Читать книгу Троллейбус без номеров - Александра Чацкая - Страница 6

– Поверить не могу, – ругалась Саша, пиная носком кеда необычные розоватые камешки. Будь Саша чуть менее уставшей, она бы наверняка кинулась их собирать: она, конечно, не геолог, но камешки очень напоминают кварц. Или аметист. – Поверить не могу, что даже в чертовом сне я не могу делать то, что хочу! Это нечестно!

Уж Аня бы точно делала все, что хотела. Сделала бы себе чизбургер, позвала друзей и они веселой компанией шли бы туда, куда хотели, а не в объятия города, в котором таится твой худший страх – м-да, веселее не придумаешь.

Город возник перед Сашей, как что-то серое и неотвратимое. Солнце куда-то исчезло, и теперь перед ней красовалась вереница серых панелек, многоэтажек, человейников с пустыми подслеповатыми окнами. Кое-где окна были разбиты, и в глубокой, концентрированной тьме на мгновение мелькнула чья-то кроваво-красная ухмылка. А зубы такие длинные и острые, будто их напильником затачивали.

Саша поежилась и зашагала дальше. По крайней мере, здесь были хотя бы дороги. Настоящие, асфальтированные дороги, пусть и убитые в край. Через трещины на асфальте прорастали кислотно-зеленые ростки. В прощелинах одиноко выл ветер.

С туристами она попрощалась вполне по-доброму: помогая усадить ничего не понимающего Эрика на лодку, Альберт Андреевич похлопал ее по плечу.

– Ты молодец, что мужика этого спасла, – он подмигнул. – Доброе дело никогда без награды не остается. Ты девчонка сильная, справишься, а он, чуть с ума не сошел. Главное, как пойдешь в город, иди все время по дороге, не сворачивай с нее. И, самое главное – не оглядывайся. Что бы кто тебе не говорил.

– А кто-то будет что-то говорить?

Альберт Андреевич лишь лукаво улыбнулся.

И поначалу Саша тоже непонимающе улыбалась, вступив на территорию Города – хотя какой это город, так, городок. Считай, один квартал. Даже у нее район побольше будет, хотя там всего-то общежитие да заброшка. Не сворачивая с плохо заасфальтированной дороги, она шла быстрым шагом, напевая себе под нос. Эх, и как же жаль, что во сне нельзя достать из куртки плеер!

Голоса настигли ее так внезапно, как настигает только летний дождь.

– Сашка, какая же ты дура, – Аня, кажется, точно стояла у нее за спиной. – Носишь дедовские вещи, слушаешь дедовскую музыку и думаешь дедовские мысли. Думаешь о том, что я на самом деле просто шучу. А я ведь и, правда, ненавижу тебя. За твой лишний вес. За твою трусость. Давай, трусливая идиотка, обернись и посмотри мне в глаза, и тогда я возьму свои слова назад! Мы будем с тобою лучшими подругами, будем вместе шопиться в торговых центрах и обсуждать одноклассниц, так, как я делаю это с Машей. Хотя, что это я? Тебе до Маши расти и расти еще, дурочка малолетняя. Обернись, ну же!..

Саша изо всех сил закрыла лицо руками, так, чтобы ничего не видеть, кроме дороги вперед, и побежала. В боку начало колоть, дыхание сбилось моментально, сердце вот-вот готово было выпрыгнуть из груди, а перед глазами поплыли фиолетовые круги.

Беги и не останавливайся. Беги, пока не упадешь замертво, ведь все то, что говорили про второе дыхание, бессовестная ложь.

– Сашенька, доченька, помоги мне, пожалуйста. Я упала, ох, упала, у меня что-то с ногой, боюсь, что это перелом. Сашенька, пожалуйста, помоги мне! Мне так больно, Сашенька, Саша…

– Глупая попытка, Город, – хрипло пробормотала Саша. Воздух с шумом выходил из ее истерзанной бегом грудной клеткой. Вот поэтому у нее тройка по физкультуре. – От моей матери никогда ласкового слова не дождешься.

И тут Саша услышала… собственный голос. Такой детский, чуть охрипший от бега, и такой же немного шепелявый. Так же шипящий на вдохе.

– Я – это ты, Саша, ты – это я. Ты ведь прекрасно знаешь, что таким, как ты, нечего делать в таких местах, как твой дом и школа. Ты из другого мира, Саша, и я могу тебе помочь. Мы можем тебе помочь. Помочь узнать, кто ты и откуда взялась.

– Отвали.

– Помнишь троллейбус, Саша? А помнишь группу «Дип пёрпл»? Помнишь, как Иэн Гиллан просил расслабить его струны, и от звука музыки ты теряла голову? Ведь ты даже хочешь накопить на гитару, потому что та музыка у тебя в голове не дает тебе покоя, ты знаешь об этом, правда? Ты знаешь. И я могу тебе помочь. Я могу все тебе рассказать.

– Заткнись! – кажется, вместе с криком из Сашиных легких вышел последний воздух. – Заткнись, заткнись сейчас же, черт тебя дери! Я ненавижу тебя! Замолчи!

Но сколько не кричи, сколько себя не убеждай, от себя не убежишь. Почувствовав, как шея будто сама начинает поворачиваться, Саша закрыла глаза.

Зажмурила со всей силы и понеслась вперед, не видя дороги. Кто-то у нее в голове смеялся, буквально хохотал, истерически, больным смехом, клокоча, кто-то шептал, что она идиотка и это был ее последний шанс, но Саша продолжала бежать. Ветки деревьев хлестали ее по лицу, и она чувствовала, как по щекам бежит горячая влага – может, слезы, а, может быть, и кровь. Она неслась, не разбирая дороги – а потом хохот прекратился, и наступила тишина.

В изнеможении Саша упала на траву, открыла глаза и обернулась.

Город был в огне, и теперь она ясно понимала, что это был никакой не город, а просто пустые развалины. В развалинах раздался резкий, рваный, нечеловеческий, визжащий крик боли и ярости. Раздался – и исчез, будто его не бывало.

А потом город рассыпался в труху.

И тогда Саша с улыбкой поднялась и пошла вперед. К сияющей красной букве «М» и белому, будто фарфоровому, подземному переходу.

Спустилась в метро, доехала до своей станции и…

… проснулась.

Саша подскочила и, держась за сердце, попыталась отдышаться. Было ли это сном? Было ли это явью? Если бы Саша курила, она бы обязательно сейчас затянулась сигаретой, но ей всего тринадцать, а потому, прямо в пижаме и тапочках, она аккуратно в темноте открыла дверь и вышла на лестничную клетку. Приникла грудью к раскрытому окну и отчаянно принялась ловить ртом воздух.

Было все еще темно, и в небе зиял лунный круг – такого правильного и такого реального цвета. Точно такой же обескураживающее реальной была и краска на стенах лестничной клетки – блекло-зеленая, совершенно непримечательная и абсолютно холодная.

Саша устало прислонилась к стене и прикрыла глаза.

Что есть реальность и что есть сон? И если туристы существовали, то куда они делись? Существуют ли ловушки? А если существуют, можно ли попасться в них, будучи в реальности? На всякий случай Саша даже посмотрела на цифру «девять» на стене, вспомнила, что в доме всего девять этажей, и успокоено выдохнула: наверху был всего лишь чердак.

Никаких туристов. Никаких бородатых, сумасшедших Эриков, которые просят помочь им проснуться. Никаких чудищ, принявших облик ее близких. Ничего. Только серая спокойная жизнь.

И никогда эта самая унылая серая спокойная жизнь не казалась Саше такой привлекательной.

Было всего пять тридцать утра, и свежий ветер хлестал холодом по ногам. Саша стояла в одной пижаме, смотрела в окно своей старой, дышащей на ладан панельки, разглядывала какой-то пустырь и улыбалась. Жизнь – настоящая, неиллюзорная жизнь безо всяких странностей была всеобъемлюще прекрасна, и это ей нравилось.

* * *

Стрелка на часах невыносимо медленно отсчитывала секунды, складывавшиеся в минуты, до звонка. Сашка за ней следила внимательно, чтобы в заветный момент рвануть домой. Зевота одолевала ее, свидетельствуя не о недостатке кислорода или желании поспать, а лишь о скуке, которую навевала окружающая обстановка. Разве эти серые будни сравнятся с Городом, Туристами или Эриком? Слишком банально, не то что ночные приключения.

– Саш, ты че такая сонная? – Аня пихнула ее в бок. – Небось, опять, вместо того, чтобы спать по ночам, сидела, дедушкины книги читала?

Скучно. Очень скучно и предсказуемо. Ее одноклассники вообще, на самом деле, ребята смешные – и чего Сашка так на них злилась? Занимаются своими школьными делами, ходят после школы во всякие секции, задирают ее, например.

Шепчутся – и пусть шепчутся. Они-то не были в Городе. Они не вытаскивали из заброшенного парка на краю вселенной полностью обезумевшего от страха взрослого мужика. Максимум, что у них происходило веселого – это хлебнуть после школы пива, да и то, если удастся найти того, кто продаст.

– Саша! – тычок в бок был настолько ощутимым, что она даже невольно охнула от боли, привлекая внимание биологички. К счастью, этот бульдозер, а не женщина лет сорока, только покачала головой – а совесть Сашки уже взыграла, заставив ее опустить взгляд и начать переписывать тему с доски. Вот черт, она так ничего и не написала: слишком была погружена в свои мысли. Чертова биология…

Саша ненавидела биологию так сильно, что даже оставила свою детскую мечту стать врачом. Биология официально считалась самым скучным уроком в школе, и многие ее однокласники обычно даже не доходили до кабинета. Их можно было понять – седьмой урок, ты уже отсидел на алгебре, выдержал геометрию, написал целое чертово сочинение, больше всего на свете хочешь домой – и тут тебе прямым текстом говорят, что нужно сидеть и переписывать параграф.

Так урок и проходит каждую неделю: что-то вещает биологичка, удачливые ребята на последних партах открыто рубятся в телефоны, неудачники на передних рядах рубятся в телефоны чуть менее нагло.

У Саши нормального телефона никогда не было, да и хорошая оценка в аттестат ей просто-напросто необходима – иначе мать снова на несколько недель перестанет с ней разговаривать, и вообще будет делать вид, будто Саши не существует в природе. А потому, когда все развлекаются, Саша сидит и конспектирует параграф об амебах. Тупая, бессмысленная работа, от которой болит рука, но Саша все равно продолжает.

– Мамонтова, потише там!

– Извините, пожалуйста, – Саша опустила взгляд вниз еще сильнее. Ненадолго конечно – стоило биологичке перевести взгляд на доску, и Саша тут же повернулась к Ане.

– Ну, чего тебе? Не видишь, я занята. Мне параграф надо законспектировать.

– Ты сегодня какая-то не такая весь день. На диету, что ли, села? – Аня аж вся подобралась, чуть ли не в глаза ей заглядывала.

Саша прекрасно знала, чего она дожидается. Сейчас она что-то ответит, Аня скажет еще какую-то гадость, а потом Саша опять выбежит из класса и проплачет там половину урока, чтобы потом с улыбкой повторять, что все в порядке. Или, может быть, Саша опять ляпнет что-нибудь не подумав, Аня обидится, и все тот же сценарий очередной раз повторится, но слез и нервотрепки будет значительно больше. Аня смотрела на нее, будто актриса, дожидающаяся своей реплики, и отчего-то Саше впервые в жизни захотелось ей вмазать.

Наверное, и вмазала бы, только ведь она не умеет драться, да и не хочет проблем. Ей как отличнице нужно быть на хорошем счету, будет обидно, если из-за поведения ее не переведут в следующий класс. Можно и дальше играть по Аниному, сценарию, но на это нужно время и нервы, а Саше так лень, так лень…

– Отвали уже, а, – Мамонтова скучающе зевнула. – Все вес да вес, как будто ты новых тем для оскорблений не можешь придумать. Вот сначала сочини что-то стоящее, а потом говори.

– Так я, что, я тебя не оскорбляю, – Аня сердито заворочалась. – Я правду говорю. Ты же и в самом деле жирная. Какой у тебя размер? Пятидесятый? Или семьдесят второй, как у твоей матери?

– Что ж ты так на весе-то зациклена, господи. Влюбилась, что ли?

– В кого? В тебя… да я…

– Мамонтова! Степаненко! – биологичка нависла над ними, как готовая обрушиться цунами. Полная, она сотрясалась от плохо сдерживаемой злости, и ее щеки сотрясались вместе с ней. – Сколько можно уже разговаривать! Мамонтова, сейчас же выйди из класса! Что это такое, тебя прямо сегодня не узнать!

– Знаете, Антонина Семеновна, – Сашка говорила тихо и спокойно. – Раз уж такое дело… у меня сегодня биология последняя, можно я домой пойду, раз вы меня уже выгнали?

– Я… Я…

– Саш, ты чего? – Маша, распахнув рот от удивления, воззрилась на нее.

Неожиданно Саша поняла, что в классе стояла полнейшая тишина – ни перешептываний, ни звуков игры в телефон, ни даже шелеста учебников: все они, двадцать человек, с удивлением смотрели на нее. Ну и пожалуйста. Ей плевать.

Саша сложила учебники в портфель, поправила рубашку, тихо вышла из класса и закрыла за собой дверь. А потом понеслась в женский туалет. Сполоснула водой лицо и, испуганно выдохнув, прикрыла глаза.

Нет. Нет. Нельзя так себя вести. Нельзя грубить учителям. Нельзя сваливать с уроков. Саша талдычила себе прописные истины, пока ледяная, пахнущая мелом вода – им запрещали пить воду из-под крана как раз из-за этого – стекала по ее лицу, но остановиться она уже не могла. Кровь прилила к лицу, руки тряслись, а саму Сашу тянуло расхохотаться от предвкушения грядущего злобного, истеричного веселья.

– Так, слушай сюда, – она ткнула пальцем в грязное вечно мутное и запотевшее зеркало. – Сейчас ты встанешь, еще раз умоешься, успокоишься и пойдешь обратно в класс. А потом ты извинишься перед Антониной Семеновной и сядешь на свое место. Слышишь? Тебе не нужны проблемы.

Однако что-то внутри нее уже сломалось, и отчего-то Саше стало совершенно наплевать и на школу, и на Аню, и тем более на этот несчастный урок биологии, на котором они только и делают, что переписывают параграфы. Это Ане есть чем заняться, ведь у нее новый мобильникс кучей приложений, не то что у Сашиной «нокии», на которой даже в змейку особо не поиграешь.

Саша повторяла и повторяла себе, что сейчас она подойдет и извинится перед Антониной Семеновной, но ноги сами понесли ее в сторону КПП.

– Ты что так рано? – грубо спросил охранник.

– Нас пораньше отпустили, дядь Сереж, – ложь, на удивление, вышла легкой и непринужденной.

– Пораньше? Ну, иди давай. Только тихо, а то в других классах уроки идут.

Саша включила плеер и понеслась из школы. Вперед, к свободе, к не успевшим еще пожухнуть осенним листьям к яркому октябрьскому солнцу, которое светит, но не греет, к свежему воздуху, который будит желание успеть как можно больше – и к полнейшей апатии, которая все равно накроет ее, стоит прийти домой.

Только что она нагрубила учительнице. Сбежала с уроков. Кажется, мать ее просто-напросто убьет.

– Ну и плевать. Ну и пусть убивает, – Саша пнула камешек на дороге и понеслась домой, подпрыгивая на кочках.

Ей хотелось петь песни, танцевать под Иэна Гиллана в ее ушах, хотелось совершить гигантский пируэт и пойти гулять через всю Москву – останавливало лишь то, что мать возвращается в шесть, и если Саши не будет дома, она устроит такую взбучку, что ей не поздоровится. Да и денег на проездной в метро у нее нет.

Саша повела себя сегодня просто отвратительно, и это ее дико радовало.

Она ждала сегодняшнего вечера с предвкушением. Ведь ночью она ляжет спать.

– Несусь по лунной дорожке в серебре ночи. Аромат воздуха был словно из другого времени, – вторил ей Иэн Гиллан.