей «красе».

– А ты видел? – ехидничая, спросил Бетенеков.

Степан поднялся с земли и, задрав рубаху, повернулся к Илье спиной. Вся кожа от поясницы до плеч была испещрена рубцами. Повернувшись к нему лицом, Степан задрал полу рубахи до самого подбородка. На груди виднелись два шрама.

– Вот она, твоя Советская власть… Красные шомполами и штыками прошлись по казаку.

– За что они тебя так? – сочувствуя, спросил Михаил.

– За то, что батька мой старый режим поддерживал, порядка на хуторе хотел и чтобы казаки свободными оставались. Красный комиссар его застрелил, а меня приказал выпороть. Я вырывался, так меня два раза штыком в грудь, чтобы не брыкался.

– А я думал дядя Захар твой родной отец, – удивился Михаил.

– Нет, он мне не родной. Так вышло, что после смерти отца, он стал помогать моей мамке. Он полюбил ее.

– Степка, я не знал, что у вас приключилась такая беда, – извинительным тоном, сказал Илья.

Михаил, желая закончить спорный разговор мягче, подыграл Илье.

– Так что Илюха, никто дядю Тимофея и тебя не винит, речь идет о Садкине. Он же завистник и лодырь, что еще от него ждать. Он мою семью и дяди Захара считает врагами.

Конечно, если сравнивать две семьи, отличающиеся друг от друга в корне, Михаил делал принципиальное различие между Григорием Садкиным и Захаром Шевелевым, они были совершенно разные по своим взглядам люди. Не в пример Садкиным, Шевелевы относились к земле, как к кормилице и всячески заботились о своих детях.

Илья не всегда заступался за Советскую власть, иногда ему приходилось молчать, когда друг Мишка и Степка заводили разговор о Народной армии, боровшейся с большевизмом на Урале, в Сибири и на Алтае. Они с тревогой толковали о наступлении красных войск с запада, несущих с собой голод, хаос и разруху. Говорили о комбедах, отнимавших у людей право управлять селами и деревнями, как они забирали то, что никогда им не принадлежало по праву. Больше всего парней волновало, что вернувшись, красные комиссары снова начнут грабить, выгребать начисто из амбаров хлеб и насильно отправят служить их в Красную армию.

Чтобы разрядить обстановку, Степан закончил своей любимой фразой:

– Ладно, Бог не Яшка, он видит кому тяжко.

Но произносил он слова своеобразно, не каждый мог разобрать, что он говорил. После добавления к каждому слову окончания, возникала несуразица: «Куда ты пошел?» А звучало так: «Кудахтарма тыхтарма пошехтарма?» Поначалу это раздражало Михаила, но потом он привык и даже научился произносить каверзные слова. А когда они со Степаном выполняли задания антибольшевистского комитета, то применяли условный язык в деле. Со стороны, когда они разговаривали между собой, люди обычно думали, что это не язык, а какая-то тарабарщина.

Илья по своей натуре был человеком порядочным и терпимым. Споря с друзьями, он не впадал в ярость и не имел помыслов, чтобы как-то «насолить» им за определенные взгляды. Родной отец учил его говорить открыто и, не прибегать к подлым поступкам. Хоть они и жили бедно, имея небольшой покосившийся дом и одну отощавшую от скудных кормов корову, но на чужое добро семья Бетенековых никогда не зарилась. Отец еле-еле сводил концы с концами. Илья в семье был самым старшим, за ним шли сестры, Лукерья и Наталья. Некоторое время отец Ильи, Тимофей Бетенеков батрачил в селе Вороново, плавая на лодке на другую сторону Оби. Спустя время стало немного легче, когда Тимофей перебрался в артель к Егору Саркулову. Мужики в артели занимались заготовкой пихтового лапника и изготовлением масла.

Пока Михаил Саркулов учился в городе, Илья познакомился с Сергеем Стрельниковым, своим сверстником, живущим в десятке верст от Каштаково в деревне Могильники. По просьбе отца Миша отвозил в волисполком конскую упряжь. Илья быстро нашел общий язык с Сергеем, и они частенько охотились в Калтайском урочище. В отличие от друга Ильи, Михаила Саркулова, Сергей Стрельников придерживался совершенно противоположных взглядов на политическую обстановку в стране. Родной дядя Сергея состоял в большевистской партии и занимал ответственную должность в Томске. После частых бесед у ночного костра, Сергей зажигал Илью своим энтузиазмом и объяснял ему многие вещи, касающиеся власти совдепов. Илья, живя постоянно в нужде и наблюдая за такими же бедняками, делал для себя выводы, что Советская власть ему ближе, чем бывшая царская, которую хотели вернуть помещики и белогвардейские офицеры. У парня все чаще стали появляться мысли о справедливости между богатыми и бедными. Он мечтал вступить в Красную армию и защищать интересы простых людей. Но этому нужно было учиться, и вывод напрашивался сам по себе, сначала необходимо записаться в армию и окончить курсы командиров. До начала призыва оставался год, а в стране уже началась Гражданская война. Куда-то внезапно исчез Сергей, пообещавший, что его дядя Федор устроит судьбу Ильи. И пока Стрельников не объявился, Бетенеков готовился к вступлению в красное войско, а идти в Добровольческую армию, создаваемую белогвардейцами, он категорически не хотел.

Большевики, потеряв власть в НовоНиколаевске, снова собирались с силами. Сформировывая сводные группы и, создавая партизанские отряды, они старались подтянуть войска к НовоНиколаевску. Все лето и осень в Сибири шли кровопролитные бои. Красногвардейцы, теряя позиции, отступали и наконец, в ноябре восемнадцатого года Белая гвардия окончательно захватила власть в Сибири. В Омске между партиями шло разногласие, и после военного переворота, к единовластному правлению пришел адмирал Колчак. Для сибирских людей наступили запутанные, тревожные времена, когда приходилось делать выбор между красными и белыми.

Михаил Саркулов вырос, окреп. Он приближался к возрасту, когда молодежь призывали в армию. Независимо от власти, крестьян и рабочих во все времена привлекали к воинской обязанности. Годом раньше большевики проводили мобилизацию населения в Красную армию, а после ее ухода, формируя Белую гвардию, люди добровольно шли в Сибирскую армию. Теперь же, при колчаковском правительстве под мобилизацию попали крестьяне и рабочие. Еще с весны 1919 года Колчаку удалось укомплектовать чуть ли не полумиллионную армию. Вернувшиеся с войны фронтовики, насмотревшись на Советскую власть в европейской части страны, рассказывали об ужасном положении народа. Никому из сибирских крестьян не хотелось голодной жизни, потому они не препятствовали белогвардейцам, отдавая своих сыновей в армию. И все равно людей в белом войске не хватало. Для победы над большевиками требовалась еще дополнительная мобилизация, но крестьянская молодежь не хотела воевать и после принудительных сборов, всячески уклонялась от службы в армии. Если все-таки попадали в воинские ряды, то при удобном случае дезертировали.

В Сибири бушевала Гражданская война и, не смотря на две сильные стороны, существовала еще одна, это партизанское движение, сформированное красными против войск Колчака. Основная масса партизан состояла из молодых людей, дезертировавших из белого войска. Старшее же поколение с опаской относилось, что к одной власти, что к другой.

Каштаковцы, обосновавшиеся на правом берегу Оби, редко встречали в своих краях колчаковцев. Иногда белые войска, продвигаясь летом со стороны Базоя, останавливались в Вороново. Часть войск проходила через Калтайский бор и, переправившись на другую сторону Оби, временно размещалась в Уртаме. Некоторые сельские и деревенские крестьяне, опасаясь встречи с военными, уходили с семьями на болото, прятались в лесах, в камышах, или переправлялись в Каштаково и пережидали уход белых отрядов. Но белогвардейцы не буйствовали, не мародерствовали, а даже покупали продукты: молоко, хлеб, яйца. Красных партизанских отрядов в тех местах не было, они находились севернее в таежных урманах, поэтому карательных экспедиций белогвардейцы не проводили. Местные крестьяне не особо были напуганы, скорее всего, прятались те, кто слышал о белогвардейских расправах. В основной массе люди боялись столкновения белых и красных войск, когда можно случайно угодить под снаряд или пулю.

Некоторые знакомые Егора Саркулова добровольно вступили в Белую гвардию, в том числе и колыванский житель Василий Зайцев. Егор тоже подумывал, но инвалидность не давала ему возможности стать активным участником белого сопротивления. Он снова занялся своим производством, но, не теряя связи со знакомыми из белого комитета, находился в курсе политических и военных ситуаций.

В конце июля, ранним утром к Егору с другого берега приплыл вороновский житель Илья Ощепков и поделился новостью, что к нему на постой попросились офицеры белогвардейцы.

– Егор, я, что пришел-то, тут два офицера, что остановились у меня, очень хотят с тобой встретиться.

– Так зачем же дело стало?

– Они просили, чтобы встреча состоялась тайно.

– А что им надо, они не сказали?

– А это ты у них спроси. Они ждут тебя в одном месте, а в каком, попробуй догадаться, – хитро прищурился Ошепков.

– Забодай их корова, в каком это месте? – удивился Егор.

– А откуда год назад ты их переправлял в Калтай?…

– Вона что! – радостно воскликнул Егор, – так бы сразу и сказал.

Через пятнадцать минут он уже скакал на коне в сторону охотничьей заимки, ему не терпелось увидеть старых знакомых. Год назад белые офицеры останавливались в его сторожке, расположенной в междуречье. Егор тогда втайне оказал помощь подполковнику и поручику, проходивших через Калтайский бор в Томск. Сын Михаил помог им перебраться в город.

Подъезжая по тропинке к междуречью, Егор заметил двух мужчин, купающихся в Тагане недалеко от берега. Под могучей сосной, в тени, сидел еще один мужчина средних лет, одетый в казацкую форму. Увидев приближающегося всадника, казак поднялся и пошел навстречу Саркулову.

– Кто таков, чего надобно?

– Мне бы господин хороший переговорить, вон с теми людьми, – Егор указал кнутом на купающихся мужчин.

– Ты должно быть Егор?

– Он самый, – улыбнулся Саркулов, слезая с коня.

Заметив подъехавшего на коне человека, двое мужчин наперегонки поплыли к берегу.

Поджидая их, Егор осмотрелся. Под сосной лежали две аккуратно сложенные стопки одежды, прикрытые форменными фуражками. Начищенные сапоги стояли рядом с лежащими на земле саблями в ножнах. На обломанном суку висели портупеи и две кобуры. Двое мужчин, обнаженных по пояс, не спеша выбрались из воды.

Первым поднимался на взгорок подполковник Мезенцев, а следом за ним поручик Мирошников. Поздоровались с Егором и, улыбаясь, предложили сесть на траву. Казак хорунжий достал из вещевого мешка два полотенца и протянул офицерам.

– Что, Егор, поди не ожидал увидеть нас так скоро? – спросил Мезенцев.

– Никак нет, господин подполковник.

– Ты это… Чай мы с тобой не в армии, забудь про субординацию. Давай по-простому обращайся к нам, – улыбнувшись, предложил подполковник.

– Как скажете, Алексей Семенович, – приветливо ответил Егор, – а к господину поручику, как обращаться?

– Во, сразу видно, бывший служивый. Зови меня просто Матвеем, – предложил Мирошников, – ну, рассказывай, как твои дела, какие настроения в деревне?

– Как прогнали красных комиссаров, дела стали потихоньку налаживаться, а то ведь черти окаянные ободрали, как липку. А что настроение, Матвей… Нас, крепких хозяев тревога одолевает, кругом война идет, не понятно, кто кого одолеет. Это беднякам все одно, они, что при красных, что при белых, все одинаково жили, хотя сыновей своих жалеют, не хотят на службу отдавать ни тем, ни другим. Порушили большевики своими указами наши хозяйства, пограбили на славу, не желал бы я, чтобы их власть к нам вернулась.

Макар Мирошников внимательно, не перебивая, слушал Саркулова. Он специально не называл своего настоящего имени и при встрече представился Матвеем, этому обязывала конспирация.

– Егор, ты хотел бы послужить родине в наших войсках?

– Я бы с радостью, Алексей Семенович, да вот нога у меня покалечена, не могу я быстро передвигаться. В шестнадцатом меня зацепило осколком от снаряда.

– Где пришлось служить?

– На Юго-Западном фронте, в двадцать пятом корпусе.

– У Корнилова?!

– Нее, я летом отбыл из корпуса, в плен попал, а Корнилова осенью назначили командующим. А вы что, тоже там бывали?

– В пятнадцатом году, мы вместе с Алексеем Семеновичем в составе Корниловской дивизии, в Карпатах из окружения выходили, – ответил Мирошников, – а ты как в плен попал?

– Сильно ранило меня, потерял сознание и попал к немцам в плен. Через год бежал со своим земляком, меня в дороге бандиты чуть не убили, а в НовоНиколаевске от тифа загибался, насилу до дома добрался. Слава Богу, жив остался.

– В прошлую нашу встречу, мы как-то не коснулись войны, торопились, некогда было поговорить о жизни, о твоем ранении. Егор, нам не нужно, чтобы ты с оружием выступил против красных, у нас с поручиком к тебе другой интерес. Однажды ты нам помог и мы хотели, чтобы наша дружба продолжилась дальше, но предупреждаем тебя, об этом никто не должен знать, даже твои родственники.

– Понимаю… Вы, наверное, из секретной разведки?

– Да, мы из этого отдела. Нам нужны люди, на которых можно положиться. Но эти люди должны вести себя искуснее с советами и чуточку относиться к ним лояльно, иначе при смене власти им грозит арест.

– Так ведь свергли власть советскую.

– Не совсем, Егор, дела в нашей армии обстоят не так хорошо, чтобы освободить всю Россию от большевизма. Как знать, может скоро власть в Сибири снова сменится…

– Скоро?!

– Это прогноз. Война, штука непредсказуемая, завтра положение белых войск может обернуться не в их пользу. В Вороново, на случай перемены власти, создан подпольный комитет, руководит им наш человек.

– Илья Ощепков?

– Нет, другой, он скоро с тобой встретится. Нам нужны будут сведения, но не военного характера, а о том, как работают на местах комиссары, кто с ними сотрудничает, какие у них намечаются действия.

– Я должен передавать сведения тому человеку?

– Да. И еще, Егор, год назад под Вороново из Бахтармы переселилась семья казаков. Глава семейства тоже наш человек.

– Там же целый казачий хутор образовался, несколько семей живут, так с кем их них связаться?

– Отец семейства Шевелев Захар, с ним будешь иметь дело. Он проинформируют тебя на счет дальнейших действий. Можешь ему доверять, – наставлял Егора поручик Мирошников. – Мы тут по делу в штаб заезжали и случайно встретили нашего общего знакомого Василия Зайцева. Он хорошо отзывался о тебе и твоем сыне Михаиле, потому рекомендовал вас, как проверенных и надежных людей.

– Вася?! Слышал, он к белогвардейцам подался. Хороший парень. Он был в подпольном комитете и помогал свергать власть большевиков в Колывани и в НовоНиколаевске он тоже выручал.

– Я хорошо знаком с отцом Василия, он помогает Белой армии фуражом для лошадей. Егор, ты мог бы в дальнейшем привлечь своего сына в качестве связного? – переводя разговор ну другую тему, спросил Мезенцев,

– Мишу-то… А что, парень он расторопный, башковитый и к тому же шибко настроен против большевиков. Кстати, вы же в курсе, как он помогал белым и чехам и проявил себя перед восстанием в НовоНиколаевске. Думаю, ему можно поручать кое-какие задания.

– Вот и чудесно. Именно поэтому наш выбор пал на вас с Михаилом. Как у тебя с денежными средствами, может, помочь?

– Пока не требуется, своими обойдусь. Алексей Семенович, уж сильно вы меня взволновали, неужто красные снова придут?

– Положение на Западном фронте, а так же и Восточном, тяжелое. Красные проводят тотальную мобилизацию, в нашу разведку поступили сведения, что комиссары берут семьи призывников в заложники и таким способом удерживают бойцов в своих рядах. Дезертиров показательно расстреливают перед строем бойцов. Армия разбухает, как на дрожжах, а наша гвардия пополняется только за счет людей, желающих остановить красную чуму.

– А как же призыв в армию Колчака, ведь и там были случаи насильственной мобилизации.

– Воинскую обязанность никто не отменял, любое правительство вправе призывать своих граждан.

– Кабы можно было большевиков считать законным правительством, – недовольно проворчал Саркулов.

– Ладно, Егор, тема эта длинная, как-нибудь при следующей встрече еще обсудим. Нам пора возвращаться на тот берег. Перед отъездом еще нужно на хутор к казакам заглянуть. Помни, о чем мы с тобой говорили, если что, особо с красными комиссарами не конфликтуй. Если все-таки попадешь к ним, дай знать, но только срочно, мы постараемся тебе помочь.