Читать книгу Гольяновская Весна. Поэзия пробуждения в затворничестве - Александра Барвицкая - Страница 24

На складе кармических долгов

расставлено всё – по полочкам и срокам.

Там времени руки выходят из берегов,

собирая главные жизненные уроки.

На складе кармического бремени

пока ещё нет ни Гора, и ни Сета.

Они будут позже.

За – гранью этого света. —

Вне времени.

В зеркалах моего долгового склада

отражаются все,

кого я не хотела помнить,

но помнила. Потому что – надо.

Господа,

я пришла на склад этот

отдать вам тридцать монет. —

Серебряных звонких монет.

Серебро – это Слова сила,

спасённого через сильную боль.

Господа,

я вас всех простила.

Я пришла сказать вам:

– Спаси-бо.

Господа

лже-поэты – хулители – лже-правые,

господа

лже-любящие – с дарами терновой оправы,

господа

лже-подруги и лже-друзья,

шантажом обдирающие —

до креста, до последней нитки,

господа

забиватели сапогом души моей свитки,

господа,

изломавшие ногти, руками мне роя ямы.

Я простила.

Но, к сожаленью, не в силах

остановить я

запущенную вами

кармическую самоуничтожения программу.

Не мною – судов этих – законы писаны. И ещё пока —

да,

я в яме.

Но выше.

Гораздо уже выше вас.

Но не смотрю на вас свысока.

Я смотрю на вас – прямо.

Так же – как и тогда – смотрю сейчас.

Господа,

я пришла сюда —

накормить вас своим серебром —

серебряным накормить добром —

накормить Словом —

опять и опять…

Господа,

вы сами должны понять,

что река времени

никогда не стоит на месте. —

Она движется: либо – вверх и вперёд,

либо – наоборот.

Ваша – течёт вспять.

Пятится ваше время

(портится ваше тесто!)

с каждой секундой назад всё быстрее,

быстрее!

Господа!

Вы сами должны понять,

что туда

нельзя уносить такое кармическое бремя!

Господа,

я прошу вас отдать на серебряном блюде

то, что вы мне должны.

Но отдать это – не мне, а просто отдать людям! —

В виде добра. —

Бессчётного!

Господа!

Засыпьте благими делами

все вырытые вами ямы.

И тогда – мы

будем в кармическом расчёте.

Избежим встречи в кулуарах иного суда,

господа.

В ступе воду толочь?

Или выпаривать соль на лбу?

Свет вымакивать ночью?

Что круче?

Катаю бочку.

Мой случай.

Запирая гнев,

По углям иду.

Ноги – в огне.

Голова – во льду.

Катаю бочку: туда – сюда.

Отзывается мостовая – грохотом.

– Что в бочке? – Вино? Вода?

– Да бросьте! – Горох там!

Раз – горошина.

Два – горошина.

Кому-то – дрянная?

А мне – хорошая.

В иных бочках пенится что-то?

Икорное море

Грудью волны

Вспоротой

На песчаной косе охает?

Луковым горем

До самых краёв полны

Желторотые

Шапки Шутов гороховых.

Шустренька,

Пёстренька

Невидимка-шапочка.

Кому втирать по очкам?

Разве горох виноват,

Что рождён малёхоньким,

Горохом, а не кипарисом?

России – горох, что Китаю – рис.

Кому на Руси от гороха плохо?

Перебираю горох.

В бочке: туда – сюда.

Мой Салют!

Сытый придёт:

– Горох?

Да ещё с солью тут?

Увольте меня, господа.

От этого пучит!

Лучше

Там, где икра.

Голодный придёт:

– Горох!

Да ещё и с солью!

Наконец-то еда!

Ура!

Голодно вам без словечка,

очищенного от шелухи?

У меня ни блинов, ни гречки.

Только горошины-стихи.

Из специй – руками

Размолотый камень —

Соляная горка.

Кто там просил икорку?

А чёрствую корку,

Господа, не хотите ли,

В прикуску к гороховой каше —

На кухне поэтской – «Барвицкая Саша»?

Будете есть? Нет?

Тогда проходите дальше. —

Не загораживайте мне свет.

Мне лишь горох по рифмованным средствам.

И икринки не положу в рот! Ведь

Я переела её задолго до детства.

Меня, господа, от неё сорок лет воротит.