Читать книгу Чести не уронив - Александр Юдин - Страница 5

– Муса, вур[4], Мусааааааа!

Истошный вопль прижатого к лавке джигита заставил прийти в себя. Чёрт! Про второго-то я и забыл совсем, пока этого давил. За что тут же чуть было не поплатился. Массивный дюралевый черпак на длинной рукояти натужно прогудел над головой и с треском врезался в стену. Блестящий кафель мелкими осколками с веселым дзеньканьем разлетелся по разгромленной мойке.

Вот ты где, родной. Ну, что же, как говорил любимый артист в бессмертном фильме: вечер перестает быть томным. Стоящий в двух шагах от меня приземистый крепыш, со жгуче-чёрной шевелюрой и тёмными глазами навыкате, заметно нервничал. Занесённый для удара черпак ощутимо подрагивал в напряжённых руках. «Вроде азер», – мелькнула мысль.

– А, эшак баласын, данус![5] – тонким фальцетом завопил этот любитель кухонной утвари. И наконец, решившись на атаку, обрушил свою импровизированную палицу, метя мне в голову.

«Точно азер», – подумал я отстранённо, едва уворачиваясь от удара и спрыгивая с лавки, на которой ещё минуту назад мутузил незадачливого южанина. Между тем огромный черпак, направленный нетвёрдой рукой гордого сына азербайджанского народа, нашёл всё-таки свою цель и со всего замаха врезался в грудь не менее гордого соплеменника. Раздавшийся вопль очень меня порадовал. Этот вопль у нас песней зовётся. Ха, почти по классику. Значит, попал всё-таки Муса. Хоть и не туда, куда собирался. А вот за то, что ты, болезный, со скамейки скатился, душевное вам мерси, как говорится. Нет, полезная всё-таки вещь лавка, универсальная. На ней и посидеть можно, и полежать, и всяких неумных абреков повоспитывать. Перехватываю ловчее прославленное в кабацких драках оружие. До чего же удобная штука! Не зря ведь Серёга Есенин, сам большой любитель повеселиться, отзывался о ней очень уважительно.

А что же оппоненты? Вот они, родимые! Да и куда они на фиг денутся, с подводной лодки, то есть с помывочного цеха гарнизонной столовой? Ударенный черпаком, Ахмет скрючился в форме эмбриона у бака с горячей водой и, подвывая, что-то причитал на своём нерусском, всем своим видом выражая горькое сожаление о случившемся и полное равнодушие к происходящему. С этим всё ясно: не боец. Неугомонный же Муса сменил тактику боя и уже не размахивал половником как дубинкой, а выставил перед собою свою палку-черпалку на манер мушкетёра и медленно соображал, что же предпринять.

Ну, ладно, Д'Артаньян ты наш недоделанный, сам напросился. Как говорится, кто с черпаком к нам придёт – тот лавкой и огребёт. От табуретки-переростка невозможно защититься. Ну, разве что железный рыцарский панцирь сможет сдержать такой удар. У черноглазого сына гор панциря не было. Да и вряд ли кто из венценосных особ посвящал его в рыцари. Под воздействием массивной штуки тело Мусы, что называется, воспарило. Мы с Сашкой Чуевым недавно такой трюк в телепередаче «Вокруг света» видели. Там то ли индийские йоги, то ли буддистские монахи долго медитировали, а потом отрывались от земли и зависали в воздухе.

Только у Мусы и без медитации неплохо получилось. Даже лучше, чем у йогов. Эх, уйду на дембель[6], буду послушников в Шао Лине тренировать. А что? «Школа бешенной табуретки!». Звучит неплохо. Надо будет с Саней посоветоваться. Из него гуру отменный выйдет. Ещё по «чижовке»[7] с первого удара казаха Кулаева в «космос» отправил. Долго мы его потом с «орбиты» возвращали. Полночи водой отливали, пока тот соображать начал. Правда, левым глазом косил и материться по-русски перестал. Может, и не совсем, но слов типа «я твою маму делал» мы от него больше не слышали.

Битие определяет сознание. Не самый глупый человек сказал, хотя к нашему случаю это не относится. Злосчастный Муса, красиво пролетев метра два по мокрой артерии столовой, с грохотом влепился в шкаф с мытой посудой и теперь живописно возлежал на груде алюминиевых тарелок, не подавая признаков жизни. Ан нет – зашевелился горемыка. Похоже, жить будет. И это радует.

Не хватало ещё за день до дембеля на «дизель»[8] уехать. Ну пусть пока очухивается. Никуда он уже не денется. А мы зловредным Ахметом займёмся, поди заждался.

– Ну что, урюк?

Верную скамейку поставим в сторонку, она уже своё отыграла. Разводяга для следующего акта нашей трагикомедии более уместна.

– За сигаретами сбегать или сапоги тебе почистить?

И, поигрывая массивным половником, делаю шаг в сторону поверженного противника. Тот уже перестал вопить и лишь тихонько поскуливал, не сводя вытаращенных глаз с тяжёлого предмета.

– Русский! Не надо, брат! Давай поговорим!

Ахмет вскинул руку в умоляющем жесте, не переставая сучить ногами, стремясь уползти подальше от непонятного русака со страшной поварёшкой в руках.

– Брат, говоришь? Во как… Сподобил Господь с братом повидаться. Только я думаю, что это не промысел Божий был, а животворящий черпак открыл тебе глаза. Иначе я бы тут в грязи валялся, а вы с Мусой об меня сапоги шлифовали. Что молчишь? Язык откусил? Что ты там бормочешь?

Я вас неправильно понял? Ха! Чудны дела твои, Господи! А как вас, козлов, прикажешь понимать, когда ты меня шваброй по спине огрел, а Муса требовал ему сигарет принести? И что ты там про мою маму говорил? Что, я опять тебя неправильно понял? Ты сколько служишь? Два года?

Значит, дембель, как и я. Странно, что они здесь забыли? Да и нацменов своего призыва я всех в гарнизоне знаю, как и они меня. Не посмели бы местные наезжать на старослужащего из авиационного полка. А здесь имеет место быть откровенное хамство. Или врут, что дембеля? Не похоже, зачем им это? Да и откуда здесь молодым урюкам взяться. Союз уже полтора года как развалился на отдельные государства со своими армиями. Воины ислама теперь дальше родных кишлаков не выезжают.

– Два года, говоришь?

Черпак угрожающе качнулся в сторону перепуганного «деда».

– А что же ты, паскуда, язык наш могучий так плохо знаешь? Так плохо, что коренной русич понять тебя не может. Но ничего, тебе крупно повезло. Судьба дала тебе последний шанс и послала учителя по русскому. Чего таращишься? Учитель – это я. Благо у нас ещё целый день впереди. Щас мы с тобой фонетику проходить будем.

И с короткого замаха врезал двоечнику по коленной чашечке.

– Что? Больно, дорогой? Конечно, больно. А когда ты со своими кунаками над молодыми глумился, не думал, что и обратка прилететь может? Что мыыы? Ну, помычи, помычи… Сейчас мы с фонетикой закончим и к синтаксису перейдем.

– Саша, что ты творишь? – гортанный возглас со странной смесью удивления, беспокойства и облегчения одновременно раздался с порога и заставил отложить урок русского на неопределённое время.

На входе в разгромленную мойку стоял молодой горец и, хищно поводя орлиным взором, с интересом взирал на происходящее.

– Саид, блин, зачем ты здесь? – досадливо поморщился я, хотя удивляться было нечему.

Руслан Саидов являлся штатным хлеборезом на гарнизонном камбузе, как иногда, форся морскими словечками, обзывали этот пункт питания наши сухопутные мореманы[9]. Молодой вайнах был отпрыском какого-то очень древнего разбойничьего рода горцев и мог долго перечислять своих предков, среди которых присутствовал даже один из ближайших нукеров имама Шамиля. Чем Руслан чрезвычайно гордился и очень переживал, когда узнал, что Шамиль в битве при ауле Гуниб сам сдался в плен, а не был захвачен бледнолицыми врагами раненым, отбиваясь до последнего. Интересный однако у них в горах был учитель истории. Да и ученик, воспитанный на рассказах о подвигах деда, не ударил в грязь лицом и, что называется, держал «шишку» на камбузе, негласно контролируя происходящее во вверенном ему учреждении. Странно, что припозднился. Наверное, опять масло «налево» толкал. То-то я смотрю, пайки совсем маленькие стали. Ну что же, понять человека можно. Домой едет, родни много, а без подарка вернёшься – не поймут. Так и в позор рода угодить недолго.

– Стреляли, – Руслан криво улыбнулся избитой шутке. – За что ты их так, Саша? – Саид кивнул на копошащихся среди бедлама страдальцев.

– У этого похоже ребро сломано. Смотри, как дышит.

– Ничего, – зло сплюнул я, – заживёт, зато в следующий раз умнее будут. А кто это, кстати? Что-то я их не припомню. Дикие какие-то. Нападают на человека, даже не попытавшись выяснить, кто перед ними и чего от него можно ожидать.

– Азера это. Два дня назад в базе обеспечения их видел. С севера домой летят. Хитрые они, как наш Мамед. Домой сразу не поехали, когда всех иностранцев отправляли – война ведь у них – с армянами режутся. – Саид взглянул как-то задумчиво на хитрых азеров и продолжил: – Вот они и решили отсидеться, пока дома всё не утихнет. Но что-то у себя в Североморске натворили, вот их и пнули к нам, поближе к дому, как прапор, что их привёз, сказал. Но чувствую, хрен они с таким характером до дома долетят, – и, улыбаясь во весь рот, уставился на меня.

– Саша, ты себя в зеркало-то видел? Как на тебя не наехать? На ногах сапоги, в которых три призыва ходили, тельняшка рваная, я ведь тебе новую вчера давал, а голландкой ты котлы, что ли, мыл? – старый друг не на шутку развеселился. – Ты же с виду чушок или чижара[10] сраный. Ну как тебя не припахать? – сверкнул Саид жёлтыми фиксами. – Ты зачем сюда, вообще, поперся? Тебе же домой завтра. Сидел бы сейчас в кубрике как порядочный ветеран Северного флота и парадку бы гладил. Так нет, поволокло на приключения, а если бы они тебе глаз набили? Вот бы мама твоя обрадовалась, – с участием посмотрел на меня друг.

– Дикий вы народ, Саид, – угрюмо буркнул я. – Ничего в понтах не понимаете, скучно мне в кубрике сидеть, решил развеяться напоследок, молодость душарскую вспомнить. Кто же знал, что придётся вспомнить всё, как Шварценеггеру, – улыбнулся я сравнению. – А что до прикида моего, так перед кем мне тут блатовать, меня в гарнизоне каждая собака знает и не связывается. С земляками твоими мы давно уже всё решили.

Саид помрачнел и машинально потёр белёсый шрамик над левой бровью. Как я его в начале службы припечатал, аж неловко теперь! Но тогда по-другому нельзя было.

– Ладно, друган, забей, не вспоминай. Молодые были, глупые. Сейчас-то нам что делить? Домой завтра. Ещё не раз друг друга добрым словом вспомним, вот увидишь.

Саид моргнул вдруг повлажневшим глазом. Сентиментальный, однако, потомок у абреков получился. Как я раньше не замечал. Да и у самого горло как-то предательски сдавило.

– Ладно, Руслан, пошёл я. В магазин ещё нужно заскочить, посидим сегодня напоследок.

– Саша, подожди, – придержал меня за локоть друг, – много не бери. Гапур с Сахуевым сегодня обещали к нам в полк прийти. Они всё что нужно с собой принесут.

– Из-за этих, что ли, Гапур придёт? – кивнул я в сторону битых бедолаг.

– Нет, конечно, – Руслан криво ухмыльнулся. – Гапур и не знает о них ещё ничего. – Просто попрощаться с тобой мои земляки хотят. Посидеть на дорожку.

– Ну хотят – значит посидим. Отчего же не посидеть? – развернулся я к дверям и уже на выходе услышал шепелявое бормотание:

– Нохчи, почему ты не помог? Ты же правоверный, как и мы.

– Он – брат мой, – прозвучал в ответ гортанный баритон.