Читать книгу У истоков литературы. Учебное пособие - Александр Валерьевич Сапа - Страница 33
ПРЕДИСЛОВИЕ
ГЛАВА IV. ЗАБЫТЫЙ МИР, ИЛИ КАК РОЖДАЮТСЯ МИФЫ
§3. Бинарные оппозиции как одно из центральных качеств мифологического мышления
ОглавлениеСоздатели мифов не могли не заметить, что жизнь человека и природы ритмична: день сменяет ночь, тепло – холод, зима – лето и т. п. Поэтому главным законом мифологического мышления, скорее, следовало бы считать закон ритмического качания, или закон Вечного возвращения (М. Элиаде). Подобные противопоставления (антитезы) человек отмечал всюду вокруг себя: верх-низ, левый-правый, свой-чужой и т. п. Такое видение мира учёные называют «бинарными оппозициями».
Бинарная оппозиция – это универсальное средство описания мира, где одновременно рассматриваются два противоположных понятия, одно из которых утверждает какое-либо качество, а другое – отрицает, т.е. все предметы и явления мира противопоставляются попарно: белое – черное, свет – тьма, мужчина – женщина, солнце – луна, свои – чужие и т. п. Термин введён лингвистом Н.С.Трубецким. Понятие «бинарные оппозиции» активно используется при изучении мифологии. Бинарные оппозиции в мифах были описаны французским учёным Клодом-Леви Стросом, а также русскими исследователями: Е. Мелетинским, В. Ивановым, В. Топоровым, А. Косаревым и другими.
Клод Леви-Строс доказывал, что мир в мифах – это борьба противоположностей, он описывается через систему бинарных оппозиций, т.е. в мифах есть небольшой набор элементов (пар бинарных оппозиций), выражающих определённые контрастные отношения. Базовым уровнем бинарных оппозиций является тот, который определяется органами чувств (зрение: ночь-день, светлый-тёмный идр; слух: громкий-тихий, стук-свист и др.; осязание: твёрдый-мягкий, сухой-влажный и др.; обоняние: свежий-гнилой и др.; вкус: сырой-варёный, горький-сладкий и др.). На следующем более абстрактном уровне находятся бинарные оппозиции, выражающие «логику форм»: внутренний-внешний, полный-пустой, содержащее-содержимое и др. Каждый следующий уровень бинарной оппозиции более абстрактен, чем предыдущий.
Клод Леви-Строс в своих работах выделил 5 основных групп бинарных оппозиций:
– пространственные: верх – низ, близкий – далекий, внутренний – внешний, содержащий – содержимый, пустой – полный, небо – земля, поднебесье – преисподняя, правый – левый, восток – запад;
– временные: день – ночь, весна – осень, утро – вечер, время отдыха – время работы;
– цветовые: белый – черный, красный – черный;
– социальные и общественные: мужской – женский, старший – младший, свой – чужой;
– моральные: правда – кривда; добро-зло.
Вот что о бинарных оппозициях пишет Е. Мелетинский: «…мифологическая мысль оперирует семантическими оппозициями: высокий-низкий, левый-правый, близкий-далекий, внутренний-внешний, теплый-холодный, сухой-влажный, светлый-темный и т. д. – и специальными оппозициями, которые соответствуют простейшим пространственно-временным отношениям: небо-земля, земля-подземный мир, север-юг, запад-восток, день-ночь, зима-лето, солнце-луна; в мире социальном: свой-чужой, мужской-женский, старший-младший, низший-высший, или на границе природы и культуры, например: вода-огонь, солнце-огонь очага, вареный-сырой, дом-лес, селение-пустыня и т. д., или, наконец, чтобы обозначить фундаментальные антиномии: жизнь-смерть, счастье-несчастье; и главная мифологическая оппозиция – сакральный-профанный» [21, с.24—25].
Гераклит считал, что весь мир можно описать при помощи следующих оппозиций: война/мир, теплые боги/холодные боги, видимое/невидимое, тайное/явное, кривой/прямой, единое/множественное, плохой/хороший, конец/начало, частное/общее, голод/насыщение, целое/нецелое, отсутствие/присутствие.
Русский учёный И. И. Срезневский в 1839 году писал: «Идеи любви и ненависти, жизни и смерти, света и мрака, добра и зла, в своей взаимной противоположности, находятся в основании всех феогоний; и дуализм, и борьба двух враждебных сил, под различными формами, составляет один из главнейших догматов всех религий». Сходные положения развивал и Д. О. Шеппинг; в частности, он констатировал, что славянин присвоил «противоположные явления дня и ночи, солнца и тени, жара и холода, жизни и смерти… духовному миру своих религиозных понятий».
Постоянно пользовался элементарными оппозициями и их сочетаниями для описания мифологии славян А.Н.Афанасьев.
Интересно, что и В. И. Даль широко пользовался оппозициями при составлении своего знаменитого сборника «Пословицы русского народа» (1862). В собрании В. И. Даля имеются рубрики: «Вера – грех», «Богатство – убожество», «Хорошо – худо», «Радость – горе», «Правда – кривда», «Вина – заслуга», «Строгость – кротость», «Жизнь – смерть», «Здоровье – хворь», «Ум – глупость», «Работа – праздность», «Много – мало», «Своё – чужое» и др.
По подсчётам современных учёных, существует двадцать самых устойчивых пар в бинарной системе описания мира в мифах. Обозначим некоторые из них, притом учтём, что каждая бинарная оппозиция в мифологии может воплощаться в конкретных образах:
1. счастье, доля/несчастье, недоля;
2. жизнь/смерть;
3. чет/нечет;
4. правый/левый;
5. верх/низ;
6. небо/земля, земля/преисподняя;
7. север/юг;
8. запад/восток;
9. море/суша;
10. день/ночь, весна/зима;
11. солнце/луна;
12. светлый/темный, белый/черный, красный/черный;
13. огонь/влага, сухой/мокрый, земля/вода;
14.свой/чужой;
15. близкий/далекий, дом/лес;
16. старший/младший, главный/неглавный, предки/потомки;
17. сакральный/мирской.
18.свет/тьма.
Между этими оппозициями существуют свои взаимосвязи. Первая оппозиция связана со 2, 3, 4, 6, 9, 11, 13, 14, 15. Вторая оппозиция связана с 4, 10,12, 13, 14, 15,18. Семнадцатая оппозиция связана с 10, 12, 14.
В мифологии имеется тенденция отмечать один полюс оппозиции позитивно, а другой – негативно. Так, согласно исследованиям Е. Мелетинского, В. В. Иванова и В.Н.Топорова, чаще всего позитивно (но не всегда) отмечаются такие понятия, как: верхний, правый, прямой, мужской, старший, близкий, свой, ясный, сухой, видимый, день, белый, красный, весна, небо (в отличие от земли), земля (в отличие от подземного мира), дом, юг (против севера), солнце. Негативно отмечаются (но не всегда) такие понятия, как: нижний, левый, женский, младший, дальний, чужой, мрачный, влажный, невидимый, черный, ночь, земля (в отличие от неба), подземный мир (в отличие от земли), вода (в отличие от огня), запад, лес, север, луна.
В мифах особенно ярко выражено то, что противоположные начала – свет и тьма, день и ночь, лето и зима, жизнь и смерть, добро и зло – находятся в постоянной борьбе между собой, которая является источником движения в природе и сопровождается чередованием их торжества друг над другом. Это представление о всеобщей изменчивости явлений природы уходит вглубь тысячелетий, когда люди верили, что всё превращается, т.е. одно обладает способностью становиться другим и приобретать его свойства. Вера в «оборотничество» сохранилась в мифах о метаморфозах духов и богов, в сказках о колдунах и колдуньях, способных превращаться в зверей. В легендах о Будде он будто бы испытал 550 превращений от царя до рыбы, лягушки, змеи. В буддийских храмах имеются реликвии: шерсть, перья и кости тех животных, в тела которых перевоплощался Будда. О Зевсе рассказывали, что он часто превращался в быка, снизошел к Данае в виде золотого дождя. Древнегреческий философ Эмпедокл уверял, что он «был уже отроком некогда, был и девой когда-то, был и кустом, был и птицей, а также рыбой морской».
Рассмотрим некоторые оппозиции более подробно в основном на примере славянской мифологии.
Первая оппозиция – доля/недоля, счастье/несчастье. Славяне верили, что человек при рождении наделяется долей – определенным количеством блага, которое включает в себя срок жизни, здоровье, а также те события, которые должны с человеком произойти. Сами слова, обозначающие судьбу, – «доля», «у-частъ», «у-дел» (от глагола «делить») – показывают, что она представлялась нашим предкам некой частью общего блага, которая выделялась человеку свыше, наверное, Богом, ведь русское слово «Бог» родственно индийскому bhagas, где «bhag» означает «делить». То есть Бог – высшее существо, наделяющее нас, смертных людей, особыми дарами, счастьем или несчастьем, долей или недолей. Слова «богатый» и «богатырь» имели смысл: бог одарил их благополучием или силой. Наоборот, небогатый – тот, кому бог не дал счастья: убогий (бедный, болезненный слепой, калека), небога (бедняк, сирота) или вовсе небожчик (покойник). Таким Богом, наделяющим людей счастьем или несчастьем, вернее, богиней, у славян была Макошь (Мокошь), которая считалась богиней судьбы и плодородия («ма» – мать; «кош», «кошт» – судьба), и может быть соотнесена с древнегреческими Мойрами, а также с германскими пряхами судьбы – Норнами, Фригг и римской богиней судьбы Фортуной. В силу того, что богини – пряхи судьбы – в мифах предстают всегда по трое, ткать Пряжу Судеб Макоши помогают Богини Доля (Среча, Сряшта, Встреча, Счастье) и Недоля (Несреча, Несряшта, Злосчастье).
Вполне уместно сравнить долю с куском, который каждый получает от общего пирога, – одному достается ломоть из серединки, другому бочок с обгорелой корочкой. Но какая бы доля ни досталась человеку – хорошая или плохая, он должен ее всю избыть, не пытаясь уклониться.
Доля – олицетворение судьбы. Она появляется у каждого человека при рождении и сопровождает его в течение всей жизни, определяя его счастье, благосостояние, а также характер занятий, приносящих человеку богатство. По поверьям славян, свою Долю можно увидеть только два раза в жизни – сразу после рождения и за несколько минут перед смертью.
Доля бывает разной, уж кому какая выпадет, когда человек появляется на свет: в лихую годину или в счастливый час. Судьба слепа, говорили: «Лентяй лежит, а Бог для него долю держит», – то есть ее получают не за заслуги, а по случайному выбору. Считалось, что от судьбы не уйдешь, но все же ее можно было улучшить или ухудшить с помощью определенных ритуалов. Например, не следовало проходить под поваленным деревом – «долю себе убавишь». Существовал ежедневный обычай, когда главный в семье подтверждал долю домочадцев: нарезал каравай и вручал каждому его часть, большую или меньшую. Часто герои сказаний отправлялись в дорогу, чтобы свою долю найти, то есть изменить ее на лучшую.
Но всё-таки чаще всего славяне в своих мифах чётко разделяли Долю – воплощение счастья и удачи, счастливой судьбы – и Недолю, Беду – воплощение несчастья, неудачи, несудьбы. Недолю иногда называли Нужей (или Нуждой). У сербов подобных сестер зовут Среча и Несреча. По народным поверьям, счастье и несчастье зависят от добрых или недобрых действий Доли и Недоли, чьи поступки определяются собственными расчетами, независимо от воли человека. Не зря говорят в народе: «Не в воле счастье, а в доле», «Недоля сталась – напасть досталась».
В древности Доля и Недоля представлялись как две сестры, девы судьбы, дочери Макошь – небесные пряхи, которые пряли нить жизни каждого человека. У Доли нить была прочная, ровная, золотистая, а у Недоли – неровная, кривая, ломкая и непрочная.
Доля-Среча – красивая, добрая девушка, «с кудрями золотыми и улыбкой веселой, заботливая, ловкая. На месте устоять не может, ходит по свету – преград нету: болото, река, лес, горы – доля вмиг одолеет. Доля – богиня счастливой судьбы, жизненного успеха и удачи. Но она не любит ленивых и нерадивых, выпивох и всяких плохих людей. Хотя поначалу дружбу заводит с каждым – потом разберётся и от плохого, злого человека уйдёт»12. Доля может оставить человека, если он грешит. По украинским поверьям, Доля – благообразная старуха в белой рубахе с костылем. У белорусов – это красивая нагая девушка, всюду следующая за своим хозяином и носящая в своей сумке всякие блага. Доля обладает одним замечательным качеством: она ведает о любых событиях, которые когда-либо были, есть или будут в жизни каждого человека. Ей известно не только время рождения человека, но и время его смерти. Доля умирает вместе со своим хозяином, и многие верят, что она сидит на его могиле или навещает дома его родственников. Никто из людей не знает, что его ожидает, какова его судьба, потому что Доля прядет нить судьбы ночами, и никто ее не видит. Символами Доли являются клубок нитей, прялка и веретено. Все это указывает на то, что основу жизни человека составляет труд.
Желание знать свою судьбу породило множество различных способов гадания как способов обращения к Доле-Срече. Происходили они, естественно, в ночное время, т.е. именно тогда, когда Среча прядет нить человеческой жизни. Гадали по самым различным поводам, но более всего известны гадания девушек на суженых-ряженых, гадания по поводу предстоящего и ожидаемого замужества. По поверьям белорусов, всякий человек имеет свою Зирку, которая, как дух-хранитель, неотступно находится при своем избраннике. Собственно, «зирка» значит звезда, но в народе под эти
Недоля-Несреча – седая старуха с мутным печальным взором, ибо ей предстоит прерывать судьбу у каждого человека. Украинцы представляют себе Недолю в виде нагого человека; дряхлого старика; девушки с лицом старухи и непричесанными волосами; старой черной горбатой женщины в рваном платье; калеки; дохлой собаки; голой кошки; зайца; совы; мыши; птицы с большими крыльями; яйца и так далее. Недоля входит в дом, не спросясь хозяина, садится на печь, грызет сухие корочки и кутается в тряпье, потому что ей всегда холодно. Деятельность Недоли всегда направлена во вред человеку: пока она бодрствует, беда у него следует за бедой, и только тогда становится легче несчастному, когда засыпает его Недоля. Русская пословица звучит так: «Когда спит Лихо, не буди его». Недоля не разбирается, кто хорош, кто плох. Стоит человеку оступиться, разувериться в своих силах – Недоля тут как тут. Как пристанет Недоля – уж надо потрудиться, чтобы от нее отбиться. Если человек с долей не поладил, значит, сам себе навредил – жди Недолю в гости. Бывает, что Недоля наказывает человека за грехи его предков. Недолю можно накликать, если проклясть ребенка в недобрый час или причитать о том, что у него будет несчастливая судьба. Если у человека несчастливая Доля, то есть Недоля, ему ни в чем нет удачи, он не вылезает из нищеты, хотя и много работает. У него болеют дети, не плодится и дохнет скот, на его поле всегда плохой урожай. Похожи на Недолю и мелкие демоны – злыдни, которые невидимо обитают в доме человека или сидят на его плечах. По поверьям, от Недоли или Злыдней избавиться очень трудно, но возможно. Для этого нужно хитростью заставить их залезть в мешок и бросить его в болото. Злыдней можно связать и оставить на дороге, и тогда они перейдут к тому, кто их освободит.
Позже, в христианские времена, Доля и Недоля, Счастье и Злосчастье стали восприниматься как две силы, влияющие на человека: светлая – ангел, стоящий за правым плечом, и темная – черт, выглядывающий из-за левого плеча. Потому-то, когда случится что-то плохое, в этом видят проделки черта и трижды плюют на него через левое плечо.
Вторая оппозиция – жизнь/смерть, правый/левый, женский/мужской, свой/чужой, чет/нечет.
В мифологической картине мира смерть и жизнь образуют пару: без смерти нет жизни, жизнь преходяща, а смерть вечна. Символы жизни и смерти в славянской мифологии – живая вода и мёртвая вода, древо жизни и спрятанное около него яйцо с кощеевой смертью, море и болото, куда ссылаются смерть и болезни.
По утверждениям некоторых учёных, с оппозицией жизнь/смерть неразрывно связаны оппозиции правый/левый, женский/мужской, свой/чужой. При таком расширенном понимании оппозиции «жизнь/смерть» каждое из этих понятий приобретает следующее значение: жизнь – положительное начало – связана с понятиями «внутренний», «верх», «правый», «открытый», «мужской», «день», «свет», «свой»; смерть – отрицательное начало – связана с такими понятиями, как: «внешний», «низ», «левый», «закрытый», «женский», «ночь», «тьма», «чужой».
Среди бинарных оппозиций, ближе всего раскрывающих оппозицию «жизнь/смерть», находится антонимическая пара «правый/левый».
Слово «правый» получило значение хорошего, позитивного, чистого мужского, оно связано со словами «право», «правда»: правая рука (первый помощник), правое дело (справедливое дело). С мифом связан обычай подавать правую руку при приветствии.
Под «левым» понимается все ненормальное, несправедливое, женское, отчасти – чужое. Этот миф объясняет значение целого ряда фразеологизмов, например, «встать с левой ноги» (начать день под властью злого духа, а его современное значение «быть в плохом, мрачном настроении, в раздраженном состоянии»), «споткнуться на левую ногу», «левые деньги», «левый заработок» и т. д.
С противопоставлением левого и правого связаны гадания, ритуалы, приметы, а также понятие о смерти, которая входит через левое ухо, т.е. мы слышим дыхание смерти. С «правым» связано понятие жизни. На этом основан славянский обычай пить на тризне слева направо. В Индии до сих пор считается, что дрожание правого глаза – доброе предзнаменование, а левого – дурное. Африканские маги осуществляют сакральные действия правой рукой, а готовят яд – левой.
Противопоставление правого и левого породило позже много народных суеверий: «Вставать с постели надо правой ногой, а встанешь левой – весь день будешь не в духе», «Надевать и снимать обувь следует начинать с правой ноги», «Кто, входя в дом, ступит сначала правой ногой, того ждёт хороший приём, левой – плохой», «Увидишь народившуюся луну с правой стороны – получишь неожиданную прибыль, с левой – что-то потеряешь», «Чешется правый глаз – на милого смотреть, левый – к слезам», «Правое ухо горит – слышать добрые вести, левое – плохие», «В правом ухе звенит – друзья вспоминают, в левом – недруги».
Российский учёный В. В. Иванов в своей книге «Чёт и нечет. Асимметрия мозга и знаковые системы» приводит интересные наблюдения о противопоставлении правого/левого, мужского/женского в первобытном обществе: «В наскальных изображениях верхнего палеолита знак руки чаще всего изображает левую руку, а не правую. В пещерах Гаргас и Кастильо отпечатков левых рук 159 (то есть около 0,9 всех случаев) при 23 правых. Та же особенность характерна и для позднейших североамериканских индейских пиктографических изображений: на 108 отпечатков левой руки… в шести местностях Северной Америки приходится 30 отпечатков правой руки…» Это, по всей вероятности, связано с основным парным противопоставлением в первобытном обществе мужского и женского начал. Французский антрополог Леруа-Гуран установил, что знак левой руки в первобытном искусстве является одним из способов символического обозначения женского начала.
В большинстве мифосистем левая сторона соотносится с женским началом, а правая сторона – с мужским. Так, например, в русском народном причитании невесты в первый день сватовства говорится: «Уж мужицкий пол стань на праву руку, Женский пол стань на леву руку». Археологи утверждают, что в большинстве известных захоронений женщин хоронили слева от мужчин, мужские скелеты лежат на правом боку, женские – на левом.
Противопоставление левого и правого в искусстве палеолита было связано и с различиями цветов. Лучше всего это обнаруживается в пещерах Ляско. В Большой галерее этих пещер в левой группе изображаемых животных головы окрашены в красный цвет, а в правой группе – в чёрный. В Кастильо женские знаки выполнены в красном цвете, а мужской знак – в черном. На рисунках в пещерах Ляско противопоставление красного и чёрного цветов связывается и с различием изображений лошадей и бизонов, которые сами, вероятно, были символами пола. Следует подчеркнуть, что противопоставление красного цвета и чёрного является общечеловеческим.
Противоположение мифологического мужского и женского начал в разных образах первобытного искусства выражается либо символами животных (лошади и бизона), либо условными знаками (стилизованными изображениями пола, пунктирными линиями, треугольниками, четырёхугольниками, и тому подобными). С женским и мужским началом связаны и символы Луны (Месяца) и Солнца. К палеолиту возводится распространённый во многих мифологических традициях образ Луны как быка (бизона) и Солнца как лошади.
Противопоставление лошади и бизона в таких памятниках первобытного искусства, как рисунки на стенах пещер Ляско, соотнесено не только с различиями левой и правой стороны, красного и чёрного цветов, но и с противопоставлением между четом и нечетом, которое найдено и в целом ряде других произведений первобытного искусства.
В мифологиях разных народов всегда трактовали чётные числа, связывая их с левой стороной, с женским началом, как символы зла, тьмы или смерти (вспомните поговорку «беда не приходит одна»). Многие древние культуры связывали парные числа с завершением, законченностью жизненного цикла, поэтому всегда преподносили покойникам дары (в том числе цветы) в чётном количестве. Славяне погибшим воинам, которые защищали свою родину, дарили на похоронах два цветка и говорили: «Один цветок усопшему, второй богу».
Нечётные числа, соотносимые с правой стороной, с мужским началом, древние люди считали наоборот символами везения, счастья и успеха (например, непарным должно быть число подкладываемых под курицу яиц; число сватов в обряде сватовства невесты и т.п.). У греков нечетные числа символизировали мужское, активное начало, а четные, соответственно, женское и пассивное. Китайцы в нечетных числах видели отражение принципа «янь» – небесного, постоянного и благоприятного, а в четных – противоположный ему принцип «инь» – земной, изменчивый и неблагоприятный.
Древние пифагорейцы считали нечётные числа символами света, добра и жизни. Для них нечётные числа символизировали правую сторону, или сторону удачи. А вот чётные числа напротив, символизировали левую сторону – сторону тьмы, зла и смерти.
Однако чёткое определение чисел как благоприятных и неблагоприятных невозможно: несчастливыми могут быть как чётные, так и нечётные числа. Хотя некоторые совпадения существуют.
Во многих культурах плохой славой пользуется число «2» как младшее из чётных чисел: оно считается дьявольским числом, т.к. два одинаковых предмета, двойные или сдвоенные предметы могли, по поверьям, принести неудачу и даже смерть. Рождение близнецов часто воспринималось как несчастье; опасными считались сросшиеся плоды, яйца с двумя желтками, две одновременно горящие свечи и т.п.; не следовало вдвоем пить воду, мести пол, утираться одним полотенцем, качать колыбель и др., дважды совершать какое-либо действие (так, дурным глазом будет обладать ребенок, которого дважды отнимали от груди; магические ритуалы не поручались женщине, которая была дважды замужем, и т.п.). Чрезвычайную опасность представляли люди, обладавшие двумя душами. Вместе с тем число «2» могло наделяться способностью противодействовать нечистой силе. В обрядах опахивания села в случае мора должны были участвовать близнецы; часто нечистую силу отгоняли с помощью двух предметов или орудий (например, чесальных гребней).
Наоборот, число «3» как младшее из нечетных чисел (а в архаическом сознании это именно тройка, а не единица!) является благоприятным, святым, символизирующим совершенство. Отсюда и предписание – для верности совершать ритуальные действия трижды (перекреститься, плюнуть, постучать по дереву), и такие выражения, как «треклятый» (т. е. трижды проклятый) или «треволнение» (т. е. очень сильное волнение). Пифагор и Аристотель считали это число воплощением гармонии и законченности. В странах Востока тройка – священное число: у китайцев оно символизирует святость, законность и совершенство, а японцы чтят как бесценные реликвии три «священных сокровища»: меч, зеркало и драгоценный камень. В античной мифологии насчитывается множество сказочных женских триад: Грайи, Грации, Гарпии, Горгоны, Парки, Фурии и др., а у кельтов – три Матроны. В фольклоре народов мира обычно фигурируют три царских сына или три девицы. Главный герой сказки разгадывает три загадки, проходит три испытания, делает выбор между тремя дорогами, имеет три желания или три волшебных предмета и т. д. В русских былинах прославляются подвиги трех богатырей: Ильи Муромца, Добрыни Никитича и Алеши Поповича. Во всех политеистических религиях власть над миром поделена между тремя верховными богами: египетская божественная тройка представлена Осирисом, Исидой и Гором; индуистскую тримурти составляют творец Брахма, хранитель Вишну и разрушитель Шива; греческая триада включает в себя Зевса, Посейдона и Аида, причем печатью священного числа «3» отмечены даже атрибуты их власти – тройная молния Зевса, трезубец Посейдона и трехглавый адский пес Аида.
Автор исследования о символике палеолита М. Кениг приводит много примеров, из которых видно, что число 3 играло какую-то особую роль ещё в палеолите, причём не только у кроманьонцев, но и даже у предшествовавших им неандертальцев. Сакральный характер тройки проявляется и в обрядах, и в поверьях многих народов земли. Например, ритуал, заключающийся в том, что девушка, вступив в брак и уходя в дом мужа, трижды обходит вокруг очага своего дома, существует не только у индоевропейцев, но и у кавказцев. Чеченцы и ингуши при присяге три раза обходили вокруг гробницы предков; перед празднеством выдерживался пост в течение трёх суток, затем празднество продолжалось тоже трое суток. И осетины, и древние евреи выпекали ритуальные треугольные лепёшки, индейцы Гудзонова залива троекратно курили, приветствуя восходящее солнце.
В древности существовало понятие о трёх началах бытия. Они, например, в африканской мифологии называются «реками», а в древнерусских трактатах – «нитями жизни». Эти силы обозначались цветовыми и другими символами. Так, у африканцев белое обозначает благо, чёрное – зло, красное – жизнь. У древних семитов было представление о трёх категориях этических оценок, которые символизировались этими же цветами: белое – честь, чёрное – позор, красное – грех.
Семерка, как и тройка, – волшебное, магическое число, знак совершенства, космического порядка и завершенности цикла. Эту символику во многом предопределили семидневные фазы луны и семь известных в древности небесных тел нашей солнечной системы. В семерке воплощалась и главная тайна мироздания, поэтому неразрешимую загадку мы называем «тайной за семью печатями». В каждой религии это звездное число ассоциировалось с божественными силами. В Древнем Египте семерка – эмблема Осириса, символ его бессмертия; в культе иранского Митры – семь степеней посвящения… В истории человечества магическое число «7» олицетворяло все самое великое и чудесное. Древние греки восхваляли семь выдающихся мудрецов античности, семь непревзойденных шедевров архитектуры и искусства, именуемых Семью чудесами света. Великий Рим, гордый властитель Древнего мира, стоял на семи холмах. В этом геологическом факте римляне усматривали особую милость и благоволение богов к Вечному городу и его гражданам.
Сакральность тройки и семёрки продолжается в числе «9» (трижды три), так что сказочные «тридевять земель» – это еще одна метафора чего-то совершенного и запредельного. Девятка – утроенная триада, символ абсолютного совершенства и законченности. Доказательства тому человек находил и в космосе, и на земле, и даже под землей. Готовясь к выходу в большой мир, человеческий плод девять месяцев зреет и набирается сил в утробе матери. В солнечной системе, образующей мир ближнего космоса, вращаются девять планет. В греческой мифологии законченную полноту совершенства олицетворяют девять прекрасных муз. Девятка часто фигурирует также в магических текстах и ритуалах (особенно лечебных), где используются 9 камешков, 9 щепок, 9 угольков, вода из 9 колодцев: «Найди 9 никогда не кошеных лугов и когда на них вырастет трава высотой в 9 пальцев, собери 9 парней, пусть они ее скосят новыми косами, а 9 девушек пусть их соберут новыми вилами, потом это сено надо варить в 9 новых чанах, этой водой помойся и тогда выздоровеешь».
Приведём несколько примеров обрядов и обычаев, связанных с числом 9. В Сардинии похоронный обряд длился 9 дней. По верованию этрусков, молнию насылают «девять богов». В Англии в день летнего солнцестояния зажигали 9 огней, а в других странах в этот день в костре должно гореть 9 пород древесины. У осетин на Новый год готовили один пирог большого размера и девять маленьких, у древних германцев жертва из 9 животных считалась наиболее значимой, а на торжественных пиршествах подавалось 9 блюд. В Дантовом аду – 9 кругов, о девяти кругах подземного мира говорится в мифах Скандинавии и доколумбовой Америки; девятый вал при шторме считается самым опасным.
Выбивается из ряда благополучных нечётных число «13» – самое роковое, несчастливое число, символ разрушения и смерти. Истоки страшной символики числа «13» таятся во тьме веков. В мифологии древних египтян мистическая лестница, ведущая к Высшему Знанию, насчитывала 13 ступеней, причем последняя из них символизировала загробный мир. В скандинавских мифах имеется рассказ о роковом пире в Валгалле – небесном дворце Одина, куда были приглашены 12 богов, однако гостей оказалось 13 – незваным явился жестокий бог хаоса и раздора Локи, чьи козни привели к смерти светлого и прекрасного Бальдра. Причину мистического страха перед этим числом нетрудно понять, если учесть, что древние евреи обозначали «13» и слово «смерть» одним и тем же знаком. Даже в современную цивилизованную эпоху черная магия «мёртвого» числа продолжает влиять на суеверных людей и целые народы. В США, Англии и Франции на домах невозможно обнаружить такого номера, а в кинотеатрах и салонах самолетов за двенадцатым креслом сразу следует четырнадцатое. В календаре особое опасение вызывает «черная пятница» (пятница, 13-е) – считается, что несчастливый день недели удваивает таинственную разрушительную силу рокового числа. Страх перед ним и в наше время настолько распространен, что психологи обозначили его специальным термином – «трискайдекафобия».
Среди учёных распространено мнение, что левая сторона – это потусторонний мир, мир, казавшийся человеку чуждым, более сильным, непонятным («чужой» мир, мир «наизнанку»), а правая сторона – это мир людей («свой», наш мир). В мифах эти миры неразрывно связаны между собой. Похоронные и поминальные обряды, обряды кормления могил и встречи «дзядов» (белорус. – «деды», предки) содержат в себе целый ряд моментов, указывающих на то, что оба мира жизненно необходимы друг другу. Мир творится из хаоса, поэтому любое движение в мифах всегда начинается «оттуда», из того, «иного» мира. Жизнью следует называть не только наше присутствие здесь, а цикл: жизнь в том мире – жизнь в этом мире – жизнь в том мире – жизнь в этом мире и т. д. Переходы осуществляются с помощью рождения и смерти. Иной мир столь же реален для архаического человека, что и земной.
Интересно предположение Н. Л. Пятковой о том, что люди накапливают энергию в «том» мире и приходят в «этот» мир, чтобы её потратить: «там» берем, «здесь» тратим. Поэтому «логично было бы предположить, что в мифе человек, герой и даже бог умирают, погибают тогда, когда их существование теряет свой смысл, когда энергия, взятая ими в потустороннем мире, оказывается истраченной. Смерть – это поход за силой. Во всех календарных обрядах и обрядах жизненного цикла мы встречаем имитацию биологической смерти, инсценированную участниками обряда. Они умирают „понарошку“, но этого оказывается достаточно, чтобы, …пережив смерть, попасть в потусторонний мир, напитаться силой там и вернуться в наш мир… Следовательно, чем чаще „умираешь“, тем дольше живешь… Подобная логика прослеживается во всех мифологических текстах и обрядовых действиях… При этом вовсе не обязательно, чтобы смерть была буквальной: вспомним инициационные или шаманские „смерти“…» [24]. Смерть в мифологическом сознании всегда воспринимается не как конец, а как переход. Весь мир для древнего человека – это путь между жизнью и смертью.
Ещё раз подчеркнём: левая сторона – это «чужой» мир, а правая – «свой», причем в мифологическом мышлении всё «своё» воспринимается положительно (оно «своё», и поэтому оно хорошее), а всё «чужое» воспринимается как потенциально опасное, как потенциально враждебное.
В древнейших представлениях «своё» и «чужое» пространство мыслятся как совокупность концентрических кругов: в самом центре находится человек и его ближайшее родственное окружение, а степень «чужести» пространства возрастает по мере удаления от центра, от «мира своих» (человек, дом, двор, село, поле, лес). «Русское слово „пространство“ указывает на развёртывание мира от центра вовне – мир „простирается“, – пишет В.А.Соловьёва. – В волшебных сказках герой часто отправляется как раз на периферию, в зону хаоса, полную опасностей, так как там обитают злые силы, таящие смерть. Победа героя над ними означает освоение самого этого места, приобщение его к организованному культурному пространству или уничтожение самого места, чтобы не завелась впредь вредоносная сила» [28].
Центр горизонтального пространства – территория обитания «своих» людей, а вся остальная земля за её пределами относилась к «чужому» пространству. Рассматривая себя как центр мира, люди выработали устойчивые обычаи: например, отправляясь в дальнюю дорогу, они кланялись «на все четыре стороны». Этим самым они обращались к «своему» миру, стремясь обрести поддержку и благословение своим начинаниям. Своеобразный центр имели и микропространства. Так, в доме центральными считались печь, красный угол, матица (центральная потолочная балка), которые всегда освящались при переезде в новый дом. Возле них начинались семейно-бытовые обряды и ритуалы.
«По горизонтали пространство чётко разделялось на „левое“ и „правое“, – утверждает В.А.Соловьёва. – Правое соотносилось с положительным, „чистым“, а „левое“ – с отрицательным, „нечистым“… Связью между разными точками пространства является путь. Чаще всего это два крайних предела: „свой“ и „чужой“ миры; культурно организованное человеком пространство – непространственный хаос; видимое – невидимое царства. В волшебных сказках герой живёт в неопределённом „некотором царстве“, из которого он отправляется в ещё более неопределённое „государство“, а то и „туда, не знаю куда“, движется из какого-то условного центра на окраину. Путь совершается обычно по кругу: суточный, годовой путь Солнца… Линейный путь героя по принципу „ухода“ и „возвращения“ всегда сопряжён с трудностями (огненная река, великаны, Баба Яга, Змей) и требует героических усилий. Поэтому он должен соблюдать строгие правила при переходе из одного места пространства в другое: выдержать предварительные испытания, выполнить условие не оглядываться назад. Достижение конца пути и возвращение приводят к добыванию какого-либо средства на благо рода или к уничтожению противостоящих жизни злых начал» [28].
В.А.Маслова предлагает своё понимание мифологической модели пространства, согласно которой границы вселенной расходятся «от человека» концентрически всё большими и большими кругами: человек – дом – родина – чужбина [19].
Самый ближний круг, микрокосм – это сам человек. Его граница – тело и одежда, прикосновение к которым расценивается как нарушение норм.
Следующий круг мифологической модели пространства – дом человека, его ближайшее окружение. Основная функция дома – защита и ограничения. Дом – это мир, приспособленный к человеку и созданный им. Принадлежность человеку – основной функциональный признак дома. Элементы дома – крыша, печь, дверь, окно, порог, пол – это границы дома. Верхняя граница – крыша, защита сверху (покров) – отсюда русское выражение «дать приют под крышей». Окно – тоже граница дома, как и порог, который считался местом жительства духов и домового. В древности под порогом погребали детей, некоторых предков, души которых якобы охраняли жилище. До сих пор о пороге существует множество суеверий: нужно оказывать почтение порогу, поэтому нельзя становиться и садиться на порог, прыгать через него; ни в коем случае нельзя наступать на порог не живущему здесь человеку – с этим связан обычай у многих народов переносить невесту через порог. В представлениях славян порог – защита для человека. Дверь – это средство связи с миром. В фольклоре – закрытую изнутри дверь нельзя без разрешения открывать снаружи.
Выход за порог дома, за дверь, тем более за околицу села – это покидание собственного обжитого пространства, переход от «своего» к «чужому», что связано для человека с началом приключений, испытаний и опасностей. Но между «своим» и «чужим» миром есть ещё одна, самая сильная граница – кладбище, где мёртвые как бы охраняли своё пространство.
Последняя граница вокруг человека – это граница «своей» земли, родины. Там – за границей – находится «чужое» пространство, которое отождествляется с потусторонним миром. У древнего славянина переход через эти границы требовал смены костюма, а часто и внешности; изменения норм поведения, деятельности.
Важно отметить, что граница (рубеж), разделяющий «свой» мир и «чужой», – самое опасное место, где человека часто подстерегают повороты судьбы. Во-первых, потому, что граница – место наибольшего удаления от центра «своего» мира, а значит, это место, где максимально ослаблены силы «своего» пространства. Во-вторых, потому, что граница – это место, где начинают действовать законы «чужого» пространства. Все люди, имеющие контакт с другими мирами, располагаются и в мифологии, и в фольклоре, и в литературе на границе своего пространства: на окраине села, города, на опушке леса, на берегу моря и т. д.
В мифологическом мышлении границы между свои и чужим, между левым и правым, жизнью и смертью реально, материально существующие. Всякое «своё» место огорожено и оформлено в противоположность внешней стихии «чужого» и мрачного. «Своё» мыслится как обжитый и сокрытый «град» («огород», «огороженное место»), или как «дом», границами которого становятся стены, крыша, порог, дверь (вход-выход). В древних мифологиях и фольклоре «Своё» и «Чужое», царства живых и мертвых чаще всего отделяют реальные или мифические горы и реки, а также дороги и перекрестки (распутья, росстани (развилки)). Так, например, реальные или мифические горы представляли собой «ось мира», как границу «Своего» и «Чужого», вход в мир духов, подземный или небесный в индийской, китайской, корейской, японской, тибетской и других мифологиях. В китайской мифологии таковыми считались несколько гор (Тайшань, Дунъюэ, Куньлунь и другие), которые являлись границами между реальным и «подземным» Китаем, входом в «нижний» мир. Именно в горах с героями китайских «рассказов об удивительном» происходят всякие превращения и встречи с миром духов («чужих»).
Часто в фольклоре и древних мифологиях границей «Своего» и «Чужого» является реальная или сакральная река (в последнем случае, погружение в ее воды означает смерть). Так, например, в китайской мифологии Жошуй («слабая вода») – особая река, протекающая под священной горой Куньлунь и разделяющая мир мёртвых и живых; в мифологии эвенков, эвенов, нанайцев Энгдекит – шаманская река, которая соединяет верхний и нижний миры; в древнеиранской мифологии волшебный мост Чинват переброшен через водную преграду, разделявшую мир мёртвых и живых; у врат подземного Хеля (Нифхеля), скандинавского царства мёртвых, течет река Гьёлль; в античной мифологии на крайнем западе за рекой Океан, омывающей землю, находится вход в мрачные глубины Аида, который охраняет пёс Кербер (Цербер), в свою очередь, Аид окружают и пересекают подземные реки – Ахеронт, Кокит («река плача»), Стикс («ненавистная»), огненный Пирифлегетон (Флегетон), Лета («река забвения»); Дунай в представлениях древних славян – нарицательное слово, обозначающее далекую, незнакомую реку, глубокие воды, море, и, в том числе, «некий главный рубеж, за которым лежит земля, обильная богатством и чреватая опасностями… граница благодатной земли и вожделенная цель всех устремлений» [15, с.198—199].
В мифологии и фольклоре часто в качестве границы «Своего» и «Чужого» выступает дорога или перекресток (распутье, росстань (развилка)). Перекрестки дорог, а так же лесные чащи, заброшенные могилы и морское побережье – места действия злых духов бута (буто) в индуистской мифологии балийцев и яванцев; перекрестки и глухие места выбирались для культа китайского божества (бога или богини оспы) Доу-шэня; в древнекитайской мифологии на перекрестках (маогуй) или реке (чжуганьгуй) поджидают свои жертвы неупокоенные души (духи) умерших; греческая богиня колдовства Геката – «богиня трех дорог» (тройной власти на небе, земле и под землей), «обитает» на распутье или перекрестке дорог, где ей обычно приносили жертвы; в славянской мифологии колдун или любой человек, сознательно вступающий в союз с нечистой силой, вызывает черта в нечистых местах – на перекрестке дорог (и в бане), сняв с себя крест; в русских сказках камень на развилке дорог с предостерегающей надписью («Направо пойдешь…») маркирует границу между мирами.
Различные мифосистемы находят «совпадающие выражения для характеристики мира, лежащего по ту сторону границы»: то, что не дозволено у нас, дозволено у них. У «Нас» господствуют «законы, хорошие установления и порядок», у «Них» – беззаконие, плохие установления, беспорядок. «Своё» пространство хорошо знакомо, привычно, обжито, устроено, упорядочено, безопасно и отгорожено от незнакомых, непривычных, опасных мест, где живут «чужие».
Кто же эти чужие? «Чужие» – обитатели потустороннего запредельного, хаотического, перевернутого мира, монстры и чудовища, всякого рода нечисть (черти, ведьмы, привидения, призраки, вампиры, оборотни и т. п.), враги, чужеземцы. «Чужие» по внешнему виду необычны, странны, иногда похожи на монстров. Во всех мифологиях «чужие» являлись «… своеобразным олицетворением неподвластных человеку и потому темных и пугающих сил природы», «все силы, угрожавшие традиционному укладу» [36, с.237—238].
В фольклоре разных народов «своих» (живых) от «чужих» (мёртвых), которые не пахнут, отличает специфический запах. Стражи границы (Баба-Яга, великаны, людоеды и т. д.) чувствуют этот запах: «Пахнет человеческим (русским) духом!». Например, Яга узнает врага по запаху: «Фу-фу-фу! прежде русского духа слыхом не слыхано, видом не видано; нынче русский дух на ложку садится, сам в рот катится».
В фольклоре и мифологиях древних народов «Чужое» пугает. Поэтому путешествие в чужие края наполнено риском и опасностями.
Странствия в чужих землях навсегда изменяют героев (Гильгамеш, Одиссей, Ясон и аргонавты и др.), превращают их из «своих» в «чужих»: спустившиеся в ад, ушедшие из дома странники, могут сгинуть на чужбине или вернуться неузнаваемо преображенными, оскверненными.
Разделение пространства на «своё» и «чужое» отчётливо прослеживается в заговорных текстах. Т. Н. Свешникова, анализируя только один фрагмент лечебных заговоров – формулу отсылки болезни – приходит к интересным выводам:
1. В заговорах болезнь отсылается в чужой, иной мир, в мир мёртвых. Далекими, чужими считаются такие элементы пространства, как лес – черный, глухой, немой, пустой, сырой, темный, дремучий («отнесите его в тёмные леса, в далёкие края, за синие моря, на желтые пески», «поди в тёмные леса, в зыбучие болота»), горы – крутые, высокие, вершины гор, горы, не имеющие названия («быть тебе по болотам, по гнилым колодам, за тёмными лесами, за крутыми горами, за жёлтыми песками», «посылаю за быстрые реки, за высокие горы, за темные леса», «понеси их за горы высоки, за леса дремучи, за моря широки, за реки глубоки, за болоты зыбучи, за грязи топучи»), море, глубь моря, край моря, «Окиян», болото («понеси её в сине море», «поди на Окиян море», «пошлю я вас во чисты поля, во сини моря, во гнилы болота»). Интересны также отсылки болезни на край земель, на край вод, в глубь земли и под землю, в сырую землю, под гнилую колоду, под смоляной пень. Все перечисленные места отсылки болезней – это не что иное как граница, последняя черта, за которой начинается чужой мир, или это сам чужой мир.
2. Исследователи текстов заговоров обычно отмечают тесную связь мира заговора с миром крестьянского дома, с крестьянским бытом, деревенскими занятиями, ремеслами и полевыми работами. Поэтому изгнание болезни в чужой мир обычно сопровождается формулами, из которых явствует, что в чужом мире в отличие от своего мира всё устроено совершенно по-иному, при этом перечисляются бытовые подробности, очень точно характеризующие свой мир. Вообще чужой мир, как известно, может описываться как обратный своему, т.е. свой мир со знаком минус. Так, например, болезнь отсылается туда, где петухи не поют, куры не кудахчут, собаки не лают, кошки не мяукают, коровы не мычат, т.е. в тот чужой мир, где нет домашних животных («где люди не заходят, там петух не поет», «где скот не бродит; где люди не ходят, и кони не бродят, и птица не летает»). Эти формулы нередко включают в себя прилагательное «черный», которое усиливает их отрицательную символику: «Где черный петух не поет», «Где черная собака не лаяла», «Черная кошка не мяукает», «Черная корова не мычит». Часты отсылки болезни туда, где девица косы не заплетает, где молодец топора в руках не держит, где у молодца [из-под топора] щепки не летят; где молодец молотом не ударяет: где молодец не гикает, где у доброго молодца детей не бывает; где дитя малое не плачет. Болезнь изгоняется также туда, где топор не стучит, где топор не рубит, где бык в ярмо не впряжен, где зеленую траву не косят, куда крылатая птица не залетает, и удалый молодец на коне не заезжает, «где нет ни дня, ни ночи, ни солнца, ни луны», «где солнце не огревает, где люди не ходят и не бывают».
3.Одна из существенных черт заговоров – распределение животных по их принадлежности к своему или чужому миру. Так, волк, сова и сыч относятся к чужому миру в отличие от собаки, кошки, коровы, курицы и петуха, которые^ принадлежат к своему миру («И пошлю их / В чёрный лес, / Где воют чёрные волки, / Куда зовет их чёрная сова, / Где их ждет сыч смерти»). Для заговоров характерны формулы и отсылки болезни и вредителей к рыбе («Туда не ходите. / Пойдите в море, / Там есть большая рыба, / С золотой чешуёй. / Долотом вспорите её, / Кровь ладонями выпейте, / На смертном одре оставьте её»).
Таким образом, формулы отсылки болезни рисуют достаточно отчетливо свой мир, который находится наверху, на земле и населён людьми, животными, птицами, причем все это движется и звучит, люди занимаются ремеслами, в то время как чужой мир расположен под землей, в море, в глубине моря, на горе, на вершине горы, на краю земли, в лесу и т.д.; он пуст, нем, неподвижен, и лишь отдельным животным находится там место [25, с.122—127].
Таким образом, в основе любой мифологии лежит разделение мира на «Своё» и «Чужое», что соотносится с Жизнью (своё, правое) и Смертью (чужое, левое).
Слово «жизнь» у славян раньше звучало как «живот» и означало: тело, существование, имущество. От него произошли названия основной еды славян – жита, пшеницы; дома – жилья; богатой жизни – житухи; скота – животины, живности, целебных, заживляющих, лекарств и многого другого. Наоборот, слова с отрицательной приставкой к слову жизнь имели зловещий характер. Например, нежить – смертельная болезнь и духи смерти.
Что же такое жизнь в представлении славян?
По мысли древних людей, человеческая жизнь – это непрерывный цикл рождения и смерти: человек «исчезал» на одном уровне и «вновь появлялся» уже на другом, уже в новом качестве; он «умирал» и «снова рождался».
Естественная биологическая смерть не воспринималась язычниками как окончательная гибель, полное исчезновение человека. Смерть была для них ещё одним переходом в новое качество, когда разрушалось тело, но бессмертная душа оставалась неприкосновенной. Кроме того, душа вполне могла возвратиться, войдя в новорожденного младенца. Вот почему во все времена и у всех народов детям старались давать имена прославленных, уважаемых предков. В связи с верой в переселение души умершему при погребении придавалась поза эмбриона, что должно было подготовить его к новому рождению.
«Жизнь человеческая находится между двумя великими тайнами: тайной нашего появления и тайной исчезновения… Считалось, что небытие после смерти то же, что и небытие до рождения, что земная жизнь дана человеку как бы в награду и дополнение к чему-то главному, что заслонялось от него двумя упомянутыми тайнами», – так писал в своей блестящей книге «Лад» Василий Белов [5, с.180]. Жизнь, по Белову, это определённая ритмичность: «Человек менял свои возрастные особенности незаметно для самого себя, последовательно, постепенно… Младенчество, детство, отрочество, юность, молодость, пора возмужания, зрелость, старость и дряхлость сменяли друг друга так же естественно, как в природе меняются… времена года. Между этими состояниями не было ни резких границ, ни взаимной вражды, у каждой из них имелись свои прелести и достоинства… Можно лишь сократить или удлинить какое-либо возрастное состояние, но ни перескочить через него, ни выбросить из жизни невозможно» [5, с.180].
Можно жизнь человека представить и несколько иначе: рождение – имя наречение – взросление (с обязательной инициацией) – свадьба – семейная жизнь – смерть. И снова – повторение того же цикла… [Подробнее: 26, с.83—110].
В славянской мифологии жизнь, плодородие, долголетие, юность, красоту природы и человека олицетворяют богиня Жива (Живана, Сива) у балтийских славян и Род у восточных славян.
Богиня Жива – это одно из главных женских божеств древних славян, богиня жизни. Её второе имя – ДЕВА. Она контролирует мир целиком и следит за исполнением законов Рода. В то же время Жива достаточно мудра, чтобы никогда не вмешиваться в жизнь смертных без крайней необходимости. Вероятно, именно поэтому народный фольклор не сохранил упоминаний об этой богине. Тем не менее, известно, что в полабском городе Ратибор располагалось одно из крупнейших славянских капищ – Живец, которое являлось святилищем Живы. Здесь её чтили веселием и невоздержанием. Идол её украшен был золотом и серебром, с цветами на груди. В одной руке она держала яблоко, а в другой – кисть винограда с зелёным листом. Волосы у неё свисали до ног. Она даровала продление жизни, от неё зависел и урожай злаков. К её храму в первые дни мая стекался народ, прося богиню, которую почитали источником жизни, о долгом и благополучном здравии. Перед её идолом ставили приношения из всяких плодов древесных во время их сбора, из всякого рода хлебов во время уборки последних. Особенно приносили ей жертвы те, которые слышали первое пение кукушки. Думали, что высочайший владыка Вселенной превращался в кукушку и сам предвещал продолжение жизни… Именно кукушка считалась воплощением Живы. Считалось, что прилетает кукушка из Ирия – небесного рая, где она обитает рядом с богами, поэтому ей ведомы секреты будущей жизни. И именно у кукушки пытались узнать, сколько времени отмерено для жизни человеку на земле: «Кукушка, кукушка, сколько лет мне осталось жить?». Она же предвещала начало лета и сопутствующих ему гроз. По ее голосу гадали о том, насколько удачным будет замужество, удастся ли собрать хороший урожай.
Богиня Жива была животворящей, то есть воскрешающей не только умершую на зиму природу, но и чувства людей. Жива властвует, когда зеленеют, расцветают поля и леса, сады и огороды, когда люди, очнувшись от унылого зимнего сна, словно впервые видят красоту весенней природы, красоту расцветающей молодости, впервые познают прелесть любви и нежности. Именно весной можно увидеть Живу или Живиц, ее молоденьких прислужниц, в виде прекрасных дев. Наверное, именно поэтому главным цветом Живы считали зелёный, а камнем – изумруд.
К Живе обращались чаще всего те, кому Род указал («на роду написано») слишком краткий срок жизни. Если ее хорошенько попросить, она может даже нарушить предписания Рода и продлить человеку жизнь. Живе посвящались целые рощи, где устраивали празднества в ее честь, потому что именно она почиталась как создательница лесов.
Еще одно имя Живы – Красопаня. Именно так называлась в старину прекрасная звезда Венера. У Живы есть помощница – Сейвина. Весной именно она направляет руку пахаря и сеятеля, чтобы ровно ложилась борозда, не сыпалось зерно мимо. Затем она поит землю живительной влагой.
О Живе есть красивые легенды.
– Когда Род сотворил первых славян, он поручил богине Живе раздуть огонь жизни и вложить живые искорки в грудь каждого человека. Жива собралась взяться за это, однако ей не понравились лица, которыми Род наделил людей. И она быстренько переменила их, сделав женщину похожей на себя, а мужчину – на Дажьбога. С тех пор славяне все были необыкновенно красивы, но неотличимо похожи друг на друга. Жива дала им имена: Муж и Жена. После Всемирного потопа, когда люди вновь заселили Землю, Жива больше не меняла их лица по образу своему и подобию, однако славянские женщины по-прежнему самые красивые из всех, а имена Мужа и Жены навечно сохранились в памяти людей.
– Когда Дый сотворил землю, он забыл насадить на ней деревья. И вот однажды богиня Жива спустилась с небес поглядеть на новую планету. Она так устала, бродя по горам и долинам под палящим солнцем, что присела отдохнуть – и задремала. И в эту минуту увидал ее великан Болот.
– Он немедленно воспылал к прекрасной богине нечистой страстью и схватил ее в свои объятия. Кое-как Живе удалось вырваться, и она бросилась бежать. Однако до моста-радуги, по которому можно подняться в небо, было еще далеко. А Болот уже близко… От быстрого бега коса Живы расплелась, из нее выпали гребень и лента. И в то же мгновение на пути Болота вырос лес, через который протекала река. Болот влетел в нее с разбегу и чуть не утонул. А при взгляде на деревья, которых великан в жизни не видывал и даже не знал, что это такое, Болот окончательно испугался и бросился наутек с такой же быстротой, с какой только что преследовал Живу. Богиня спокойно взошла по радуге на небеса, однако не стала забирать ни ленту, ни гребень. С тех пор на земле появились леса и рощи, а те из них, через которые протекали реки, считались священными и посвящались Живе.
Праздник Живы – Живин день – отмечался 1 мая. Люди готовились к этому празднику, в это время нарядные девушки и юноши собирались у реки и у леса, купались, обливались весенней водой, водили хороводы, устраивали веселые игрища, пели песни, просили Живу о счастье, здоровье, хорошем урожае, благодарили за жизнь и продолжение рода. В этот день разжигали обрядовые костры на берегах рек, и молодые люди прыгали через огонь, они верили, что священный огонь очищает от наваждений после долгой зимы, и дарит новые животворящие силы и долголетие. Юные девушки-невесты, заплетали венки из полевых цветов, и эти венки бросали в реку, с просьбами к Живе о любви и счастливом замужестве. В этот Живин День молодые женщины приходили на праздник и молили богиню помочь с рождением детей, чтобы они родились здоровыми и были счастливы. А ещё во время праздника славяне просили Живу продлить годы, они знали ее силу жизни, которая сильнее судьбы.
Один из атрибутов праздника – Молитва-славление:
Светлая Матушка – Жива!
Славим Тебя за Силу Твою ЖивоТворную,
Ты есть Источник Воды Чистой,
Луч Света РОДа Всевышнего,
который Жизнь дает и Здоровье приумножает.
Сойди, Матушка, со Саврги Синей
и войди в жито-пшеницу нашу,
дабы напилась она Силы Божьей.
Пусть в кореньях, стеблях и колосьях
прибывает Свет РОДа Всевышнего!
Матушка-Жива,
видим мы, как Лучи Твои ИсЦеляют болезни все,
ибо есть Ты ВсеБлагая и ВсеЛюбящая,
Величественная и ВсеИсЦеляющая
Матушка Наша!
Слава Живе!!! [27].
Ещё одним олицетворением Жизни в мифологии восточных славян был Род, который отвечал за процветание и приплод всего живого в природе, за преумножение рода людского, за брак и любовь между людьми. Это был бог неба, грозы, плодородия. О нём говорили, что он едет на облаке, мечет на землю дождь, и от этого рождаются дети. Род – повелитель земли и всего живого, он – бог творец, он дает начало всему сущему на земле, дождю, снегу, водной и огненной стихиям, урожаю, человеку. Именно эта точка зрения сейчас является приоритетной у учёных. «Источник жизни, бытия живых существ во Вселенной» – вот как о нём удивительно поэтично и образно повествуется в «Книге Коляды».
Имя Рода восходит к иранскому корню со значением божества и света, а в славянских языках с корнем «род» большое количество важнейших слов: наРОД, РОДство, РОЖДение, РОДня, уРОЖай, РОДина, приРОДа, РОДник. Кстати слово «урод» у славян означало вовсе не то, что мы привыкли под ним подразумевать. Урод – означало «первенец, первый ребенок в роду, человек, стоящий у истока рода». А человека глупого и страшного славяне называли «выродок». Такое разнообразие однокоренных слов, несомненно, доказывает величие этого бога.
У западных славян олицетворением начала мира, Великого Творца был Святовид (Святовит, Световид, Святович). По представлениям древних славян, Святовид – это гигантский атлант, который держит на своих плечах мир и остальных богов.
Интересно, что археологами не найдено ни одного идола, изображающего Рода. А вот символом бога Рода, по утверждению некоторых учёных, может выступать стилизованная свастика, эмблема мироздания у славян. Птица Рода – утка. Рыба Рода – щука. Особое чествование Рода приходится на 21 апреля (православный Родион- ледолом). Праздник этот называется по-язычески Радогощем.
Вместе с богом Родом часто упоминаются некие женские божества – рожаницы. Рожаниц, очевидно, было две: Мать (Лада) и Дочь (Леля), подобно тому, как две богини, мать и дочь, присутствуют и в греческой мифологии: Деметра и Персефона. Эти парные женские божества являлись олицетворением умирающей осенью и возрождающейся с приходом весны природы.
Рожаница-Мать связывалась славянами с периодом летнего плодородия, когда созревает, тяжелеет, наливается урожай. Это немолодая, добрая, полнотелая, почтенная хозяйка дома, мать многочисленного семейства. Древние славяне дали ей имя Лада, и с ним связано, пожалуй, не меньше слов и понятий, чем с Родом. Все они имеют отношение к установлению порядка (ЛАДа): «ЛАДить», «наЛАЖивать» и так далее. Порядок при этом мыслился в первую очередь семейный: «ЛАДа», «ЛАДо» – ласковое обращение к любимому супругу, мужу или жене. «ЛАДины» – свадебный сговор. Болгарское «ЛАДуванье» – гадание о женихах.
Но сфера деятельности Лады отнюдь не ограничивалась домом. Она покровительствовала ещё матерям и детям. Ее любил весь народ, женщины приносили ей в жертву вышивки, платки, кольца, которые оставляли на деревьях в священных рощах. Потом, в христианские времена, подобным образом начали украшать иконы Богоматери, на которую невольно перенеслась прежняя любовь к богине Ладе. А ещё некоторые исследователи признают Великую Ладу матерью двенадцати месяцев, на которые делится год. А ведь месяцы, как мы знаем, связаны с двенадцатью созвездиями Зодиака, которые, согласно астрологической науке, оказывают влияние на человеческую судьбу!.. И тогда Лада предстаёт перед нами не просто Богиней лета, домашнего уюта и материнства, она связана ещё и со всеобщим космическим законом. Поэтому, наверное, не случайно знаком Лады считается круг с треугольником посередине, где острый угол направлен вниз, а основание треугольника- вверх. Круг здесь обозначает вселенную, а треугольник – сердце этой Вселенной.
Символ Лады – белый лебедь как истинный символ чистоты, небесной любви и семейной верности. Зимой птицей Лады считалась синичка, для которой старались оставить корм под деревьями или подвешивали на ветки кусочки мяса.
Богиня Лада была известна многим европейским народам. Литовцы и их соседи, летты, во время купальских празднеств славили Ладу. Они пели: «Lada, Lada, dido musu deve!» («Лaдa, Лада, великая наша богиня!») – и приносили в жертву белого петуха. Но в славянских землях Ладу почитали более, чем где-либо. Сохранились сведения о том, что в дохристианские времена в нижней части Киева, на Подоле, стоял величественный храм Лады. В центре стояла статуя божественно красивой женщины в розовом венке. Ее золотые волосы были украшены речным жемчугом, а длинное русское платье, перехваченное в талии золотым поясом, покрывали драгоценные и сложные орнаментальные вышивки. Она держала за руку крылатого младенца, своего сына и бога любви Леля. У основания статуи дымились благовония, лежали груды цветов, которые служители ежедневно заменяли новыми букетами. В честь Лады, которую ещё на Руси называли Щедрыней, 19 января устраивали праздник – щедровки. В честь Лады пелись песни, восхвалявшие согласие и мир, любовь к людям. Пробивали на замерзших озерах и реках проруби, чтобы «Лада дышала». В эти проруби бросали дары Ладе: пироги, зерно, оЛАДьи (не сохранилось ли воспоминание о богине в звучании этого слова?), – а лёд украшали разноцветными лоскутками и поливали разноцветными отварами трав в знак скорого наступления весны. Затем начинались пированья и гулянья.
Тогда же пели:
Благослови, мати,
Ой мати Лада, мати!
Весну закликати…
Другой праздник в честь Лады назывался Стадо – теперешняя Троица. Этой богине посвящались божьи коровки, убивать которых считалось грехом, а также цветок зоря (любисток), возбуждающий сердечную страсть. Олицетворяла Ладу береза, ветви на которой кое-где и по сию пору завивают на Троицу, как будто заплетают богине косы.
В старинных праздниках при встрече восходящего солнца всегда призывали эту богиню: – Ой, Ладо! Именно она разгоняла зимние туманы и открывала путь Весне. Считалось, что некогда именно Лада была хранительницей живой и мертвой воды, но потом, когда боги создали людей и насадили для них Ирий-сад, волшебные источники начали бить у корней мирового древа.
Вообще Лада напоминает Венеру (Афродиту) античного мира и светлую красавицу Фрейю скандинавских сказаний. Сходство с Ладой-Рожаницей у Фрейи еще и в том, что она сопровождает тени усопших в загробный мир, то есть имеет отношение к судьбе человеческой души.
Существует множество старинных обрядов, посвященных богине Ладе. Обряды эти направлены, обычно, на гармонизацию семейных отношений, улучшение личной жизни, смягчение злобного характера, а также для привлечения в жизнь любви.
К златому Солнцу руки протянуть,
О, это величайшая отрада!
По Ирию неспешно ходит Лада —
Жена Сварога, Женственности суть.
В лучах её небесной красоты
Сияет солнце, и смолкают грозы,
И преклоняют ландыши и розы
Пред ней свои чудесные цветы.
Она смеётся, и не могут Боги
Пред этою улыбкой устоять
Ликуют все небесные чертоги!
Леля – дочь Лады, младшая Рожаница. Вдумаемся: недаром детскую колыбель часто называют «люлькой», нежное, бережное отношение к ребёнку передают словом «лелеять». Аист, якобы приносящий детей, по-украински – «лелека». А само дитя и сейчас иногда называют ласково «лялечкой».
Одна из славянских легенд рассказывает: «У великой Лады, у Матери Лады, была юная дочь. Звали ее просто Доченька – Леля, Лелюшка, Полелюшка… Подросла Леля и стала гулять по лугам, по густым тенистым лесам, и шелковая мурава сама льнула ей под ноги, чтобы распрямиться еще зеленее и гуще. А минуло время, начала Леля вместе с матерью обходить и объезжать поля, тянуть за зеленые ушки едва проклюнувшиеся всходы, и Люди увидели, что никогда прежде не было на Земле таких урожаев. Стали они славить Лелю наравне с матерью и чтить как рожаницу, называть весной-кормилицей. У Лады стали просить разрешения закликать – зазывать в гости Весну, а когда Мать позволяла, готовили Дочери дерновую скамью, проросшую травами, ставили подношения: хлеб, сыр, молоко. Это был девичий праздник, мужчин, любопытных парней близко не подпускали. Жгли в честь Матери с Дочеръю огромный костер, окруженный двенадцатью другими, поменьше, в честь Месяцев, и с пеплом того костра смешивали семена, умывали им лица, давали больным. И никто, говорили, не помнил, чтобы не помогло» [9, с.18—19].
Славянская Леля – Богиня трепетных весенних ростков, первых цветов, юной женственности. Поэтому и представляли её русоволосой юной красавицей, которую можно увидеть на опушке леса или на берегу реки. Её обожают животные, ветер ласкает её волосы. Славяне считали, именно Леля заботится о едва проклюнувшихся всходах – будущем урожае. Лелю-Весну торжественно «закликали» – приглашали в гости, выходили встречать её с подарками и угощением. Символ богини весны Лели – береза. Также Лелю часто связывают с плакучей ивой, которая символизирует несчастную любовь. Металл Лели – серебро.
Существует один девичий праздник, который назван в честь этой богини, – Лельник. Приходится он на 22 апреля (по современному календарю 5 мая).
Следы культа рожаниц можно встретить и в наши дни. И сейчас вышивальщицы используют в своем творчестве излюбленный мотив с изображением парных женских существ: женщин, медведиц или олених. Рожаницы имеют и другие изображения. Например, нередко эти божества предстают в образе рожающих женщин.
Для того, чтобы расположить к себе рожаниц, люди преподносили им дары: творог и пироги из нового зерна.
Праздник Рода и рожаниц отмечался 21 (8 – по старому стилю) сентября как праздник урожая, и он носил название «осенины» или «оспожинки». Обычно в Осенины устраивалось угощение, на которое собиралась вся семья. Для празднества из муки нового урожая пекли пирог, на столах обязательно должны быть хлеб, каши из разных круп, сыр, творог и хмельной мед. Славили Мать-Сыру-Землю за то, что родила хлеб, овощи и фрукты. А ещё встреча осени отмечалась обновлением огня: старый огонь гасили и зажигали новый, который добывали ударами кремня.
Ритуальные пиры в честь Рода и Рожаниц, по-видимому, происходили так: после уборки урожая устраивалось «собрание», на котором пелись песни, поедались кушания из продуктов земледелия и ходили по кругу чаши с медом. Женщины ходили на реку встречать осенину. С собой они несли каравай свежеиспечённого хлеба – символ достатка, изобилия и материального благополучия. На берегах рек девушки водили хороводы. Самая старшая из них становилась в центр с хлебом в руках, а остальные танцевали вокруг неё и пели обрядовые песни. По окончании хоровода хлеб делили и раздавали для лечения людей и домашних животных.
Заканчивался праздник принесением требы Роду:
СЛАВА РОДУ ВСЕСУЩЕМУ
ВСЕБОГУ ВСЕДЕРЖИТЕЛЮ!
СЛАВА РОДУ НЕБЕСНОМУ
ДА ПРЕДКАМЪ НАШИМЪ!
СЛАВА РОДУ ЗЕМНОМУ
ДА ВСЕМЪ СОРОДИЧАМЪ
ПО ПРАВИ ЖИВУЩИМЪ!
ГОЙ! СЛАВА! СЛАВА! СЛАВА!
Праздник Рожаниц справляли ещё и весной – 22—23 апреля (именно о нём говорилось в легенде). В этот день приносили им жертвы растительными и молочными продуктами, которые торжественно, с молитвами съедали на священном пиру, а потом ночь напролёт жгли костры: огромный, в честь Лады, и вокруг него ещё двенадцать поменьше – по числу месяцев года. Согласно традиции, это был женский и девичий праздник. Парни, мужчины смотрели на него издали.
Живе, Роду – Жизни в славянской мифологии противостоит Марена – Смерть и сопутствующие ей образы: Навь, Мара, змора, кикимора и собственно Смерть.
Представления о смерти и посмертной участи человека определяют очень многое в любой культуре, окрашивая её в оптимистические или пессимистические, драматические или спокойные тона. Сегодня для большинства жителей Земли Смерть – страшное слово, и причина страха – неизвестность: никто не знает, что ждет человека после смерти. Но страх перед небытием появился относительно недавно с приходом современной цивилизации. У древних народов всё было несколько иначе.
Сравнивая мифологии разных народов, можно увидеть, что в каждой из них есть поиск ответов на четыре вопроса: Почему люди умирают? Что такое смерть? Что происходит с людьми после смерти? Куда попадают люди после смерти, где находится место обитания смерти и как оно выглядит?
На первый вопрос «Почему люди умирают?» есть, по крайней мере, три ответа: во-первых, люди умирают потому, что раньше не умирали или умирали, но возрождались, а затем почему-либо утратили эту способность; во-вторых, действует идея «прецедента»: некий человек когда-то умер, и с той поры люди умирают; третья идея – это идея наказания: смерть рассматривается как кара за проступок, ошибку, неповиновение.
Сегодня у некоторых племён Австралии, Океании и Африки в мифах о происхождении смерти рассказывается о месяце (луне), змее и сне. Так, например, у австралийского племени аранда есть такой миф: в древности жил человек тотема опоссума, который умер и был похоронен, но вскоре вышел из могилы в облике мальчика; он постоянно умирает и оживает на небе в виде месяца. Связь происхождения смерти со змеей основана на том, что змеи ежегодно линяют, сбрасывая кожу, и как бы омолаживаются. Этот мотив повторяется, например, во многих мифах народов Океании: люди когда-то тоже умели сбрасывать кожу и омолаживаться, но утратили это умение и теперь умирают. В мифологиях народов Африки есть ещё одна причина появления смерти: люди умирают, так как проспали обещанное им бессмертие. У индейцев Америки распространён миф, согласно которому люди умирают потому, что сделаны из непрочного материала: глины, прутьев, травы. У индейцев пуэбло Смерть – это возвращение в прародину. У индейцев известны также мифы, оправдывающие необходимость Смерти (не допустить перенаселения земли и сделать жизнь более разнообразной и привлекательной).
Смерть всегда несла некий отпечаток таинственности и мистичности. Непредсказуемость, неизбежность, неожиданность и подчас незначительность причин, приводящих к смерти, выводили само понятие смерти за пределы человеческого восприятия, превращали смерть в божественную кару за греховное существование либо в божественный дар, после которого человека ожидает вечная и счастливая жизнь.
На второй и третий вопросы «Что такое смерть?» и «Что происходит с людьми после смерти?» большинство мифологий отвечает почти одинаково: смерть – продолжение земного существования человека в несколько ином качестве или в другом мире.
Существует, как минимум, два варианта представления о жизни после смерти. Это реинкорнация и переход на небо/Иной мир/Вырий. Например, хронист Винцент утверждает: «повсеместное прусское безумие – верование, будто бы высвободившиеся из тела души воплощаются вновь в человеческое тело, иные же звереют, приобретая тело зверя». Интересна в этом смысле и русская поговорка: «Не бей собаки, и она была человеком». Мирослав Курганский отмечает, что «в русских народных сказках нередко встречается мотив превращения людей после смерти в растения и животных. К примеру, в сказке „О злой мачехе“ убитая мачехой падчерица после смерти превращается в калину. Прохожие делают из этой калины дудочку, которая сама играет и рассказывает об убийстве».
Вера в реинкарнации – это архаичное явление. Вера в то, что душа человека уходит в «Иной мир» имеет больше доказательств и несколько различных форм.
В древнекитайской, древнеегипетской и древнегреческой мифологиях жизнь и смерть уравнены между собой. Здесь нет и намека на то, что жизнь – это благо, а смерть – зло. Оба мира равноценны, хотя и разделены некой чертой. Египтяне и китайцы глубоко верили в то, что сознание продолжает жить после физической смерти. Они предлагали тщательно разработанные ритуалы, позволяющие как можно легче перейти в новое состояние.
В древнекитайском сознании факт смерти оценивался как нечто, не имеющее глубокого жизненного значения. Иначе говоря, если человек умер, никакой трагедии в этом нет. Он все равно остается среди живых, но уже как усопший. Мертвый уходит от живых условно, он нас не покидает. Мир плотно заселен «живыми мертвецами». Они перешли в другое состояние, но не ушли в другой мир. Вот почему в этой культуре символика смерти носила земной характер. За императором Китая повсюду следовал гроб, который считался атрибутом его земного существования. Заблаговременная подготовка могилы для престарелых родителей считалась актом заботы и милосердия. Покинув часть земного мира, усопший отправлялся к другим людям, которые умерли раньше, но все же никуда не исчезали. Отсюда культ предков, который весьма характерен для этой культуры.
Не разделяли земной и потусторонний мир и египтяне. Загробная жизнь считалась продолжением земной, но только в могиле: ТАМ так же, как здесь. Поэтому смерть и не казалась чем-то ужасным, к ней относились совершенно спокойно. «Смерть для меня как запах благовония, как странствие под парусом, когда веет ветер. Смерть для меня – как лотосовый аромат, как достигнутый берег страны упоений», – так писал неизвестный египтянин. Необходимые условия продолжения жизни после смерти – сохранение тела умершего (отсюда обычай мумифицировать трупы), обеспечение жилища для него (гробницы), пищи (приносимые живыми заупокойные дары и жертвы). Позднее возникают представления о том, что умершие (т. е. их души) днём выходят на солнечный свет, взлетают на небо к богам, странствуют по подземному царству. Странствующую по подземному царству душу подстерегают всевозможные чудовища, спастись от которых можно при помощи специальных заклинаний и молитв. Над покойным Осирис вместе с другими богами вершит загробный суд, который подробно описан в «Книгах загробного мира»: на одну чашу божественных весов кладётся сердце человека, на другую помещается фигурка богини истины Маат. Если сердце было отягощено грехами и дурными деяниями, оно нарушало равновесие, и тогда умерший был обречён на съедение страшным чудовищем Амамат-Пожирательницей (львицей с головой крокодила). И это была его окончательная смерть. Праведники, сердца которых не нарушали равновесия весов, отправлялись в поля Иалу, где их ждала счастливая жизнь. Оправданным на суде Осириса мог быть только покорный и терпеливый в земной жизни, тот, кто не крал, не посягал на храмовое имущество, не восставал, не говорил зла против царя и т. д., а также «чистый сердцем». В «Книге мёртвых» есть «Оправдательная речь умершего», которая даёт полное представление о том, кто может считаться праведником, будет оправдан на суде Осириса и обретёт вечную жизнь:
«(1) Я не совершал дурных поступков по отношению к людям.
(2) Я не обижал членов семьи своей,
(3) я не творил зла в месте правды и истины,
(4) не имел порочных друзей,
(5) не творил зла,
(6) не перегружал своих людей работой,
(7) не стремился к почестям,
(8) не обращался жестоко со своими слугами,
(9) не презирал Бога,
(10) не покушался на чью-либо собственность,
(11) не делал неугодное богам,
(12) не чернил слуг перед их господином,
(13) не причинял никому боли,
(14) не прогнал голодного,
(15) не заставил никого плакать,
(16) не совершал убийство,
(17) не являлся причиной убийства,
(18) не причинял страданий,
(19) не крал подношений в храме,
(20) не крал священного хлеба,
(21) ни хлеба, пожертвованного духам,
(22) не блудил,
(23) не осквернял себя в святилище,
(24) не обманывал при расчетах,
(25) не отнимал ничью землю,
(26) не покушался на чужую землю,
(27) не обманывал торговца,
(28) сам не торговал с хитростью,
(29) не крал молоко,
(30) не угонял чужой скот,
(31) не ставил силки на священных птиц,
(32) не ловил рыбу, используя наживку того же вида,
(33) не перегораживал путь воде,
(34) не обрушивал берег канала,
(35) не гасил огонь, которому следовало гореть,
(36) не лишал богов принесенного им в дар мяса,
(37) не угонял священный скот,
(38) не отвергал бога в различных его воплощениях
Я чист, я чист, я чист!»
Эту молитву египтяне клали в могилу вместе с усопшим, а иногда в гроб помещалась и сама «Книга мертвых», чтобы на том свете она помогла умершему успешно пройти суд и иметь возможность вновь воплотиться в нашем мире.
Чтобы обрести жизнь после смерти, как мы видим, египтянину необходимо было к этому готовиться заранее: не преступать нравственных норм, не совершать при жизни непростительных грехов, а ещё строить гробницы или заупокойные храмы.
По представлению египтян, все люди при рождении наделяются «Ба» – душой, воображаемой в виде птицы с человеческим лицом, которая и отвечает на загробном суде Осириса за грехи, совершенные человеком при жизни, и «Ка» – двойником, который заботится о человеке после смерти.
После смерти тела «Ка» не должен испытывать нужду ни в чём, поэтому одно из важных условий – мумификация умершего, главный смысл которой – сохранение всех – зримых и незримых – компонентов человека для успешного загробного существования, поскольку если тело будет утрачено, то дух человека будет его напрасно и вечно искать. Но поскольку мумификация не всегда была удачной, предвидя всякие случайности, от которых могло пострадать тело, египтяне изготывливали своего рода дубликаты человека – портретные статуи, куда мог поселиться «Ка». Мумии в саркофагах и портретные статуи помещались в гробницы (пирамиды), которые снабжались всем необходимым покойному при жизни. Туда же помещались маленькие статуэтки «ушебти» – своеобразные слуги, которые, ожив, выполняли бы в загробном мире вместо своего господина всю необходимую работу. Нанесение вреда гробнице и мумии причиняет им страдания и вызывает на голову нарушителя божественную кару.
Совсем иначе представляют жизнь после смерти обитатели Месопотамии. Человек после смерти попадает в «Страну без возврата», куда его провожают, кладя в могилу сосуды с едой и напитками, его инструменты, оружие, любимые вещи, личную печать и украшения. Умерших царей в «Страну без возврата» сопровождали их придворные и слуги, которых умерщвляли вместе с царём. В гробнице одного из царей археологами были обнаружены 74 «сопровождающих». Но степень достатка и социальное положение никак не сказывалось на жизни человека после смерти: все без исключения усопшие лишены всех человеческих радостей, это была жизнь- прозябание, где цари подавали воду богам, как слуги, а хуже всех приходилось тем, чьё тело не было предано земле, и тем, по кому никто не справлял заупокойных обрядов.
Интересные факты из представлений разных народов мира о том, что происходит с человеком после смерти, приводит Дж. Фрэзер в своей знаменитой книге «Золотая ветвь»: «Дикарь объясняет стихийные силы природы действиями живых существ, присутствующих в них или стоящих за ними; так же он объясняет и явления самой жизни. Если животное живет и двигается, это, полагает он, происходит только потому, что внутри его сидит человек или зверек, который им движет. Этот зверек в животном, этот человек внутри человека есть душа. Деятельность животного или человека объясняется присутствием этой души, а его успокоение во сне или в смерти объясняется ее отсутствием; сон или транс представляют собой временное, а смерть – постоянное отсутствие души. Так как смерть является постоянным отсутствием души, предохраниться от нее можно, либо закрыв душе выход из тела, либо, если она его покинула, добившись ее возвращения».
Как это сделать? У каждого народа есть свой ответ на этот вопрос, как и на вопрос «Что такое душа и куда она уходит после смерти человека?» Например, индейцы-гуроны считают, что у души есть голова, тело, руки и ноги, короче, что она является уменьшенным подобием самого человека. У эскимосов бытует верование, согласно которому «душа обладает такой же формой, как и тело, частью которого она является, только более тонкой и воздушной природы». Согласно верованиям индейцев-нутка, душа имеет вид крошечного человечка: его местонахождением служит макушка; пока она держится прямо, владелец его крепок и здоров; когда же она по какой-то причине выходит из вертикального положения, тот теряет сознание. Племена индейцев, живущие в нижнем течении реки Фрейзер, считают, что у человека есть четыре души; главная из них имеет форму человечка, а три другие являются ее тенями. Малайцы рассматривают человеческую душу как маленького человечка, величиной с большой палец, большей частью невидимого; по форме и по сложению он является копией человека, в чьем теле обитает. Человечек этот может быстро перелетать с места на место; во время сна, транса и в случае болезни он временно, а в случае смерти навсегда уходит из тела.
Сходство этого человечка с человеком, то есть души с телом, является полным; как есть полные и худые тела, так есть полные и худые души; как бывают тяжелые и легкие, длинные и короткие тела, так и души бывают тяжелыми и легкими, длинными и короткими. Обитатели острова Ниас верят, что каждого человека до рождения спрашивают, какой длины и какого веса душу ему хотелось бы иметь, и отмеривают ему душу подходящего веса и длины. Самая тяжелая из когда-либо выданных душ весит примерно 10 граммов. Длина человеческого тела соразмерна длине его души; умершие в детстве люди имеют низкорослые души. Народности Пенджаба, покрывающие свое тело татуировкой, верят, что после смерти их души – «миниатюрный мужчина или женщина» в телесной оболочке, покрытой татуировкой с тем же рисунком, который украшал тело при жизни, – вознесутся на небо.
Есть и другие представления о душе. Одни народы верят, что душа человека пребывает в его тени, другие считают, что она пребывает в его отражении в воде или в зеркале. Когда туземцы мотумоту (Новая Гвинея) впервые увидели свое отражение в зеркале, они решили, что это отражение и есть их душа. Душа-тень, душа-отражение подвержены тоже опасностям. Зулус не станет смотреть в глубокую заводь, потому что, как ему чудится, в ней скрывается чудище, которое может унести его отражение, и тогда он пропал. Басуто утверждают, что крокодилы обладают способностью умерщвлять человека, увлекая под воду его отражение. Когда кто-то из басутов скоропостижно и без видимой причины умирает, его родственники заявляют, что это, должно быть, крокодил взял его отражение, когда он переходил через реку.
Теперь мы понимаем, почему в Древней Индии и в Древней Греции существовало правило не смотреть на свое отражение в воде и почему, если человек увидел во сне свое отражение, греки считали предзнаменованием смерти. Они боялись, что водные духи утащат душу под воду. Таково же, возможно, было происхождение классического мифа о прекрасном Нарциссе, который зачах и умер из-за того, что увидел в воде свое отражение.
Теперь мы, кроме того, можем объяснить широко распространенный обычай закрывать зеркала и поворачивать их к стене после того, как в доме кто-то умер. Опасаются, что душа человека в виде отражения в зеркале может быть унесена духом покойного, который, как обычно верят, остается в доме вплоть до захоронения. Этот обычай совпадает с обычаем островитян Ару не спать в доме, где кто-то умер, из страха, что душа, выходящая из тела во сне, встретится с духом и будет им увлечена. Столь же ясна причина, по которой больные не должны смотреть в зеркало; во время болезни, когда душа может легко улететь, ее особенно опасно выпускать из тела через отражение в зеркале. Точно так же поступают те народы, которые не позволяют больным спать: ведь Душа во сне уносится из тела, и всегда есть риск, что она не вернется.
Как правило, считается, что душа покидает тело чрез отверстия, чаще всего через рот или через ноздри. Когда в присутствии индуса кто-нибудь зевает, тот щелкает пальцами, чтобы помешать душе выйти через открытый рот. Жители Маркизских островов зажимают рот и нос умирающего, чтобы сохранить его в живых и не дать ускользнуть его душе. С той же целью багобо на Филиппинских островах надевают на кисти и лодыжки больных латунные кольца. Индейцы-итонама из Южной Америки запечатывают глаза, рот и нос умирающего, чтобы его душа не вышла наружу и не увлекла за собой другие души.
Часто душа представляется птицей, готовой улететь. Такое представление, вероятно, оставило
Считается, что душа погруженного в сон человека на самом деле вылетает из тела и посещает те места, видит тех людей и совершает те действия, которые видит спящий. Например, когда бразильский или гвианский индеец пробуждается от глубокого сна, он твердо убежден, что душа его взаправду охотилась, ловила рыбу, рубила деревья или делала еще что-то привидевшееся ему, в то время как тело в неподвижности лежало в гамаке. Целое селение индейцев-бороро пришло в панику и чуть не покинуло место своего обитания из-за того, что кому-то приснилось, будто к ним украдкой приближаются враги. Отсутствие души во время сна чревато опасностями, поэтому если по какой-либо причине душа надолго оторвется от тела, человек, лишившись своего жизненного начала, умрет. У немцев бытует верование, согласно которому душа выскальзывает изо рта спящего в виде белой мыши или птички; преградить птице или животному путь к возвращению – значит вызвать смерть спящего. Поэтому жители Трансильвании утверждают, что не следует позволять ребенку спать с открытым ртом; в противном случае душа его выскользнет в виде мыши, и ребенок никогда не проснется. Задержаться душа спящего человека может по ряду причин. Она может, к примеру, встретить душу другого спящего, и они подерутся. Кроме того, душа может встретить душу недавно умершего человека, и та увлечет ее за собой. Поэтому туземцы на островах Ару не останутся в доме на ночь после того, как кому-то случится в нем умереть, так как считается, что душа умершего еще пребывает в доме, и они опасаются повстречаться с ней во сне.
Все первобытные народы соблюдают запрещение будить спящего: ведь душа его отсутствует и может не успеть возвратиться, а человек, если он проснется без души, заболеет. Еще более опасно, по мнению примитивного человека, передвигать спящего или изменять его внешний облик: в таком случае по возвращении душа не сможет узнать тело, и человек умрет. Например, в Бомбее изменить вид спящего – раскрасить лицо в причудливые цвета или пририсовать усы женщине – считается равносильным убийству.
Но душа покидает тело не только во сне. Она может покинуть его и во время бодрствования, и тогда последует болезнь, безумие или смерть. На Молуккских островах в случае болезни считается, что какой-то злой дух унес душу человека на дерево, в гору или на холм, где он обитает. Чтобы вернуть душу, необходимо этому злому духу преподнести подарки (рис, фрукты, сырые яйца, курицу, цыпленка, одежду из шелка, золотые браслеты и пр.) [35, с.174—187].
Для славян, как и для других народов, смерть не является окончательным завершением жизни, смерть – лишь иная форма человеческого существования. Смерть человека – это переход души из этого мира, где она пребывала «в гостях», в иной мир – «домой», «на вечное житьё». Недаром об умирающем говорят, что он «домой собрался», «пойдёт домой», «собирается до своей хаты». «Мы здесь в гостях гостим, а там житьё вечное бесконечно будет», – говорят на русском Севере. Вот и гроб в народе чаще всего называют – домовина, домок. С представлениями о гробе как постоянном доме человека связаны многие обычаи. Например, прорезать небольшое окошко на стороне головы покойника или класть в гроб вещи, которые были необходимы умершему в жизни: курящему – трубку, хромавшему – палку, маленькому ребёнку – игрушку, соску. Когда умирал ребёнок, ему в гроб клали нитку, которой предварительно измеряли рост его отца, чтобы ребёнок знал, до каких размеров ему следует расти в «той» жизни. Умерших холостого парня и незамужнюю девушку одевали в венчальную одежду, считая похороны одновременно их свадьбой. В гроб клали также не доделанную при жизни работу – недоплетённый лапоть или недовязанные носки – чтобы покойник мог докончить её за гробом, положить в гроб могли и смену белья, баранки, яблоки.
После погребения покойного проводилась тризна в память о нём. Как правило, это были не скорбные трапезы, т.к. смерть воспринималась не как горе, а как радость, ибо славяне верили в перерождение. Ибн-Даст в «Книге драгоценных сокровищ» (30-е гг. Х в.) сообщает, что когда у славян кто-нибудь умирает, то женщины «царапают себе ножом руки и лицо», но уже «при сожжении покойников придаются буйному веселью, проявляя тем свою радость по поводу милости, сделанной ему [покойному] Богом». Это отмечает и Н. Н. Велецкая, описывая хорватский обычай: «Со второго дня после смерти до выноса на кладбище причитание прекращается. В этот период происходят ритуальные оргии: смех, хмельное питье, музыка, песнопения, танцы, игры, сексуальная свобода». А вот какое объяснение этому даёт М. Семёнова: «Вдумаемся, что такое смех. Смех – лучшее оружие против страха, и человечество давно это поняло…: то, над чем смеются, уже не способно внушать страх и больше не кажется непобедимым. Точно так и со Смертью. Осмеянная Смерть не страшна, смех гонит её, как Свет гонит Тьму, заставляет уступать Жизни дорогу. Этнографами описаны случаи, когда мать пускалась в пляс у постели тяжело больного ребёнка. Всё просто: явится Смерть, увидит веселье и решит, что „ошиблась адресом“. Смех – это победа над Смертью, смех – это новая жизнь…» [26].
По древним представлениям, человек за гробом продолжал вести свою обычную жизнь, сохранял свои привычки. Археологические исследования захоронений показывают, что в языческие времена у славян существовал обычай класть вместе с телом умершего оружие, сосуды с едой, а также хоронить с ним его коня и останки жертвенных животных, чтобы покойный мог воспользоваться всем этим в загробном мире. В могилу клали и деньги, «покупали» место покойнику на кладбище или для оплаты переправы через реку или море по пути в загробный мир.
У славян существовало понятие души – определенной субстанции, располагающейся внутри тела человека и гарантирующей ему жизнь. Славяне считали душу созданием, имеющим свою самостоятельную «жизнь». «По их верованиям… душа еще в течение жизни человека может временно расставаться с телом и потом снова возвращаться в него; такое удаление души обыкновенно бывает в часы сна, как сон и смерть – понятия родственные, – так пишет А.Н.Афанасьев. – …тело есть как бы жилище живого духа, та временная оболочка, в которую оно заключается при рождении дитяти и которую покидает при кончине человека» [3, с.352]. После кончины человека душа его начинала новую жизнь; в таинственную минуту его смерти как бы снова, в другой раз, нарождалась к иной жизни – замогильной.
Чтобы облегчить отделение души от тела, в доме открывали окна, двери, заслонки в печной трубе, снимали обручи с бочек, открывали крышки с посуды, иногда выламывали доски в крыше. Первоначально, по мнению учёных, покойников выносили через специальный пролом в стене или через окно, которое потом заделывали, чтобы покойник не мог найти дорогу назад и больше не возвращался к живым.
Сам процесс смерти – это отделение души от тела паром, дымом, облачком, мотыльком, тенью. Поэтому далеко не случайны выражения: «человек отдаёт душу», выпускает душу, душа выходит, душа улетела…
А.Н.Афанасьев пишет: «Душа человеческая, по древним языческим преданиям, представлялась в самых разнообразных видах: во-первых, огнем… Если душа понималась как огонь, то жизнь возможна была только до тех пор, пока горело это внутреннее пламя; погасало оно – и жизнь прекращалась… Неумолимая Смерть тушит огонь жизни, и остается один холодный труп… Во-вторых, душа представлялась звездою… Каждый человек при рождении получил на небе свою звезду, с падением которой прекращается его существование… Падающая звезда почитается в русском народе знаком чьей-либо смерти в селе или городе; потому, увидя падение звезды, обыкновенно говорят: «Кто-то умер!», «Чья-то душа покатилась!»… Далее – душа понималась как существо воздушное, подобное дующему ветру» [3, с.353—356].
Своеобразным комментарием к словам А.Н.Афанасьева являются страницы книги Ю.В.Мизун и Ю.Г.Мизун «Тайны языческой Руси»: «Мы до сих пор, как и наши предки, связываем душу с ветром. Когда слышим завывание ветра в трубе, говорим: «Чья-то душа родная жалуется, что ее не понимаем». Или же завывание ветра считают плачем покойников, а срывание с домов бурей крыш считают проявлением недовольства покойников… Крестьяне утверждали в некоторых местах России, что бури и вихри происходят от того, что кто-то повесился, удушился или утопился. Душа таких людей в бурном полете устремляется на небо…
Душа представлялась не только в образе ветра, но и в образах огня и теплоты. Это и понятно – после смерти труп становился холодным, тело теряло свою жизненную теплоту, свой внутренний огонь. С человеком в момент смерти происходило то же, что и с природой, когда наступали холода: с уходом тепла, огня наступала смерть, омертвение, замирание. Кстати, и у других славянских народов было такое же представление о душе, как об огне. Например, чехи считали, что над могилами летают огненные душечки. Они в блуждающих огнях видят души некрещеных младенцев… В Холмовской Руси считали, что светящиеся на кладбищах огоньки не что иное, как души умерших…».
Чаще всего, по поверьям древних, души воплощались в бабочек. При виде бабочек либо мотыльков всё еще вспоминают: «Вот чья – то душа летает». В неких российских говорах бабочку именуют – душечка. Душа погибшего имеет возможность помимо прочего принять вид мухи. Потому длительное время сохранялся обычай ночью караулить душу после похорон: ставили на стол сыту (мёд, разведённый водой). Вьющуюся над мертвецом муху воспрещалось убивать или же гнать.
Также душа нередко принимала вид птицы, чаще ласточки. В Полесье верили, коль ласточка залетала в дом в период женитьбы, – означает, душа кого—то из погибших членов семьи появилась поглядеть на новобрачных. О птице, невзначай залетевшей в дом, говорили: «Покойник озяб, пичужкой прилетел погреться». Души хороших людей, считалось, принимают вид белоснежных голубей, а злобные принимают вид чёрных ворон. Наверное, отсюда пошел обычай рассыпать зерно на могилах для птиц.
Славяне верили, что души людей, умерших в юности, прорастают на могилах деревьями либо травинками. Вот отчего нельзя рубить деревья и срывать цветы, подрастающие на кладбищах, – в них воплотились души погребённых.
Где пребывает душа умершего человека – в загробном мире или в могиле – представляли себе по-разному. В одних местах верили, что душа улетает на тот свет, а в могиле остаётся лишь тленное тело; в других – души умерших обитают в могилах.
Но души не всех людей находили своё пристанище в ином мире. Согласно традиционным народным представлениям, после смерти человек должен был уйти в «Иной Мир» только в том случае, если умер в свой срок, «своей смертью». Люди, умершие до срока: убитые, самоубийцы, погибшие от несчастного случая, не могут окончательно покинуть мир Яви. Они становятся заложными покойниками и обитают вблизи от людей, доживают за гробом положенный им срок жизни. По народным поверьям, заложные покойники склонны вредить людям. Похороны таких умерших выражались в вышвыривании тела подальше в болото или овраг, после чего его заваливали сверху ветками. Делалось это для того, чтобы не осквернять землю и воду нечистым трупом.
Подведём первые итоги.
Исходя из мифологического понимания смерти как продолжения жизни «механизм» смерти можно описать следующим образом: кончина человека – это приход к нему Смерти и вытеснение из него (из его тела) другого существа – Души-Жизни или уход его. Мифологии мало сказать, что человек, его тело погибли, например, от потери крови, ей еще надо, чтобы к нему пришла Смерть, а из него удалилась Душа-Жизнь. И причина смерти не в самом человеке-теле, а это действие неких особых сил-существ, отличных от самого человека.
Еще одна особенность мифологических воззрений на смерть – представление о ее необратимом, безвозвратном характере. Человек имел «только одну душу» (жизненную силу), в отличие от сверхмогущественных мифических существ, которые имели много душ и поэтому обладали особой жизнеспособностью. Они умирали по несколько раз, а человек умирал только однажды. Его душа уходит из тела безвозвратно, окончательно. Отлет души – это смерть тела, но не души-жизни, которая бессмертна. И мифология описывает смерть в виде обездвиженного и бесчувственного тела. О сведении смерти к кончине тела свидетельствует и уподобление ее (смерти) сну, так как и в состоянии сна человек (его тело!) неподвижен и бесчувствен. Гесиод говорит о людях золотого поколения: «А умирали, как будто объятые сном». В конце же концов смерть – это уничтожение тела вообще. В отличие от исчезнувшего тела душа-жизнь продолжает свое существование, но это существование особого рода – чаще всего под землей.
Следующий момент в мифологии смерти – представление о ее абсолютной неизбежности, что вытекает из понимания смерти как удела (судьбы). Но человек не удовлетворялся тем исходом смерти, который он сам же придумал: вечным существованием душ-двойников живых людей в загробном мире, который являлся суррогатом земной жизни. Жизнь душ – это бесплотная и «бесплотская» жизнь, а значит, неподлинная, ненастоящая жизнь, жизнь не людей, а мертвецов. Потому смерть и страшна, что она лишает человека полнокровного земного существования, лишает телесных радостей. Поэтому он не хочет уходить из жизни, не хочет покидать сообщество людей, а желает остаться в нем. Человек мифологии хотел получить в качестве бессмертия не вечную жизнь духа, а вечную жизнь тела. Он мечтал о бессмертии как сохранении своего существования в этом, земном, мире. Бессмертие не имеет смысла, если оно лишено телесных радостей.
Но бессмертие на земле было уготовано только богам, за простыми людьми в определённый судьбой час приходила неумолимая Смерть, которая в мифологиях разных народов представала как реальное существо, имевшее определённый внешний вид и имя. Изображение смерти в мифах намеренно пугающе. Общие символы смерти включают скелет, могилу, череп, фигуру, укутанную в черный плащ. Иногда смерть держит в руках песочные часы, символизирующие отмеренное время жизни. В народных верованиях и обрядах европейских народов смерть обычно изображается как старуха или скелет с косой, облачённые в чёрный балахон с капюшоном. Смерть изображали также и в виде бьющей в барабан или танцующей фигуры. На западе со смертью ассоциируется черный цвет, на востоке – белый. Цветы смерти – мак и нарцисс; деревья смерти – кипарис и плакучая ива.
У славян смерть многолика. Часто наши предки представляли смерть в образе птицы (чёрным вороном, сизым голубем, орлом, премудрой совой, мифической птицей-Веретеном (Веретеницей)). Это объясняет, почему мы до сих пор считаем предвестниками смерти карканье ворона, крик совы или филина на крыше дома, влетевшую в дом ласточку, явившихся во сне черных птиц. Кроме образа птицы, смерть представлялась то страшилищем, то сухим человеческим скелетом с косой в правой руке и факелом в левой, с корзиной за спиной (в корзине – серп, топор, грабли и стрелы). Иногда смерть представлялась высокой фигурой в белом. Но в каком бы облике не представлялась смерть, она – «живое мифическое существо» – она «приходит», «берёт душу», «ходит по людям», «похищает, пожирает души как вор», «ловит в сеть как охотник», «убивает как воин».
У многих народов Смерть выступает под определённым именем и в определённом обличье. Назовём самых известных богов и богинь смерти: это греческие боги Аид (бог подземного царства) и Танатос (бог умирания), в руках которого – погасший факел, символизирующий конец жизни; это египетские боги Анубис (человек с головой шакала, проводник в мир умерших) и Осирис (царь загробного мира); это скандинавская богиня подземного царства Хель, изображавшаяся наполовину темно-синей, а наполовину – мертвенно бледной, с трупными пятнами на бедрах и ногах; это Миктлантекутли – бог загробного мира у ацтеков, который выглядел как окровавленный скелет или просто человек с черепом на месте головы, украшенный совиными перьями и ожерельем из глаз людей на шее.
У славян, как было сказано выше, воплощением смерти являлась Морена (Марана, Марена, Маржана) – могучее и грозное божество, богиня Зимы и Смерти. По одной из версий Марена была единственной дочерью владетеля нижнего царства Нави Кащея, по другой – его женой, к тому же – она сестра Живы и Лели. Чаще всего Марена представлялась нашим предкам как светлокожая, темноволосая и черноглазая красавица в платьях пронзительно-лазурного цвета с белыми кружевами. Мара жила во дворце из чистого, искристого небесного льда и ей подчинялись все духи воды и холода.
Имя Марана (Морена) родственно таким словам, как «мор», «морок», «мрак», «марево», «морочить», «смерть».
Владения Морены лежат за черной Рекой Смородиной, разделяющей Явь и Навь, через которую перекинут Калинов Мост, охраняемый Трехглавым Змеем. Её символы – Черная Луна, груды разбитых черепов и серп, которым она подрезает Нити Жизни.
Легенды рассказывают, как Морана со злыми приспешниками каждое утро пытается подкараулить и погубить Солнце, но всякий раз в ужасе отступает перед его лучезарной мощью и красотой. Каждую зиму она ненадолго берёт власть, но навек утвердиться ей не дано: вновь и вновь торжествуют Солнце, Жизнь и Весна… Белорусы верили, что Морана передает умерших Бабе-Яге, которая питается душами мертвых.
Особую власть Марена имела зимой, до краев наполняя Навь душами людей, погибших от зимней непогоды. На исходе зимы славяне праздновали начало нового года и прогоняли Марену из мира Яви, символически сжигая или разрывая ее тело – чучело. Верили, что уничтожение чучела обеспечит скорый приход лета, хороший урожай, сохранит село от наводнений, от пожара, защитит от смерти, а девушкам обеспечит замужество. Обычно чучело Марены сооружали и носили девушки. После уничтожения чучела девушки бежали, не оглядываясь, домой, в убеждении, что та, которая отстанет или, еще хуже, упадет, в течение года умрет. Тот, кто не ходил со Смертью или пришел последним, был уверен, что в этом году умрет сам или умрет кто-либо из его семьи. Чехи говорили: «От Морены нет спасения». В Верхней Лужице сбивший камнями чучело Смерти с шеста верил, что останется жив в наступающем году. Связь обряда со смертью прослеживается в обычае лужичан одевать чучело в рубаху последнего умершего в селе человека и подпоясывать его поясом последней вышедшей замуж девушки. Обычно второй частью обряда с Мореной было внесение в село зеленых веток или деревца – символа наступающей весны, жизни, здоровья, счастья.
Но даже после ухода Зимы-Смерти с людьми оставались ее многочисленные слуги – мары. По преданиям древних славян, это злые духи болезней, они носят голову под мышкой, бродят по ночам под окнами домов и шепчут имена домочадцев: кто отзовется на голос мары, тот умрет. По мнению славян, эти существа порождены Мореной, связаны прежде всего с болезнями и имеют собственные имена: Морока, Чёрная Немочь, Трясея, Сядея, Хрoпуша Пухлея, Немея, Глухея, Ломея, Желтея, Дряхлея, Смутница, 3ябука, Каркуша.
По мнению Г. Глинки, слугами Морены были и кикиморы – невидимые «боги сна и ночных привидений», которые поселялись в домах людей, часто досаждали им. Показывались кикиморы людям к несчастью, чаще всего к смерти кого-то из домашних.
Мужским олицетворением смерти у славян был Чернобог (Чёрный змей, Ящур) – по мнению ольшинства учёных, властитель подземного мира, представитель тьмы.
С ним связаны отрицательные понятия: «черная душа», «черный день».
По одной из версий, Чернобог обитал в царстве Нави, сидел на троне в Черном замке, рядом с ним восседала его супруга, богиня смерти Марена, и загробный судья Радегаст. Воинство Чернобога – оборотни, колдуны, черные волхвы, ведьмы. Воеводой его воинства был Вий (Ний). Приближенными Чернобога являлись сыновья Вия – Кащей и козлоногий Пан, сладкопоющая птица смерти Сирин. Воевал Чернобог со всеми богами, но главным его противником был Белобог. Их борьба определяла равновесие в мире.
Чернобог изображался чудовищным чёрным змеем с человеческим торсом, руками и лицом. В руке он держал копьё, готовое к поражению или больше – нанесению всяких зол. Мифы приписывают этому существу выдающиеся оборотнические способности, т. е. Чернобог в разное время может быть как черным вороном, так и древним седым стариком или молодым лучезарным молодцем. Но в любом обличие Чернобог ненавидит свет Ярилы-Солнца. Символами Чернобога являются череп животного или человека, чёрный конь, коршун, орех и бук, цифра единица (1) и кол, планета Сатурн.
Храмы Чернобогу делали из чёрного камня. Внутри стоял кумир чёрного бога, который также окрашивали в чёрный цвет, с посеребренными усами. Жертвенник возле кумира нередко обагрялся жертвенной кровью коней или захваченных в плен врагов. Однако для умилостивления грозного чудища в лихую годину бросали жребий и среди жителей, чтобы новой кровью умилостивить Чернобога. Храмы и капища обносились острыми кольями, на которые водружались жертвенные черепа.
Днём Чернобога традиционно считается понедельник, который также называли, как первенец, злодень, злыдень. В этот день не рекомендуется начинать никаких новых дел. В Древней Руси понедельник являлся днём публичной расправы, наказания или казни за какие-либо преступления. Праздник Чернобога традиционно отмечается 29 февраля.
Чернобог противопоставлен Белобогу (Святовиту) как воплощения тьмы и света.
Ответ на последний вопрос, поставленный в начале разговора о смерти, – «Куда попадают люди после смерти, где находится место обитания смерти и как оно выглядит?» – в большинстве мифологий один – в загробный мир.
Во всех развитых мифологиях мы находим сходный образ подземного мира, который рисуется как невидимое царство смерти (греч. Аид: «невидимый»). Столь популярное представление о том, чего никто никогда не видел, сформировали ритуалы похорон, которым стали сопутствовать ритуалы, убеждавшие покойников не возвращаться к живым, а оставаться в иной, их собственной реальности. Так создавался образ особой «страны без возврата» – царство смерти. Страх заставлял закопать умерших глубже в землю или завалить камнями; к этому восходит обычай класть на могилу тяжелый камень-монолит. Такой камень запирал вход в царство теней Орка у римлян, и раз в год его отодвигали в сторону, чтобы духи умерших выходили на землю и пользовались приношениями близких. А обычай кормить мертвых сохранился до наших дней, приняв характер ритуала: их приглашают на пиршество несколько раз в год, чтобы в остальное время они не беспокоили живых и жили в своём мире, не доступном живым.
Загробное путешествие считалось тяжёлым и опасным: далёкий загробный мир был отделён от мира живых потоками, горами, помещался на острове, в глубинах земли или на небесах. Для такого путешествия умершему необходимы были лодки, кони, нарты, колесницы, сани, крепкая обувь, припасы на дорогу и т. п., помещавшиеся обычно в могилу. На пути встречались сверхъестественные преграды – огненные озёра, кипящие потоки и пропасти, через которые вели узкие мосты (мост – конский волос в алтайских мифах, у индейцев кечуа и др.): сорвавшихся ждала вторичная и окончательная смерть. В преодолении этих преград умершим помогали проводники душ – животные (обычно собака или конь), шаманы и боги. Вход в загробный мир (иногда – мост) охранялся стражами: чудовищными псами у индоевропейских народов (Кербер и др.), самими хозяевами царства мёртвых; они впускали лишь души погребённых по всем правилам, тех, кто мог заплатить проводникам и стражам мясом животных, принесённых в жертву на похоронах, деньгами и т. п. «Нечестивцам» грозила окончательная смерть или участь скитальца, лишённого загробного пристанища.
Загробный мир обычно представлялся как далёкий иной мир, чаще всего находящийся под землёй и противопоставленный миру живых: когда на земле день, в загробном мире – ночь, у живых – лето, у мёртвых – зима, умершие ходят вверх ногами, одежду носят наизнанку, их пища – яд для живых и т. п. В некоторых мифологических традициях картина загробного мира окрашена в тусклые тона: там слабо светит солнце, нет ни нужды, ни радости и т. п. Напротив, вера в лучшую загробную жизнь отразилась в представлениях об обильных охотничьих угодьях, сверхъестественно плодородных полях, пастбищах в загробном мире; умершие становились молодыми, не знали болезней и забот, предавались веселью, танцам (у некоторых народов Меланезии, Америки).
По представлениям древних греков и римлян, после смерти душа покидает тело и отправляется в Подземный мир Гадеса. Сначала она попадает на берег реки Стикс («ненавистная»), через которую её должен перевезти перевозчик Харон за монету, вложенную покойному заранее в рот. Если душа не сможет расплатиться за переправу, ей предстоит скитаться в виде неприкаянного призрака сотню лет. Переправившись через Стикс, душа попадает к трём судьям мёртвых – Радаманту, Миносу и Эаку. Говорят, что Радамант судит европейцев, Эак – азиатов, а Минос рассматривает только сложные дела. На основании решения судьи грешная душа отправляется в Гадес для наказания, где ей сторицей воздаётся за преступления, которые она совершила в жизни. Праведник же попадает на Елисейские Поля – в область вечного блаженства, залитую священным пурпурным светом. Каждая душа, попавшая на Елисейские Поля, может ещё трижды воплощаться и возвращаться на землю. Но перед тем, как покинуть царство мёртвых, душа должна испить воды из Леты – реки забвения.
По представлениям славян мир мёртвых помещается на западе или на севере – там, где солнце заходит или где его не бывает, загробный мир – мир ночи, тьмы и полной тишины. О точном месте нахождения «того» света существуют разные представления, но, по самым древним поверьям, он находится на земле (чаще всего – на её краю) и отделяется от мира живых людей какими-либо естественными преградами – непроходимыми горами, глубокими оврагами или реками. Некоторые славянские племена естественной границей мира живых и мёртвых считали реки Дон и Дунай, за которыми лежит иной мир – прародина людей и обитель душ умерших предков. Подобное предположение выдвигает О. Н. Трубачов: славянский рай находился «за чертой видимого мира – неба и земли» и от мира живых был отделен водной преградой. Исследователь считает, что слово «рай» является исконно славянским, а не заимствованным из иранского, и соотносит его со словом «река», т.е. рай – «заречный мир». Чтобы попасть в него, нужно было преодолеть водное пространство на лодке или корабле. Возможно, поэтому славяне называли своих мертвецов навьями, т.е. «погребаемыми в лодке» (некоторые исследователи связывают слав. «навъ» со словом корабль: греч. naus, лат. navis). Ведь действительно, славяне сжигали покойников в ладьях.
А ещё дорога в иной мир лежит через край зимы и смерти, которую суждено одолеть каждому умершему человеку. Он идёт через непроходимые горы и бурные реки к месту последнего упокоения. Но встречают душу человека совсем недружественные существа: хозяин загробного мира Чернобог, его супруга, богиня смерти Марена, загробный судья Радегаст, Вий, Яга, Кащей Бессмертный, «семейство» Горынычей.
Но это только одно из немногих представлений о «том мире». Существует и другое: «тот мир» – это красивый вечнозеленый сад, пребывание в котором вечно и счастливо, место счастья и изобилия. Много веков на Руси ходило сказание о Макарийских островах, где реки – медовые и молочные, а берега – кисельные. Эти острова лежали где-то далеко на юге или на востоке.
Чётко установлено, что у славян было представление о мире навьих духов (умерших предков), но это был мир, который не делился на рай и ад, места обитания праведников и грешников. Души всех умерших, по представлению наших предков, обитали в одном месте – в некой «пустоши», куда попадают все, независимо от образа жизни и социального положения. Единственным препятствием, из-за которого душа умершего могла не попасть в «тот» мир, являлось неисполнение родственниками или соплеменниками покойного надлежащих погребальных обрядов, и тогда душа его скиталась по земле. «Тот» мир часто называют ирием (вырием) – мифической подземной или заморской страной, куда улетают души умерших, а осенью туда же улетают птицы, насекомые и уползают змеи. На Украине верили, что осенью журавли уносят в ирий грешные души, а весной приносят оттуда души детей, которые будут рождаться весной и летом.
Но некоторые учёные не согласны с этой точкой зрения. Например, М. Семёнова пишет следующее: «В сказаниях многих народов, близких к славянам, упоминают мост в языческий рай, чудесный мост, по которому могут пройти лишь души добрых, мужественных и справедливых. По мнению ученых, существовал подобный мост и у славян. Его мы видим на небе в ясной ночи. Теперь мы называем его Млечным путем. Самые праведные люди без помех попадали по нему прямо в Светлый Мир. Обманщики, мерзкие насильники и убийцы проваливаются со звездного моста вниз – во мрак и холод Нижнего Мира. А иным, успевшим натворить в земной жизни и хорошего, и дурного, перейти через мост поможет верный друг – Черная Собака…».
Иногда этот мост представляли в виде радуги, которая своими концами уходила под землю, а вершиной касалась небесного свода. А.Н.Афанасьев об этом пишет так: «Издревле радуга признавалась за путь усопших». До сих пор сохранилась вера в то, что радуга – путь к стране отцов, мост в небесное пространство.
По утверждению Владимира Шемшука, древние славяне верили в то, что на том свете существует три царства – Правь, Навь и Славь. В царстве Прави жили праведники. В царстве Нави – грешники, но это ни в коем случае не ад христиан, поскольку из Нави можно было выбраться, если оставшиеся расколдуют (отмолят) попавшего туда человека. В мир Слави попадали только герои, которые затем жили там вместе с богами.
Один из крупнейших собирателей русского фольклора Ю. П. Миролюбов в первом томе своей работы «Сакральное Руси» пишет: «Старые русские люди утверждали, что если душа безгрешна, то до рождения она живет в (царстве) Прави, где бог хранит ее возле себя. Если она грешна, она проходит Правье царство и попадает в царство Нави, где все застывает в том виде, в каком оно умерло».
Из всего сказанного можно сделать вывод о том, что наши знания о представлениях древних славян о загробном мире достаточно отрывочны. Более отчётливое описание картины загробного мира можно встретить в других мифологиях: например, в месопотамской или греческой.
Третья группа бинарных оппозиций, непосредственно связанная с антонимической парой «жизнь/смерть», – свет/тьма, день/ночь, солнце/луна, весна/зима, светлый/тёмный.
Свет и тьма, день и ночь – в мифологической модели мира одно из основных противопоставлений, соотносящееся с главными элементами мироздания (стихиями) – небом, огнем (солнцем) и водной стихией, преисподней, луной и т. д., в конечном счете – с добром и злом.
Отделение света от тьмы (дня от ночи) равнозначно отделению космоса от хаоса и является одним дз основных мотивов космогонических мифов. Свет воссиял в созданном космосе, тьма стала атрибутом хаоса и преисподней: в аду царит «кромешная тьма» – адский огонь не дает света. В античной традиции воплощение мрака (Эреб) и Ночь (Никта) – порождения Хаоса, изначальной бездны: Эреб и Никта порождают День (Гемеру). В большинстве мировых мифологий история мироздания и общества – постоянная борьба света и тьмы. Смена дня и ночи в разных традициях также связана с представлениями о борьбе сил космоса и хаоса: например, египетский солнечный бог Ра еженощно спускается в преисподнюю, чтобы сразиться с чудовищем Апопом и вновь воссиять утром.
К световой стихии относилось всё, что связано со световым началом – от звезд на ночном небе и отождествляемых с ними планет (блуждающие звезды), Луны и Солнца, – до земного и небесного огня (молнии, зори, зарницы, радуги и др.). При этом свет олицетворял, как правило, светлое начало, которое всегда побеждало темные силы. Впрочем, есть и исключения: комет (хвостатых, косматых звёзд) всегда боялись.
Тьма в мифах – это ночь, зима, смерть, болезни и всевозможная нечистая сила, которая максимально активна во время отсутствия света.
По мнению А.Н.Афанасьев, «слова, означающие свет, блеск и тепло… послужили для выражения понятий блага, счастия, красоты, здоровья, богатства и плодородия; напротив, слова, означающие мрак и холод, объемлют собою понятия зла, несчастия, безобразия, болезни, нищеты и неурожая…; с рассветом дня соединяется все благое, все предвещающее жизнь, урожай, прибыток, а с закатом солнца, с ночью – все недоброе: смерть, бесплодие, убыток, несчастие». Таким образом, с понятием «свет» соотносятся такие понятия, как: день, тепло, благо, красота, здоровье, богатство, плодородие, урожай, что в конечном итоге определяет человеческую «жизнь»; соответственно с понятием «тьма» соотносятся понятия, связанные со смертью: мрак, ночь, холод, зло, несчастье, безобразие, болезнь, нищета, неурожай, бесплодие. Древний человек в обычных сменах дня и ночи, с одной стороны, и лета и зимы, с другой, «находил полнейшее соответствие: лето уподоблял он дню, зиму – ночи» [4].
Свет чаще всего ассоциировался с огнём земным (костром, пламенем, факелом) и огнём небесным (прежде всего – с солнцем).
Огонь земной, дающий тепло, был таинственным и благодатным покровителем жизни. С сохранением огня в очаге у первобытных племен было связано представление о благополучии, угасание огня означало прекращение жизни. У древних греков пламя костра в форме факела сопровождало изображения мифических покровителей жизни: Деметры, Персефоны, Аполлона – привносившего в природу солнечный свет и его животворящее тепло. Более подробно о почитании огня мы поговорим ниже, когда поведём речь о стихиях мироздания.
Огонь небесный (солнце) почитался как природная стихия, составляющая основу всего, как источник жизни. С Солнцем, несущим свет и тепло, человек связывал зачатие, рождение, произрастание, спасение от холода и исцеление от болезней. Смена дня и ночи, времен года, умирание природы осенью и оживление весной – все это объяснялось движением Солнца, превращало Солнце в творца жизни, света.
Солнце в большинстве мировых мифосистем представляется как верховный Бог неба, который уничтожает мрак (вавилонское: «кто освещает темноту, просветляет небо, кто там, внизу, как и наверху, уничтожает зло… Все князья радуются, взирая на тебя, все боги выражают свой восторг тебе…»; египетское: «Так прекрасно светишь ты, Солнце, на светлой поверхности неба, полное живой жизни, положившее вначале начало самой жизни…»).
В древности в разных странах, далеких друг от друга, было распространено верование, что обладающие властью или принадлежащие к высшему сословию люди являются потомками Солнца. Например, первой династией Египта, как говорят, были Ауриты, или Дети Солнца (слово «Аур» обозначает солнечный свет). Среди греков есть выдающийся род, носящий имя Гелиады, или Дети Солнца. Древние бритты считали, что солнечный Ху был отцом всего человечества. Инки Перу возводили свою родословную к солнцу и называли себя Детьми Солнца. В Южной Африке туземцы верили, что они произошли от солнца, и, если солнце случайно было скрыто облаками, они думали, что оно намеренно скрыло от них свое лицо, потому что их проступки оскорбили его, и они немедленно совершали определенные действия по его умиротворению.
Естественно, что каждодневное движение солнца и луны должно было побудить древнего человека придумать для этого движения разнообразные фантастические объяснения. В древности было распространено представление о подземном мире, в который солнце спускается с наступлением ночи и путешествует там в темное время суток, чтобы на заре появиться из пещеры на востоке. Одно из племён индейцев полагало, что «Солнце выходит каждое утро в Месте Рассвета». От этой идеи возникло представление, что Солнце вечером глотает какое-то чудовище, а утром его освобождает какой-то герой или бог. Интересно, что в мифах народов мира спасение Солнца из плена представлено достаточно метафорично: в античных мифах Геракл убивает морское чудовище перед воротами Трои и освобождает Гесиону, Персей побеждает морское чудовище и освобождает Андромеду, Тезей убивает Минотавра в критском лабиринте и освобождает Ариадну; в германской саге Зигфрид побеждает дракона Фафнира и пробуждает Брунхильду из волшебного сна. Помимо саг, древнейший солнечный миф сохранился также в сказках. Прежде всего, в «Красной Шапочке», возраст которой Эрнста Краузе определяет в 5000 лет. К тому же ряду относится сказка о Спящей красавице, которую принц пробуждает от столетнего сна.