Читать книгу У истоков литературы. Учебное пособие - Александр Валерьевич Сапа - Страница 32

Причины, по которым возникли мифы (т. е. ответ на вопрос, почему восприятие мира первобытным человеком должно было принять такую своеобразную и причудливую форму, как мифотворчество), следует, по-видимому, искать в особенностях сознания (мышления) первобытного человека.

В физическом отношении охотники на мамонтов решительно ничем не отличались от нас. Они принадлежали тому же биологическому виду, что и мы – Homo sapiens, более того – они были европеоидами. Но так ли они воспринимали этот мир, как воспринимаем его мы? Ответ не прост: и да, и нет!

Конечно, им были знакомы все наши чувства – и горе, и радость, и любовь, и печаль, и жалость, и зависть, не говоря о простейшем: о голоде, жадности, страхе и боли… Но, казалось бы, будучи такими же, как мы, они очень во многом отличались от нас, «цивилизованных», притом разительно отличались.

Оказывается, «первобытные» люди мыслили, воспринимали окружающий мир по-иному, во многом не так, как мы. Нет, не «проще», не «примитивнее» – а именно по-иному.

Впервые идея о качественном отличии мышления первобытных народов от нашего была высказана в начале XX века французским ученым Люсьеном Леви-Брюлем. На основании большого числа фактов, описанных этнографами, он показал принципиальные отличия современного мышления от мышления «дикаря». Последнее он определил, в общем и целом, как мистическое или прелогическое (предупредив, впрочем, что термины эти во многом условны!).

Сущность первобытного мышления Леви – Брюль определял как его «мистичность», т. е. подчиненность вере в сверхъестественные силы. В сущности, к этой вере сводится и так называемый «закон сопричастия» (партиципация), который, по Леви – Брюлю, – основа первобытного мышления. Мир, по логике прелогического мышления, – единое нераздельное целое. Всякая вещь связана тайными, сокровенными связями со всеми прочими вещами и явлениями. Этими взаимосвязями пронизан весь мир. Например, по логике прелогического мышления, есть предметы, которые могут приносить счастье или несчастье (счастливая стрела, несчастливый бумеранг, который надо потерять); есть и такие люди (легкая рука – тяжелая рука). Вещь отождествляется с образом (изображением): всякое изображение, репродукция сопричастны природе, свойствам, жизни оригинала; отсюда магический вывод: воздействуя на изображение, можно воздействовать на его прототип. Что произойдет с изображением, произойдет и с объектом. А что произойдет с объектом – скажется на судьбах мира.

Почему мифы возникали у всех народов только в древнейшие времена? Очевидно, что их возникновение должно быть объяснено особенностями той стадии развития сознания, на которой оно тогда находилось. Леви – Брюль первым начал исследовать мифы с точки зрения психологии, которая в них отражается, и её отличия от психологии современного человека.

Дальнейшее развитие идеи Леви-Брюля привело к появлению концепции «первобытного синкретизма». Как искусство первобытного человека, так и его мышление было синкретическим (слитным, нерасчленённым). Это первая и главная особенность мышления первобытного человека. В архаических обществах люди смотрели на мир по-иному. «Сверхъестественное» и «естественное», «видимое» и «невидимое» были для них нераздельны и одинаково реальны, прошлое казалось таким же неотделимым от настоящего, как человек был неотделим от своих предков и потомков. И сам этот «первобытный» человек, и весь его коллектив были связаны с местом, где они жили, с населяющими его зверями и птицами (а также всевозможными духами!) – великим множеством уз, которые сплетали людей и природу, естественное и сверхъестественное в единое, неделимое целое. Как точно замечает С. Наровчатов, «мы в своём сознании проводим чёткую границу между реальным и нереальным, подлинным и недостоверным. Мифическое сознание такой границы не знало. Неприметно и постепенно оно выросло и развилось из древнейших представлений о тождестве человека и природы: «всё вокруг меня живое, всё вокруг подобно мне разумом, чувствами и действиями: камень, птица, дерево, ручей, звезда, ветер» – таков был начальный строй мышления первобытного человека. «Всё вокруг меня населено существами, от которых зависит поведение вещей, животных, стихий – тех же камней, птиц, деревьев, ручьёв, звёзд, ветров» – таково было дальнейшее развитие этого взгляда на природу у наших предков…». [22, c.67] Появляется мифология как целостная картина мира, созданная человеком, где «чудесное не отличается от действительного, где всё чудесное – естественно, всё естественное – чудесно», где «чудо не исключение, а норма», где «критической способности разума разделять невероятное от вероятного не существует [22, с.39]. Мифические персонажи были зримы, слышимы, осязаемы людьми мифического мироощущения; у человека не возникало и доли сомнения, что фавны, русалки, боги существуют в реальной жизни.

Таким образом, по мнению С. Наровчатова, «миф не символ и не аллегория, его образная система имеет буквальный, а не переносный характер – в этом основное отличие мифического мышления от художественного» [22, с.53].

Подобную характеристику мифологическому мышлению даёт А. А. Кононенко: «Мифологическое сознание безразлично к жизненной достоверности, оно дорациональное, оно безапелляционно верит в чудесное. Вера в чудо – его норма, его главная характерная черта. «Так, никакая фантастика, никакие чудовища, никакие магические операции мифу не страшны. Наоборот, именно из них он и состоит» (А. Ф. Лосев «Проблема символа и реалистическое искусство»). Мифологическое мышление еще не знает причин и следствий, подобно тому, как не знает их детское сознание… Древний человек остро ощущал взаимосвязь всех элементов бытия. Магические силы, природа и человек выступают в мифах элементами единой мировой мистерии. Подтверждение этого исследователи находят в народных поверьях и песнях.

В украинских песнях девушка разговаривает с месяцем и звездами, украшает косу зорями, словно цветами, обращается за советом к дереву. Цветы васильки выросли из юноши Василия, которого русалка защекотала. Девушка, ожидая-выглядывая нареченного, становится тополем на холме. В сербских песнях сестра превращается в кукушку, кручинясь по убитому брату. У поляков княжна, которую выдали замуж против ее воли, тоже становится кукушкой.

Такое «чисто» мифологическое мировосприятие древних уже не является доступным сознанию современного взрослого человека»10.

Первобытный человек не выделял себя достаточно отчётливо из окружающей его природы: он, с одной стороны, чувствовал своё единство с миром, а с другой – приписывал ему разумные, человеческие возможности и стремления. Первобытное сознание в это время было настолько нерасчленённым (синкретичным), что отделить мышление от чувства, реальность от образа, игру от магии человек ещё не мог.

Основой этого качества мифологического мышления Е. Мелетинский назвал «ещё-невыделенность» первобытного человека из окружающего природного мира, что явилось основанием переноса на природные объекты своих собственных свойств, приписывание им жизни, человеческих страстей, возможность выступать в человекообразном физическом облике и т. п.

Вторая особенность мышления первобытного человека – очеловечивание, одушевление, одухотворение окружающего мира.

Первобытный человек отождествлял себя с животными, деревьями, камнями. В австралийских мифах часто говорится о том времени, «когда кенгуру и собака были людьми». Североамериканские индейцы вспоминают, что «давным-давно все вещи в природе – и животные, и птицы, и деревья, и солнце, и луна – были похожи на нас», «звери и деревья могли говорить друг с другом, словно люди». Известный русский путешественник В. К. Арсеньев рассказывал о своем проводнике охотнике-нанайце Дерсу Узала, что тот называл тигров, кабанов, барсуков, мышей, ворон людьми, но только одетыми в другие рубашки. Некоторые племена Африки не могли указать, в чем разница между человеком и буйволом; они полагали, что если бы у буйвола были стрелы и луки, то он так же стрелял бы, как человек; животные не говорят на человеческом языке только потому, что очень хитрые и надеются добиться молчанием больше, нежели разговорами.

Первобытные люди наделяли окружающий мир явлений и предметов природы человеческими чувствами. Например, у австралийцев более двадцати названий деревьев обозначают одновременно и части тела. Людям казалось, что дерево говорит, чувствует и страдает подобно человеку. Бушмены так объясняли происхождение огня: «Если дерево долго тереть, оно потеет, дымится и сердится – вспыхивает». У эвенков даже месяцы назывались по частям человеческого тела от подошвы до поясницы. Календарь состоял из тринадцати месяцев, начиная с головы – первого месяца, и кончая тринадцатым – «правое плечо».

Первобытный человек предполагал, что все предметы и явления такие же живые, как он сам. Например, бушмены уверены, что огонь – живое существо, так как он ест, ибо всё, что попадает в него, исчезает, обладает способностью двигаться. Солнце – это Небесный Олень, совершающий вечный бег из Верхнего Мира в Нижний и обратно. По ночам на землю смотрит Одноглазая Старуха, и от того, спит она или бодрствует, зависит жизнь Рода. Живо и одушевлено всё. Своё оружие нужно поблагодарить за удачу, да и поговорить с ним при случае, у убитой дичи просить прощения… Европейцев XIX – XX веков, которые так или иначе сталкивались с «отсталыми» народами, всегда очень удивляла эта особенность их психологии – потребность «очеловечивать» решительно всё вокруг. Вот небольшой отрывок из уже упоминавшейся книги В. К. Арсеньева: «Чёрт знает, что за погода, – говорил я своему спутнику (Дерсу Узале). – Не то туман, не то дождь, не разберешь, право… Гольд посмотрел на небо, оглянулся кругом и молча пошёл дальше. Через минуту он остановился и сказал: – Наша так думай: это земля, сопка, лес – все равно люди. Его теперь потеет. Слушай! – он насторожился. – Его дышит, всё равно люди… Он пошел снова вперед и долго ещё говорил мне о своих воззрениях на природу, где всё было живым, как люди…»

«Земля – живое существо, – говорят саамы, жители Кольского полуострова. – Деревья и травы – её волосы. Зелёный дёрн, тундровые мхи – её кожа. Нельзя делать больно земле, нельзя её ранить…»

Это «оживотворение» природы учёные назвали аниматизмом (от лат. animare – оживлять), который предполагает отношение к природе как равной с человеком: природа не ниже человека, а человек не выше природы. В. К. Арсеньева, автора книг «В дебрях Уссурийского края» и «Дерсу Узала», поражало в мировоззрении нанайца Дерсу Узала первобытное восприятие мира, ибо для него «все имей душа: белка имей душа, кабарга имей душа, дерево имей душа, камень имей душа», поэтому нельзя убивать тотемное животное, нельзя уничтожать тотемное растение, и вообще необходимо бережно относиться ко всей природе как к живому существу.

В этой связи заслуживает внимания замечание крупнейшего современного английского философа истории А. Тойнби, который сожалеет, что забыты традиции античной культуры, когда «природа оставалась богом», а не превратилась в «природные ресурсы и промышленное сырье». «Сейчас же вдруг выяснилось, что непоэтическое отношение к миру, низкий уровень эстетического сознания, ограбление природы – может оставить человека не только без хлеба, но и без воздуха для дыхания. И в этой связи стало совершенно очевидно, что изгнание нимф и наяд, цветов и бабочек было не только эстетической потерей. Попутно терялось чувство природы, которое заставляло невольно беречь дерево, ручей, цветок и птицу», – пишет известный искусствовед Е.В.Завадская [14, с.8].

С аниматизмом связан анимизм (от лат. animus – «душа») – вера в одушевленность предметов. На заре человечества наличие души приписывалось небу и солнцу, радуге и зарнице; стихийным явлениям – грому и молнии, дождю и граду; окружающей природе – морю, рекам, озёрам, водопадам, источникам и ручьям, горам, холмам, скалам, пещерам и отдельным камням, лесам, рощам, деревьям и т. д.

Не маслина шумит листвой в священной роще, полагали древние греки, это дриада – лесная нимфа, скрытая в ней, разговаривает на неведомом языке. Не быстрина мутит воду в речном омуте, думали славяне, это разыгрался дедушка-водяной.

Духи были прочной «реальностью», и существование их никем не подвергалось сомнению. Более подробно об этом – в шестой главе.

Магия – явление более раннее, чем анимизм. Она ещё не предполагала существование деятельных духов, к которым можно было бы обращаться с просьбами и требованиями. Считалось, что человек сам может добиться желаемого исхода событий, если совершит перед этим или при этом определённые действия, имеющие магическое значение. Анимизм вызвал к жизни духов, наделив их властью, волей и силой, и теперь, чтобы добиться желаемого, человек должен был прибегать к их посредничеству. Для того чтобы посредничество обернулось в его пользу, человек применял все доступные ему способы и приёмы: подарки, дары, жертвы, сложные обряды.

По мнению С. Наровчатова, именно анимизм впоследствии развился в сложную и разветвлённую систему представлений человека о мире, которая называется мифологией11.

Сергей Наровчатов в своей книге попытался реконструировать тот мир, в котором жил человек в древности. Вот что у него получилось: «Людей было меньше, земля была пустыннее, но мир был гуще населён, чем в теперешние времена. Человек не чувствовал себя одиноким ни в дремучем лесу, ни в скалистых ущельях, ни в морских волнах. Везде… кипела сложная, удивительная жизнь. Если терялась под ногами тропа, ему было ведомо, что это шутят с ним дриады – лесные нимфы, и он обращался к ним со словами мольбы и укора. И, глядь, тропа опять ложилась под ноги. Во рту пересыхало от жажды, и вот сквозь ветви сверкало нагое девичье тело… Это наяда – речная нимфа – указывала ему путь к реке. Ночью пляска теней вокруг костра вставала перед его глазами диковинным танцем косматых фавнов. Он засыпал под звуки свирели, доносившихся издалека, и знал, что это Пан – бог леса – помогает ему перейти от бодрствования ко сну. Глаза путнику смежал властный и вкрадчивый Морфей…

Когда… парус выносил его ладью в море, человек следил весёлым взглядом за играми нереид и тритонов, сопровождавших его в плавании. Он видел… и самого Посейдона, рассекавшего трезубцем волны

Из моря поднимались неведомые острова, за морем таились невиданные страны. Где-то в Адриатике… манил синими бухтами остров Калипсо…, а где-то возле Сицилии притаился зловещий остров Цирцеи, превратившей спутников Одиссея в свиней…

Ещё дальше, на заморских берегах, раскинулись сады Гесперид, где росли золотые яблоки…» [22, с.34—35].

Мы только что побывали в забытом мире мифов, в котором жили люди многие тысячелетия. Побывали мы лишь в одном краю – в древней Элладе, но, если бы заглянули в другие страны, нас ждало примерно то же самое. На берегах Тигра и Евфрата, Ганга и Янцзы, в дельте Нила и чащах Мексики нас встретили бы другие духи, божки, боги, но мышление человека оставалось подобным – мифологическим (мифическим), как назвали его учёные.

Таким образом, мифологическое мышление – это коллективное наглядно-образное представление о мире с обязательным божественным (сверхъестественным) компонентом. Оно неизмеримо сложнее мышления первобытного человека. Если первобытное мышление имело дело с разрозненными явлениями, то мифология стягивает их в единую систему, где всё взаимозависимо и взаимоподчинено; это обобщённая картина мира, созданная человеком новой эпохи, поражающая масштабностью мечты и мысли, гибкостью и богатством человеческого воображения.

Изучением мифологического мышления занималось множество учёных, и целью этого изучения была попытка понять логику мифологических представлений (Э.Б.Тайлор, Люсьен Леви-Брюль, Эрнст Кассирер, Клод Леви-Строс, Яков Голосовкер, Зигмунд Фрейд, Карл Густав Юнг и другие). Большинство учёных пришло к выводу, что мифологическое мышление резко отличается от современного, рационалистического: оно – необычное, чудесное. Вместо порядка рассудка здесь присутствует «порядок сердца», по точному замечанию Макса Шелера.

По сути, все гипотезы о мифологическом мышлении можно свести к двум противоположным теориям.

Автор первой теории – русский ученый XX века Яков Голосовкер [12], который полагал, что мифологическое мышление – это мышление образами, смыслами. Его движущая сила – творческая энергия, воображение. Мифологическое мышление – зрячее мышление, это искусство созерцать непосредственно суть вещей и оформлять её в идеи-образы. В нём возможны и заблуждения, и прорывы в суть вещей, прозрение загадок мира. Такое познание Голосовкер определял как энигматическое (греч. «энигма» – загадка). Энигматическое знание связано с особым способом проникать в мир, не упрощая его до схемы, а сохраняя тайну и бесконечную глубину, познавать мир «во всем великолепии, ужасе и двусмыслии его тайн», читать его криптограммы, прозревать и загадывать загадки, получая синтетическое представление о мире. Оттого миф непреодолим, загадочен в своей основе. Акцент Голосовкера на фантазию, воображение оказался вполне приемлемым для многих ученых, которые в мифах ищут и находят «праздник

Автор второй теории – французский ученый-структуралист XX века Клод Леви-Строс [18], по мнению которого мифологическое сознание – строгий мыслительный механизм, оно едино для каждого человека, для всех народов, содержит коллективные представления, а его деятельность подчинена универсальным законам. В основе этого мышления – идея порядка, основанная на законе, который Леви-Строс назвал «антитетичностью». Мир организуется этим мышлением как система полярных антитез. Каждая такая антитеза названа им оппозицией (бог/демон, зло/добро и пр.). А раз их две, то и оппозиция называется бинарной. Антитезами (бинарными оппозициями) организована структура мифа и мифологического сознания.

Более обстоятельный разговор о «бинарных оппозициях» ещё впереди, а пока сделаем основные выводы об особенностях мифологического мышления:

1.Главное качество мифологического мышления – антропоморфизм, то есть отождествление природы с человеком, одушевление природы. Это качество, по мнению учёных, имеет нескольких разновидностей: тотемизм (вера в прародителя рода – животного, растение или неодушевлённый предмет), гилозоизм (оживотворение природы), анимизм (одушевление природы).

2. Мифологическое мышление – это мышление образами, где немалое место занимают образы, которые мы сегодня называем метафорами.

3.Мифологическое мышление всегда «опрокинуто в прошлое», т.е. мифологическое событие отделено от настоящего момента большим временным интервалом и происходит в особое время первотворения, когда были созданы система ценностей и нормы поведения, которым и должны следовать люди впоследствии.

4. Существенная особенность мифа – этиологизм (от греч. aitia «причина» + logos «слово») – попытка объяснить, «как это сделано», «как и почему это произошло».

5. Мифологическое отношение к миру выражается не только в повествованиях, но и в действиях (обрядах, танцах, вообще в культе), поэтому оно и определяется как «синкретическое».

6. Важнейшей особенностью мифологического мышления является генетизм – представление о том, что в мире всё подчинено закону порождения и смены одного периода (поколения) другим.

7. Одно из центральных качеств мифологического мышления – оценка всего сущего через бинарные оппозиции.