Читать книгу Летопись Океана. Старый город - Александра Ковальски - Страница 10

Книга I: «Старый Город»
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ: «Живой мертвец»
ГЛАВА 6

Оглавление

Теперь уже почти не осталось тех, кто воочию видел один из грозных и величественных призраков океана – «Lux in tenebris». Его имя было притчей во языцех, его боялись и ненавидели, на него охотились. Несомненно, все это было справедливо и в отношении человека, владевшего этим кораблем и проведшем на его палубе если и не всю свою жизнь, то, несомненно, лучшую ее часть. Его звали Абель Кестрел, но для своей команды он был просто – Кошка – беспощадный и удачливый пиратский капитан, славившийся своим умением до костей рассекать плоть одним ударом линька. Говорили, что ему не нужна шпага, чтобы убить человека, он мог сделать это плетью… Собрав под свой флаг десятки лихих молодцов, под стать себе, он вершил суд вне суда и закон вне закона на всем архипелаге.

За его спиной всегда стоял верный друг – Морис Фанг – человек, ставший сиротой и каторжником в 12 лет и поклявшийся отомстить властям за это, укоренив пиратство и сделав его непобедимой силой. Ему это удалось не без помощи не только Абеля, но и ещё одного героя этой истории – третьего главаря братства – … Шарля Доуэла…

Трое друзей, поклонявшихся хранить верность избранному пути… кто знает, как бы сложилась их судьба, если бы однажды ночью одному из них, бывших по слухам, колдуном и чернокнижником, не приснился роковой сон…


***

«Ведьма! Ведьма!» – звонко кричали дети, бросая камни и горсти песка в спину красивой рыжеволосой девочке, убегавшей от них со слезами на глазах. Босоногая ватага преследовала ее, галдя и вопя. «И мать твоя была ведьмой! Проклятье ей! Проклятье и тебе!» – вдруг крикнул из толпы мальчик постарше. Рыжеволосая резко остановилась и, обернувшись, затравленно посмотрела на толпу. Словно в каком-то трансе, вытянув руку, она указала на обидчика и размеренно, без единой эмоции, произнесла: «Гореть тебе в аду! Ты сгоришь и родители твои! И дом твой и род твой! Все сгорите… все!» Толпа детей замерла в испуге, а рыжеволосая, опомнившись, стремглав бросилась прочь. Она бежала все быстрее и быстрее – прочь из городка – туда, где она всегда чувствовала себя в безопасности – в джунгли, к берегу моря, на песчаный пляж в одинокой бухте, где никого никогда не бывало. Лишь старик – смотритель маяка иногда удил здесь рыбу, да пару раз в сезон заходила одинокая контрабандистская шхуна. Туда, к берегу, где далеко в море вдавался скалистый утес, на котором гордо высился маяк, построенный незадолго до рождения рыжеволосой. Она бежала до тех пор, пока силы не оставили ее, и она не упала ничком в траву. Горькие слезы катились по ее щекам. «Мама, мамочка, – шептала, хлюпая носом девчонка, – Где же ты теперь? Зачем ты ушла так рано?» Вдруг кто- то легонько коснулся ее плеча, ласково потрепал волосы и нежно сказал:

– Не плачь, рыжеволосая…

– Кто здесь? – испуганно вскинула голову девушка.

– Не плачь, – снова прошелестел ветер за ее плечом, – ты – сильная и тебе уготована великая судьба! Наступит день, и ты будешь решать, кому умереть, а кому жить…

– Кто ты?

– Ветер … – донеслось издали.

– Я схожу с ума, – грустно подумала девочка, – но так оно и лучше.

Поднявшись на ноги и утерев слезы, она побрела дальше к маяку…


***

Проснувшись поутру, пират не стал долго мучиться над разгадкой непонятного ему сна, а просто выбросил его из головы, но история тем не закончилась. Сны о рыжеволосой продолжали приходить к нему каждую ночь…


***

– Что Вы скажите, мистер Визед? Я – сумасшедшая, да?

– … думаю, что нет…

– Тогда что же это? Почему все в округе называют меня ведьмой? Почему и за что проклинают мою мать? Кто я такая, в конце концов?

Старик улыбнулся в усы:

– Кто ты такая?! На этот вопрос можешь ответить только ты сама! Но… не сейчас. Сперва тебе придется многому научиться и избрать Путь… Твоя мать была совсем не такой как все. Боги наградили ее особым даром – слышать голоса ветров, океана, врачевать больных одним только наложением рук, помогать роженицам разрешиться от бремени. Она была доброй и хорошей женщиной, приехавшей в Новый Свет искать счастья, но нашедшей здесь лишь боль и слезы. Когда судьба свела нас, у нее уже была дочка – Азалия. Ты была еще совсем крошкой, но у тебя уже был заметен Дар… Ты, как и твоя мать принадлежишь к проклинаемому всюду племени цыган, хотя твой настоящий отец и был ирландцем. У тебя его волосы и цвет кожи, но глаза… глаза цвета океанской воды… мамины. Мне жаль, что твоя мать столь рано покинула наш бренный мир, но… хвала Богам, у тебя есть отчим, который заботится о тебе…

– Я ненавижу его! – прервала старика Азалия. – Он заставляет меня тяжело трудиться в доме, но не дает мне ни еды вдоволь, ни денег на новое платье. И специально посылает меня в город в базарный день, чтобы дать другим радость посмеяться надо мной.

Рыжеволосая заплакала, а старик ласково погладил ее по волосам.

– Тебе скоро 16, и ты сможешь жить, как тебе хочется, сможешь уйти от своего отчима.

– Куда же я пойду?

– Весь мир перед тобой! Тебе нужно лишь выбрать Путь… а теперь тебе пора домой. Солнце скоро сядет, а я нынче жду гостей ….

– Я всё поняла, мистер Визед… Прощайте.

– Прощай, моя милая. И хорошенько подумай над моими словами. Обещаешь?

– Да.

– Хорошо… теперь беги.

Когда белое поношенное платье рыжеволосой перестало мелькать в густой тропической листве, старик задумчиво потер подбородок и снова, ни к кому не обращаясь, повторил:

«И хорошенько подумай над моими словами…»


***

Спустя несколько ночей, сны прекратились, а спустя пару – тройку лет, Доуэл и вовсе позабыл о них. Вплоть до той самой ночи, когда они вновь стали его постоянными гостями. В них рыжеволосая изменилась, повзрослела, но это, несомненно, была она…


В тот день, когда Азалии исполнилось 16, она собрала свои нехитрые пожитки и навсегда покинула отчий дом. Куда исчезла рыжеволосая так никто и не узнал. Одни говорили, что видели ее в джунглях, собиравшей редкие травы; другие, что она убежала к контрабандистам и там, в маленьком буканьерском поселке на другом конце острова, вышла замуж; третьи – что ее похитили и продали в рабство пираты… Слухов было много, правду же никто не знал. Никто, кроме старика – смотрителя маяка, в тайне от всех занимавшегося алхимическими опытами в подвальных катакомбах обучавшего этому искусству Азалию. Время за работой летит быстро, а когда она интересная и любимая – ещё быстрее. Как минуло 5 лет, рыжеволосая и не заметила. Упорные труды и усердие не пропали даром. Из неуклюжей рыжеволосой девочки – подростка Азалия превратилась в стройную и привлекательную девушку с золотыми кудрями. Теперь – в 21г. – она могла считать себя Ведьмой. Познав секреты древнего мастерства, девушка обрела Веру и уверенность в своих силах.


Сны, приходившие к нему в юности, снова стали еженощными спутниками Шарля. Неожиданно для самого себя, он осознал, что героиня этих снов очаровала его настолько, что Доуэл решил отыскать ее, во что бы то ни стало. В ту же ночь ему приснился последний сон о рыжеволосой, сон, в котором он узнал, где ее искать…

– Ты много времени проводишь на берегу, вдруг кто-то из местных тебя увидит?! – как-то за ужином сказал старик-смотритель.

– И что с того? – безразличным тоном спросила Азалия. – Теперь мне не страшны крики глупой толпы!

– Помни о том, что именно «крики глупой толпы» отправили твою мать на костер инквизиции. Тебе следует быть осторожнее, если не хочешь повторить ее судьбу.

– Я не боюсь костра! К тому же я скоро уеду отсюда – климат Барбадоса мне вреден… Ветер поет мне о черном нефе под бордовыми, точно кровь парусами…. И о черноволосом капитане. Его имя – Шарль. Он, как и я… другой…

– И все же будь, пожалуйста, осторожнее. Не очень-то верю… сказкам.

– Это не сказки! Ты просто глух!

– Может быть…


***

Предсказание Азалии сбылось… Черный неф под кроваво-багровыми парусами вошел в бухту у маяка. Такая крупная «рыба» была здесь впервые за много- много лет, но та ночь была особой. Три пиратских десанта, с трех кораблей, вычистили остров, стерев с лица земли и городок и поселок. «Паруса наших кораблей выгорели на солнце и нам нужна свежая кровь, чтобы вновь покрасить их!» – шутил черноволосый капитан флагмана. Ночь осветилась заревом пожаров, а восход окрасился кровью, ее было пролито столько, что хватило не только на покраску парусов нефов, но и неба до самого горизонта. Богатой добычей были набиты трюмы «Феэсфл» и «Энер» – черных лебедей и самого флагмана – «Вандерера».

Старик – смотритель со страху не спал всю ночь, с минуты на минуту ожидая гостей. Они явились на рассвете, громко и требовательно постучав в дверь его домика, прилепившегося к стене маяка, как гнездо ласточки к утесу.

– Хозяин! – зычно крикнул капитан, едва переступив порог дома.

Старик почел за лучшее не скрываться от незваных гостей. Он вышел к ним в ночном колпаке, рубахе и со свечой в руке.

– Что ты можешь предложить в обмен на свою никчемную жизнь? – грубо спросил его пират.

– Только искусство врачевателя, – смиренно ответил старик – смотритель.

– У меня на борту уже есть … – Шарль (а это был именно он) ошарашено замолчал, увидев за спиной смотрителя, в дверном проеме девушку. У нее были золотые волосы и пронзительный взгляд глаз цвета океанской воды. Отстранив старика рукой, пират стремительно приблизился к незнакомке и, глядя ей в глаза, полу спросил: «Ты – Азалия Кондор – дочь цыганки?!» Она кивнула в ответ. Он замер на месте.

– Я видел тебя во снах, … Азалия. Ты поедешь со мной! – сказал он, изучающее глядя на рыжеволосую. И добавил, обращаясь к старпому: «Мистер Костон, обыщите дом!»

– Зачем, Шарль? У нас ничего нет! – испуганно вмешалась девушка, но пират будто бы не слышал. Бесцеремонно взяв ее за руку, потянул за собой, к выходу; когда она начала сопротивляться, закинул на плечо и понес, крепко держа за ноги и, не обращая внимания на удары девичьих кулачков по спине.


***

Азалия лежала ничком на койке в капитанской каюте «Вандерера», третий день, отказываясь от пищи и воды; никого, не слыша и не видя; беспрестанно оплакивая свое прошлое – разграбление родного городка и смерть своего учителя. «Какой же дурой я была, когда ожидала прихода этих демоном с нетерпением! – мысленно ругала себя Азалия. – Они способны приносить лишь смерть и слезы! Будь они прокляты! И я вместе с ними!»

Вдруг голоса за тонкой перегородкой, отделяющей койку от остальной каюты капитана, привлекли внимание рыжеволосой. Там спорили двое мужчин. Голос одного из них она узнала сразу же – Шарль Доуэл – ее личный демон, ее черноглазое проклятие. Второй был ей незнаком, но сразу же привлек ее внимание силой, звучащей в нем.

– Мне надоело спорить с тобой, Абель. Довольствуйся моим ответом и не требуй никаких объяснений!

– А я не верю тебе, Шарль Доуэл и буду требовать объяснений до тех пор, пока ты не предоставишь их! Или пока Морис не поручится за тебя! А до того момента, Король Братства, коим я являюсь, волен поступать так как ему заблагорассудится.

– Почему?.. Почему ты не веришь мне?!

– Потому что людям не дано слышать голоса Богов…

– Но я слышу! Боги или демоны… говорят со мной. И я не один такой. Ты помнишь, я рассказывал тебе о своих снах?

– О рыжеволосой?.. Шарль, прости, но…

– Я нашел ее! Она здесь!

Девушка услышала шаги пирата и вскоре почувствовала тяжелую мужскую ладонь на собственном плече. Рыжеволосая резко подняла голову и в упор посмотрела на бандита.

– Я ничего ему не скажу! Ничего, слышишь?! Ты – бандит и убийца, которому нет прощения! Разве ты не слышишь, как Океан и Ветер – древние Боги этой земли проклинают тебя, Шарль Доуэл?! Неужели, грохот пушек и крики жертв так оглушили тебя?!… Я однажды уже взяла на себя грех, проклянув мальчишку, бросавшего в меня камни и называвшего ведьмой… Я ничего ему не скажу… ничего!

– Ты сказала достаточно! – криво улыбнулся Доуэл. И он покинул закуток, служивший спальней.

Ошеломленная его ответом, Азалия, закрыв лицо ладонями, снова повалившись на постель. Дальнейшего разговора пиратов она не слышала.

В следующий раз из забытья ее снова вывел голос Шарля. Войдя за перегородку, он тронул ее за плечо, со словами: «Встань и иди умойся. Нам пора. А если ты не пойдешь сама, я снова понесу тебя на плече, но на этот раз свое платье ты оставишь здесь!»

Рыжеволосая испуганно посмотрела на пирата, но подчинилась. Пока она умывалась и расчесывала свои длинные золотые волосы, он ждал ее у дверей. Когда она закончила свой туалет, он еще раз окинул ее стан оценивающим взглядом и, вдруг резко изменившись в лице, произнес: «Прости меня… за… все». И опустил взгляд. Повинуясь какому-то внутреннему порыву, девушка приблизилась к нему, ласково положила руки ему на плечи и спросила тихо: «Почему?»

– Я – бандит и убийца, но… судьба наказала меня тяжким бременем, нести которое я не в силах. Ты угадала, говоря, что грохот пушек и крики жертв оглушают меня. В бою я ничего не слышу, … ничего из того, что дано слышать лишь нам с тобой… Поэтому… я не хотел убивать его. Правда. Мне нужна была лишь ты. Я много раз видел тебя в своих снах, еще в юности и потом, на протяжении многих лет моей жизни, … я знаю о тебе все… и верил, что ты поможешь мне… не слышать всего этого, потому что это выше моих сил.

Рыжеволосая не успела ответить, дверь в каюту внезапно распахнулась, пропуская молодого человека. Азалия сразу же узнала его по голосу – это был Абель.

– Доуэл, я … – слова замерли у него на губах при виде Азалии.

– Мы уже идем, – сухо ответил Шарль на вопросительный взгляд друга.

– Простите, капитан. Это я виновата, что мы… так долго, – вдруг произнесла Азалия, смело глядя в глаза Абелю.

– Ничего страшного, – улыбнулся тот, протягивая девушке руку с предложением проводить ее. Она улыбнулась в ответ, опираясь на руку Короля и покидая капитанскую каюту нефа.

В тот душный вечер друзья собрались на квартердеке «Вандерера», удобно расположившись в креслах с высокими спинками и наслаждаясь хорошим табаком, испанской сангрией высшего качества и неспешным ходом корабля. Именно тогда Азалия познакомилась не только с третьим главарем Братства – Морисом Фангом, но и ещё с одним загадочным капитаном – близким другом Короля – Уайт Фоксом. Будучи альбиносом от рождения, он вполне оправдывал свое имя, во-первых, а во-вторых, он оправдывал его своей молчаливостью. В тот вечер капитаны развлекались распространенной в то время игрой в качито. И хотя ставки были не шуточными, пираты веселились вовсю. Одному Шарлю в тот вечер не везло. Он проиграл немало денег и, вконец войдя в азарт, решил играть до последнего, в надежде «сорвать банк». Его поддержали Морис Фанг, любивший игру больше собственной жизни и Уайт Фокс, тоже надеявшийся отыграть свое.

– Остановись, друг, – посоветовал ему Абель.

– Что, боишься, что я отыграюсь?!

– Нет, … что проиграешь последнее.

– Так тебе же лучше, Кестрел. Удача сегодня на стороне Короля…

– Моя Удача всегда при мне. Я не боюсь ни игры, ни битвы, ни затишья.

– К делу! Что ты поставишь?

– Все, против девушки, что стоит за твоим стулом! – если эти слова пирата заставили Азалию побледнеть, как полотно, то ответ Шарля: «Идет!» – буквально поверг ее в шок. Чтобы не упасть в обморок, она ухватилась за спинку стула Доуэла и через его плечо взглянула на Абеля, сидевшего напротив Шарля. Взгляд его темно-синих глаз был направлен на нее. Он пристально смотрел прямо ей в душу. Азалия вдруг поняла, что он буквально читает ее мысли, но ей нечего было скрывать. Он улыбнулся и привычным движением бросил кости на стол.

Спустя несколько минут, Шарль Доуэл, мертвенно – бледный, поднялся со своего стула и безразличным голосом, пожелав гостям доброй ночи, спустился к себе в каюту. Он задержался у начала лестницы всего на мгновение, бросив на Азалию, провожающую его взглядом, ответный взгляд полный горечи и сожаления. Это мимолетное движение не укрылось от внимания Абеля, но он сделал вид, что ничего не заметил…

Ночью Азалии не спалось. Решившись, она осторожно выскользнула из капитанской каюты «Lux in tenebris» – корвета, на который она переехала вслед за Абелем. Выйдя на шканцы, остановилась у планширя, с наслаждением вдыхая ночной воздух полной грудью и любуясь звездами в небесной выси.

«Надоело прятаться и плакать,

И любить усталые глаза.

В флибустьерском дальнем море

Бригантина поднимает паруса! —


Вдруг зазвучал чистый и сильный голос, тихо певший в ночи. Певец, сидевший на ступеньках лесенки, ведущей на квартердек, не заметив в темноте ночи свою невольную слушательницу, пел для собственного удовольствия или развлечения. Шло время голландской песьей вахты, чего не сделаешь, чтобы не заснуть…


И над морем над широким

Вдруг взовьется чёрный стяг

И корабль в море рвётся

Сквозь туманы бури мрак!

Звон пиастров золотых мы слышим,

Ром нам головы кружит,

В руки к нам плывут богатства и красотки

И наживы лёгкой, запах чуем мы!

Вот корабль вдалеке мы видим,

Поднимаем дружественный флаг

И, салютую, подходим ближе,

И без боя их берём на абордаж! —


Внимательно вслушиваясь в голос, Азалия с удивлением узнала певца – им оказался капитан корвета – Абель Кестрел. Только много лет спустя, рыжеволосая осознала всю ценность той ночи, когда она услышала, как поет Король… Абель редко пел, чаще он любил слушать.


Завязался бой на палубах и в трюме —

Выстрелы слышны вокруг —

Нам пиратам это так привычно

И свист сабель наш ласкает слух!

Вся добыча нам теперь досталась,

Трупы непокорных на корме лежат,

А команда пир на палубе устроит

И песни флибустьеров над волнами полетят!

Пьем за яростных, за непохожих,

За презревших Грошевой уют.

Вьётся на ветру лоскут наш чёрный,

Люди фарта песенку поют!» —


Когда отзвучали последние слова песни, начало светать. Заметив, что он не одинок на палубе, пират, несколько смутившись, подошел к девушке и негромко приветствовал ее

– Доброе утро. Надеюсь, не помешал?!

– Здравствуйте, капитан… Мне было приятно Вас слушать. Вы прекрасно поете, – она покраснела и добавила, – и Вы не такой, как другие…

Кестрел улыбнулся.

– Наоборот… Я самый обычный. Вы, верно, спутали меня с капитаном Доуэлом. Вот он, действительно, необычен. Хотя, это и не удивительно, нас часто путают. По странной шутке судьбы, мы разительно похожи…

– Вовсе нет! Вас невозможно спутать! Ваши глаза смотрят в самую глубину души. А глаза Шарля пусты, как глазницы мертвеца. Вашего взгляда я боюсь, боюсь утонуть в нем, как в море… Вы – другой, не такой, как мистер Доуэл… И, мне… страшно признаться, но…

Абель осторожно коснулся кончиками пальцев ее нежных губ. Их взгляды встретились и в глазах друг друга они прочли все то, что обычно люди облекают в слова, произнести которые бывает очень и очень непросто.

Следующим утром корабли взяли курс, указанный Шарлем Доуэлом. Король, ни один год, бывший ярым противником оседлости, внезапно согласился с доводами друга о постройке собственного города-базы и безоговорочно доверился ему во всех связанных с постройкой городка вопросах.


***

Команда Шарля Доуэла трудилась не покладая рук. Вчерашние пираты умело брались за рубанок и молоток, становясь отменными плотниками и каменщиками. И все то время, что строился город-база, Азалия Кондор – рыжеволосая дочь цыганки была рядом с Шарлем. От нее Доуэл многое узнал и многому научился, обретая уверенность в своих силах и развивая собственный дар. Рыжеволосая оставалась для Доуэла верным другом и помощницей, хотя он надеялся на большее, но не смел просить об этом.

– Как вы познакомились? – как-то вечером спросила Азалия Шарля, когда они отдыхали после напряженного трудового дня, сидя на ступенях лестницы, ведущей на квартердек «Вандерера».

– Мы с Абелем выросли вместе, – улыбнувшись, ответил Шарль, – а с Морисом… это долгая история… и очень кровавая, но… если хочешь, я расскажу ее тебе. По секрету.

– Очень хочу, – улыбнулась Азалия.

– Мой отец был корабельным врачом и редко бывал дома, – начал свое повествование Шарль. – Поэтому после смерти матери я оказался в приюте. В Бристоле. Мне было всего 5 лет, и я мало что помню о своих родителях. – Шарль задумчиво повертел на пальце перстень с крупным изумрудом. – Когда мне исполнилось 10, я был уже первым забиякой и грозой всех мальчишек. Мадам Кингли – хозяйка приюта – не любила меня за то, что я немало досаждал ей своими проказами, но она знала о моей мечте покорить океан и, хотя часто называла меня ненормальным, все же… не противилась моей просьбе и поспособствовала моему устройству в качестве юнги на одно судно, идущее в Новый Свет. Так я оказался на Барбадосе. В качестве раба, тогда так со многими поступали. Капитан продал меня местному плантатору в качестве слуги.

– И ты смирился? – с негодованием в голосе спросила Азалия.

– 16 сломанных ребер, 3 перелома руки и многочисленные шрамы едва ли тому доказательство! – вдруг прозвучал голос Мориса, все это время молчаливо курившего трубку, сидя рядом с Доэулом и Азалией, – Этот мальчишка никогда не изменял себе!

Шарль только горько улыбнулся.

– Когда мы разграбили ту плантацию, я не мог поверить, что англичане могут превзойти испанских святош в жестокости и изощренности, однако, как оказалось, могут, – продолжил между тем капитан Фанг. – Мне было тогда почти 30, и я уже был капитаном. Люди редко идут за такими юнцами, но я был сыном священника, и умел убеждать людей.

– Ваш отец был священником? – удивилась Азалия.

– А мать – портовой шлюхой на Тортуге, – грубо рассмеялся Морис. – Неудивительно, что я с малолетства подался в море и стал пиратом, а потом попал в лапы закона и много месяцев гнул спину на приисках, пока не удалось бежать. Тогда-то я и поклялся отомстить властям… за все, что они со мной сделали и что у меня отняли.

– Из нас троих только Абель получил достойное образование и…

– Ты говорил, что вы выросли вместе, – прервала Шарля девушка.

– Ну, почти. После того, как я отправился в море, мы с Абелем не виделись несколько лет… пока однажды бриг, на котором я ходил с Морисом, не был атакован «красными мундирами». Мы попали в плен и должны были быть повешены, но, – Шарль улыбнулся, снова прикоснувшись к перстню, – один из лейтенантов помог нам бежать. Мы были в открытом море и, перерубив буксирный канат, увели свой бриг прямо из-под носа англичан… мертвых англичан.

– За то предательство лейтенант Кестрел дорого заплатил, – вздохнул Морис, тоже коснувшись своего перстня с алмазом, – он погубил свою свободу, жизнь и карьеру. Ради этого черноглазого прохвоста! А спустя еще несколько месяцев, чуть не погиб, ради безумной затеи Доуэла по захвату «Вандерера» и эскадры…

– Абель никогда не мог отказать своему названному брату, – улыбнулся Шарль. – Почти никогда. А насчет моих лебедей… Это была идея Абеля, я уже говорил миллион раз! И дело было вовсе не в нефах. Абелю нужен был его корвет. «Свет во тьме», разве ты не помнишь, Морис, как истово Абель желал заполучить этот корабль?

– Ну конечно… – фыркнул старший пират. – Вы оба были хороши, но Абель едва не погиб, а ты заполучил самую большую и смертоносную эскадру в свои руки.

– Не драматизируй, Король получил, что хотел, а что касается нефов, – улыбнулся Шарль, – ни всех покоряет закон и честь, некоторым нужны не доблесть и удачливость капитана, а крепкий линек да старый добрый грог вдоволь…

– Да… несмотря на то, что мы очень разные, мы стали друзьями, – улыбнулся Морис. – В знак нашей дружбы с той поры мы носим эти перстни, символы того, что земля, море и воздух Кариб поистине подвластны лишь нам! Пиратам!

– Да, я видела такой же перстень, но с сапфиром у Абеля. Что они означают? – спросила рыжеволосая.

– Триада, вечный символ, – улыбнулся Шарль. – Воздух – это Вера, а именно Морис всегда вел нас за собой, мы верим ему. Кому как не сыну священника носить символ Веры? Поэтому перстень с алмазом. Море – это Надежда, потому что именно с этими чувствами мы каждый раз выходим в рейд, надеемся на удачу и полагаемся на счастливую звезду. Море – это Закон, единственный для нас – пиратов Братства. Кому как не Королю Братства – Абелю Кестрелу вершить закон и кому иному может принадлежать море? Поэтому в его перстне сияет сапфир. Земля – это Вечность, а еще и бессмертие, безопасность и предсказуемость. Мои видения бывают разными, а не только о тебе, – снова улыбнулся Шарль. – Поэтому в моем перстне изумруд. Я своего рода хранитель этого Братства и, порой, именно я решаю, когда и в какой рейд уйдут корабли…

– Триада, значит?

– Да, мисс Кондор, именно так, – шутливо отвесил полупоклон Доуэл.


Спустя 2 года после укрепления пиратского гнезда, Король Братства – Абель Кестрел – объявил о своей женитьбе на Азалии Кондор. Годом ранее у них родился сын, который теперь, когда Абель подтвердил слухи о своем отцовстве, становился наследником целого «государства».

Через несколько дней после свадьбы Короля, случилось то, чего так боялась, но не могла предотвратить рыжеволосая дочь цыганки.


***

В дверь капитанской каюты осторожно постучали. Несмотря на то, что пиратское гнездо было достроено и уже мало-помалу обживалось, Абель так и не обзавелся домом на берегу. Его корабль и был его домом. Всем, кто хотел получить аудиенцию у Короля, приходилось прибывать на борт флагманского корвета «Lux in tenebris». Нынешний гость бывал здесь редко, но несмотря на это почти всегда входил к капитану без стука. Это было право Мориса Фанга. Мало кто знал, что именно он – беглый заключенный, сын священника и портовой шлюхи, и был основателем Братства, умело скрывающимся за спиной Абеля.

Король поднял голову от бумаг и карт. Узнав Мориса, он, вымученно улыбнувшись, спросил, не тратя время на церемонии:

– Как поиски? Успешно?

Морис с сожалением отрицательно покачал головой, а вслух добавил:

– Никто ничего не знает, но слухи ползут недобрые…

– Что за слухи?

– Якобы Шарль сделал предложение девушке, но она предпочла ему другого. С горя он подался в бега.

Король улыбнулся.

– Это слухи, Морис. Ну, какая девушка могла отказать нашему другу? Шарль – завидный жених. Любая девушка, не раздумывая, согласилась бы на его предложение…

– Не любая! – неожиданно раздался за спиной Абеля голос его жены.

Он обернулся к ней, и ужасная догадка блеснула в его взгляде. «Нет…» – беззвучно прошептали его губы, а кулаки сжались сами собой. Азалия только грустно улыбнулась ему и ласково погладила по давно небритой щеке.

– Что прикажете, капитан? – спросил Морис.

– Я приказал бы найти его и убить, но… как бы Вы поступили на моем месте?

– Отдайте приказ укрепить город и позаботьтесь о сторонниках. Бунт – первое, что предпримет пират во имя мести… Хотя очень может быть, что он не станет мстить, а предпочтет встретиться с Вами в открытом бою, где-то в море…

– Он ещё вернется в этот порт, – тихо сказала Азалия, приближаясь к Морису, – И когда это произойдет, сделайте для меня одну вещь, мистер Фанг.

– Что угодно, моя госпожа.

– Любой ценой наденьте ему на палец это кольцо, – с этими словами Азалия подала пирату золотой перстень с крупным рубином, – этот перстень однажды поможет Вашему сыну! Поэтому ради него и ради Братства не стойте за ценой.

– Позвольте мне узнать, госпожа, мой сын… он добьется того, чего не успел я?

– Да, Морис, – задумавшись на минуту, ответила Азалия. – Это будет непросто, но он добьется этого, дорого заплатив…

– Какова бы ни была цена, важна лишь цель!

– Мне искренне жаль, Морис…

– Не жалейте о таких как мы, … о бандитах, – улыбнулся Фанг. – Касательно же Вашего поручения, клянусь Вам, все будет исполнено.

Когда Морис покинул каюту, Абель ласково обнял жену за плечи и, привлек к себе.

– Сколько у нас времени? – спросил он ее.

– Недостаточно, чтобы жить, но вполне довольно, чтобы сражаться за право жить, – ответила она.

Серые своды пещеры нависали над ним. Вокруг все тонуло во мраке, который едва рассеивался светом костра, освещающим древний магический символ – перевернутую пентаграмму, очерченную кругом – выложенный осколками черного обсидиана прямо на полу пещеры. В центре этого магического алтаря, рядом с костром, стоял на коленях человек в черном плаще с опущенном на лицо капюшоном. В одной руке он держал отрубленную голову черного петуха с полуоткрытым клювом и закатившимися, подернутыми молочной пленкой глазами; а в другой – обрубок хвоста черного козла.


«Ego vos benedictio. In nomine magni dei nostri satanas. Ave Satanas. Ave domini Inferi. Satanas Nobiscum. Diabdicum Interho!» – шептали его губы.

Азалия не видела его лица, не видела того, что происходило потом, после того, как петушиная голова и ослиный хвост горели в костре, но она твердо знала, что этот человек, стоявший на коленях в центре магической пентаграммы, был Шарль Доуэл и что однажды Князь Тьмы, которого он столь упорно призывал снова и снова, явится на его зов и заберет его душу в обмен на смерть ее… и ее сына… Она знала о неизбежности рока и потому никому никогда не рассказывала о сне, приснившимся ей в ночь исчезновения Доуэла и мучившим ее с тех пор каждую ночь без малого уже пять лет…


***

Над морем догорал закат. Азалия, стоя на корме «Lux in tenebris», облокотившись о высокий планшир, как всегда в вечерние часы, любовалась морем. Рядом с ней стоял рослый, крепко сложенный мужчина бандитского вида – старпом и один из приближенных Абеля – Манкальм Фицерберт, державший на руках шестилетнего мальчика – сына Абеля и Азалии. Ребенок обнимал пирата за шею и беспрестанно задавал вопросы, свойственные детям в этом возрасте. Старпом отвечал терпеливо и размеренно. Став с первых дней появления Наэля на свет нянькой, он уже привык к его непоседливости и непомерной любознательности. Наконец, устав задавать вопросы, мальчик, подражая матери, залюбовался закатом и морем. Но вдруг что-то привлекло его внимание. Пристально вглядываясь вдаль, он спросил: «Мама, что это за корабль там, далеко-далеко?» Азалия вздрогнула и, сильно побледнев, резко обернулась к Манкальму. Прочтя в ее глазах плохо скрытую тревогу, пират свободной рукой отстегнул от пояса чехол с зрительной трубой и подал его женщине. Дрожащими пальцами расчехлив прибор, Азалия долго изучала линию горизонта. Она знала, что это бесполезно, знал это и Манкальм, но ей нужно было время, чтобы успокоиться и хладнокровно, без дрожи в голосе, озвучить то, что и так уже было понятно им обоим… Случилось то, чего так боялась Азалия и чего столь же страстно жаждал ее муж – их сын проявил свой дар; Океан говорил с ним, показывая будущее, и он видел его образы, так же ясно и отчетливо, как его отец видел ложь в душах людей, а мать слышала голоса Ветров.

Немного успокоившись, Азалия ответила сыну:

– Наверное, это был призрак … «Летучий Голландец»…

– Ура! Я умею видеть призраков! Я – необыкновенный! – весело и радостно засмеялся мальчуган.

– Только пообещай мне, что никому об этом не расскажешь.

– Почему?

– Обычные люди не любят таких как ты… необыкновенных. Понимаешь?

– Да… даже папе нельзя говорить?

– Папе? – Азалия нахмурилась всего на мгновение. – Папе можно…

Когда ребенок вприпрыжку убежал прочь – внутрь корабля, Азалия подняла взгляд на Манкальма.

– Мистер Фицерберт, Вы думаете…

– Только о ЕГО корабле мог предупреждать Океан, – задумчиво произнес старпом.

В ту ночь ревел и грохотал шторм. Под злобными порывами западного ветра жалобно скрипели и стонали мачты кораблей в порту пиратского гнезда.

Азалия не спала. Почти всю ночь она провела на палубе корвета под ледяными струями дождя. И никто не мог уговорить ее спуститься в каюту или хотя бы надеть матросский дождевик. В одном тонком платье, босая и простоволосая дочь цыганки стояла, прислонившись спиной к грот-мачте. Многие пираты навсегда запомнили ее именно такой и даже много лет спустя, при малейшем упоминании ее имени или чего-либо, связанного с ним, невольно воскрешали в памяти этот образ неизбежности и готовности встретить свою судьбу.

Осторожные шаги и приглушенные голоса за тонкой перегородкой, разделяющей капитанскую каюту «Lux in tenebris», разбудили едва заснувшую Азалию. Она прислушалась к разговору, силясь сквозь полусон уловить смысл. Двое мужчин что-то обсуждали… Что-то касательно ее и Нэйта, как она называла сына на ирландский манер. Так, толком не разобрав слов, она снова уснула.

Под грозным взором угонных пушек корвет «Lux in tenebris» уходил прочь, в объятия шторма, не пожелавшего закончиться с наступлением утра и превратившего день в ночь… В его кильватере порт пиратского гнезда покидал белоснежный фрегат. Один из близких друзей и соратников Абеля – Уайт Фокс сопровождал своего капитана. Имея связи в Старом Свете, капитан Фокс надеялся помочь своему другу и его семье скрыться, чтобы спустя некоторое время, вернуться домой. Немногие соратники Кестрела и Фанга, под началом Мориса оставались в пиратском гнезде, надеясь хитростью заманить Шарля и его людей в ловушку…


***

««Вандерер“и черные лебеди на траверзе!» – зычно прогремел голос вахтенного, разбудивший капитана Фанга, спавшего той душной ночью в гамаке, подвешенном на корме. Морис поспешно поднялся и, торопливо одернув рубашку, спустился на шканцы. Старпом и боцман уже ожидали его приказов. «Я желал бы видеть рулевого в своей каюте!» – отрывисто бросил капитан, скрывшись в своей каморке. Никто не знал, зачем понадобился капитану Бальтазар и о чем они говорили в ту ночь. Спустя две четверти часа, Фанг снова появился на шканцах, коротко бросив старпому: «С якоря сняться! Капитан Доуэл нужен мне живым!». Морис прекрасно понимал, что, направляясь навстречу «Вандереру», он направляется навстречу смерти. Знала об этом и команда его брига «Рескьюер». Что мог сделать одинокий бриг против трех нефов? Только одно – обеспечить личную встречу бывших друзей, а ныне врагов… Но все же матросы, как и их капитан, надеялись на чудо.

Морис лично стоял у штурвала, когда «Рескьюер», под полными парусами покидал пиратский порт. Бриг прямиком направился к вражескому флагману, рассчитывая на абордаж. Разгадав его намерения, черные лебеди тоже поспешили выступить вперед, защищая своего главаря.

– Зарядить фальконет! – напряженно скомандовал Морис. – Цельтесь в крюйт-камеру. Если нам повезет, мы пустим лебедей ко дну!

Стоявший рядом старпом привычно продублировал приказ капитана зычным голосом, а потом тихо, с сожалением и тоской в голосе, добавил:

– Если бы мне сказали, что однажды я буду драться против черных лебедей Доуэла, я лучше бы стал священником, чем пиратом…

– Я бы тоже, … но… никто не застрахован от любви, – так же тихо ответил Морис.

В этот момент раздался залп с борта одного из нефов… Точный прицел и слаженность работы вражеских канониров были потрясающими. Ни одно из каленых ядер не пропало даром.

«Пожар в трюме!» – прозвучал сигнал тревоги.

– К черту! Стреляйте! Наша цель – капитан

«Вандерера»! – крикнул в ответ Морис.

Фальконет отрывисто «тявкнул» раз, затем ещё и ещё… Один за другим, шесть выстрелов прозвучало с борта брига прежде, чем он принял на себя очередной вражеский залп.

– Капитан, – тронул Мориса за плечо старпом, – взгляните…

Тот обернулся и с удивлением отметил, что лай фальконета не был напрасным – один из черных лебедей стремительно погружался в объятия океанской пучины. И снова отрывисто залаяли орудия «Рескьюера».

– Бьет ниже ватерлинии, но… даже если нам повезет еще раз, мы все равно погибнем… – тихо прошептал старпом, тем самым обращая внимание Фанга на маневры «Вандерера», заходившего бригу в корму.

– Отправьте к Морскому Дьяволу и второго лебедя, об остальном не стоит беспокоиться, – хладнокровно ответил Морис.

– Будет исполнено, мой капитан…

Бриг сделал маневр, предоставляя канонирам шанс более удачной наводки, но тем самым подставляясь под еще более сокрушительный удар артиллерии «Вандерера», чем тот не замедлил воспользоваться. Одно за другим безжалостные ядра уничтожали такелаж и рангоут брига; словно косой выкашивали команду. Одно из них пролетело совсем близко от Мориса, снес голову старпому, забрызгав капитана чужой кровью и обдав горячим дыханием смерти… Другое вдребезги разбило лафет фальконета, покорежило само орудие, а от одного из лучших пиратских канониров оставило кровавое месиво из обрывков кишок, клочьев мышц и обломков костей…

Резко накренившись и жалобно заскрипев, обрывая снасти, на гакаборт тяжело легла переломленная грот-мачта…

– Капитан, пожар в трюме не поддается контролю… – вновь услышал Морис окрик боцмана.

– Я вижу, – с поразившим даже его самого спокойствием ответил Фанг.

В самом деле, из открытых люков валил угрожающе-черный дым…

– Приготовиться к абордажу! – крикнул Морис, не дрогнувшей рукой направляя бушприт своего брига на «Вандерер», успев краем глаза заметить, что смерть одного из лучших пиратских канониров и гибель фальконета не были напрасными – второй черный лебедь, задрав бушприт в небо, уходил кормой вниз. «Вандерер» смело встретил врага ответными абордажными кошками – оба капитана прекрасно понимали всю бессмысленность артиллерийской дуэли. Корабли свалили в один миг и оголтелая толпа пиратов ринулась на борт «Вандерера». Предатели встретили их спокойно, что было совсем неудивительно, учитывая численное превосходство команды Шарля. После недолгой, но кровопролитной схватки, оставшихся в живых, выстроили на шкафуте. Сам капитан Доуэл, выступив вперед, обратился к своим еще вчерашним соратникам, а ныне врагам:

– Кто из вас согласен перейти в мою команду?

Ответом ему была тишина.

– Что же, – ухмыльнулся Доуэл, – переходим к следующему вопросу. Кто из вас укажет мне место нахождения вора и бандита – Абеля Кестрела и его семьи, с тем я поделю награду за голову этого пирата.

И снова молчание. Шарль начал терять терпение:

– Изменим условия сделки! Тому я сохраню жизнь и свободу! А иначе всех вас ждут столь мучительные пытки, сколь только способен выдумать изощренный мозг отцов испанской веры!

Матросы молчали, опустив головы. Окинув строй взглядом, Шарль задержал его на капитане Фанге. Подойдя к нему вплотную, спросил:

– А ты, друг, ничего не хочешь сказать мне?

– Только одно, – спокойно и с достоинством ответил Морис, – я знаю, где скрывается Абель и приведу тебя к нему, в обмен на свободу моих людей!

– Как благородно! – фыркнул Доуэл. – Я согласен. Где он?

– Помнишь, ты рассказывал мне и Абелю о своих снах, в которых ты видел рыжеволосую? Мы не верили тебе, а потом ты узнал, где ее искать и отправился туда?

– Так значит, бывший красномундирник и его семья скрываются на Барбадосе? А «Lux in tenebris», чей трюм забит казной братства стоит на рейде бок о бок с «Белой Авророй»? И на сей раз мои сны не обманывают меня?

– Если в них ты ещё видишь и охрану, которой Король окружил себя, то нет…

– Охрану? Я вижу лишь хижину в джунглях…

– С ним немало головорезов, мимо которых тебе не пройти, если только ты…

– Что?

– Перстень. Его охрана набрана из новичков, потому что былой команде Абель уже не доверяет, поэтому Король отдал мне перстень, залог того, что меня пропустят к нему, когда мне это потребуется, – с этими словами Морис протянул капитану

«Вандерера» перстень с крупным рубином. – Носи его, и охрана пропустит тебя к Кестрелу, когда пожелаешь.

– Благодарю, друг и… прощай, – произнес Доуэл с дьявольской улыбкой, подавая тем самым сигнал своему старпому – мистеру Костону – стоявшему за спиной Мориса. Тонким солнечным лучом сверкнуло меж пальцев Диего лезвие стилета и погрузилось между лопаток пленника по самую рукоять. Глухо застонав от боли, капитан Фанг хладнокровно и презрительно взглянул на Доуэла. Заметив, что тот уже надел перстень на безымянный палец левой руки, Морис произнес, сплевывая кровь: «Abyssus abyssum invocate» и замертво рухнул на палубу, к ногам капитана Доуэла. Но, ни капитан, ни команда нефа уже не обращали, ни на него, ни на других пленных внимания. Раздался грохот взрыва и, пришвартованный к борту «Вандерера» бриг разом вспыхнул, словно смоляной факел – огонь, наконец-то, добрался до крюйт-камеры и поджег остатки пороха и бомб. Пожар мгновенно перекинулся на рангоут и такелаж нефа, но некому было противостоять ему…

Вместе с тем серебристое сияние охватило Доуэла и его подручных. Оно ещё не успело угаснуть, а черный неф под бордовыми, точно кровь парусами, ушел под воду, увлекая за собой всех бывших на его борту и обгоревшие обломки взорвавшегося брига…

Лишь один человек, бывший рулевой «Рескьюера», Бальтазар Адилье сумел выжить в ту ночь…


***

Прибой лениво накатывал на песчаный пляж неподалеку от жемчужных приисков Рио-дель-Хач. Двое мальчишек играли у самой кромки воды. Чуть поодаль от них стоял рослый бородач бандитского вида. На боку у него висела шпага в ножнах, а на плече охотничий карабин и пояс с патронами. Пару других клинков он держал в левой руке, затянутой в кожаную перчатку берсерка. Его длинные волосы, собранные в хвост, были повязаны красным шелковым шарфом, что выдавало его принадлежность к офицерам.


– Мистер Фицерберт! – окликнул бандита человек, стремительно выступивший из тени леса, и теперь шедший к воде, почти по щиколотку проваливаясь в золотистый песок. Пират обернулся на зов и его губы искривила приветственная улыбка.

– Фанг! Кондор! – окликнул он в свою очередь играющих в салки ребят. – У нас гости! – размеренной походкой моряка двинулся навстречу вновь при бывшему.

– Я же просил не называть меня так, – возмущенно проворчал младший из мальчиков.

– Тебе придется привыкнуть, Нэйт, – грустно улыбнулся старший товарищ, – и потом, это родовое имя твоей матери и в нем нет ничего постыдного.

– Доброго утра! Какие новости Вы привезли, капитан Фокс? – отвечая на дружеское рукопожатие, между тем спросил старпом Абеля.

– Ближайшей ночью «Lux in tenebris» снимется с якоря в кильватере «Белой Авроры», взяв курс на восток…

– Хорошо.

– Мы уходим? – напряженно спросил капитана Фокса старший из подошедших мальчиков.

– Да.

– Есть какие-то вести о моем отце?

– Никто не видел ни капитана Фанга, ни «Рескьюер» вот уже много месяцев… С той самой ночи, как… Вы, Георг, похоже были последним, кто видел Вашего отца и успел проститься с ним. … а вот о «Вандерере» ходят странные слухи. Столь странные, что верить им нелегко.

– Если это так, значит, мой отец исполнил обещание, данное Азалии Кондор. Это главное, – с горькой улыбкой и затаенной болью сказал юноша.

– Довольно пустых разговоров. Абель знает? – прервал их беседу Манкальм.

– Еще нет.

– Тогда не станем терять время.

– Вы правы, Манкальм. Идемте.

Мужчины быстрым шагом углубились в джунгли.

Мальчишки последовали за ними.


В ту ночь в домике Аскольда – хорошего знакомого капитана Уайт Фокса – где последние несколько месяцев скрывался Абель с семьей, не гасили огня. Ожидали полуночи, чтобы отправиться на корабль и с утренним приливом выйти в море.

Абель нервно прогуливался по открытой террасе дома, словно предчувствуя что-то недоброе.

– Капитан, – окликнул его Георг, вышедший из дома на воздух. – Капитан, я только хотел просить Вас…

– Что угодно, мой друг.

– Позвольте мне остаться здесь, на Карибах.

– Все еще надеетесь встретиться с отцом?

– Отомстить за него!

– Шарлю Доуэлу теперь уже бесполезно мстить… и тебе, Георг – это известно столь же хорошо, как и мне, – прозвучал женский голос за спиной юноши. Юный Фанг резко обернулся.

– Значит, нет никакой надежды, моя госпожа?!

Она только грустно улыбнулась:

– Морис Фанг обрел покой. Как и вся команда «Рескьюера»…

– Не вся! – вдруг прозвучало из темноты. И в круг света от горевшего у входа в дом факела вступил человек в изодранной матросской куртке.

– Бальтазар … – прошептал Кестрел, первым узнав рулевого с флагманского брига. – Как ты?

– Это долгая история. Если мы переживем эту ночь, то я расскажу ее Вам, капитан. А теперь нужно спешить. «Вандерер» скоро будет здесь и пусть нам помогут Боги, ибо сам Дьявол преследует нас!

С утренним приливом «Lux in tenebris» и «Белая Аврора» вышли в море. По приказу Абеля, Азалия с сыном и Георг находились на борту фрегата, сам же главарь Братства, несмотря на уговоры друзей, остался на борту своего корабля. Еще на берегу, обнимая жену и сына, он сказал: «Если мне суждено пережить эту ночь, то я переживу ее. Если же нет, то встречу смерть, смело глядя ей в лицо, потому что вы двое будете в безопасности!». Бальтазар Адилье и Манкальм Фицерберт последовали за своим капитаном на борт корвета.

Едва берега Мэйна скрылись в серебристой дымке утреннего тумана, как над палубой «Lux in tenebris» полетел тревожный звон колокола. Впередсмотрящий заметил на траверзе черный неф под багровыми, точно кровь парусами. За его кормой зловеще вырисовывались очертания ещё двух таких же гигантов – легендарных «черных лебедей» Доуэла.

– Это Он, – тихо произнес Абель.

– Уходите, капитан. Вы успеете перейти на борт фрегата. Мы задержим врага и тем самым…

– Нет, – резко оборвал речь старпома Кестрел. – Вы ничего не сможете. Ему нужен я… – и, сняв с пальца перстень, капитан передал его Манкальму со словами. – Идите, мой друг. А я остаюсь. Мне надоело бегать и прятаться. Невозможно скрываться вечно! Проклятие цыганки уже овладело Доуэлом и больше он уже не тот черноглазый прохвост, которого я считал братом. Он не остановится, пока не… Манкальм, позаботьтесь о моём сыне, помогите ему добиться того, чем когда-то владел Король Братства и постарайтесь уберечь его от моих ошибок. Идите и передайте капитану «Белой Авроры», чтобы он применил все свое искусство исчезать в тумане…

Старпом понимал всю правоту слов своего капитана, но от этого ему было только больнее и горше. Надев перстень капитана на палец, Манкальм в последний раз крепко обнял друга и, одним прыжком вскочив на планшир, бросился в объятия волн.

Белоснежный фрегат, подчинившись последнему приказу капитана Абеля Кестрела, переданному его старпомом – Манкальмом Фицербертом – уходил прочь, вдогонку за полу призрачным утренним туманом, а гордый корвет, воинственно ощетинившись орудийными стволами, смело развернулся на встречу «Вандереру» и черным лебедям, навстречу смерти… Азалия, прижимавшая к себе сына, с обреченной тоской во взгляде стояла на квартердеке «Белой Авроры» и неотрывно смотрела на исчезнувший за пеленой тумана «Lux in tenebris», на борту которого остался самый дорогой ей, после сына, человек – ее муж…

Рядом с ней стоял Георг Фанг. Пальцы его левой руки сжимали эфес шпаги, а во взгляде плескалось отчаяние. Как бы он хотел быть там – на борту флагманского корвета, рядом со своим капитаном, чтобы пронзить сердце предателя и убийцы его отца – Шарля – этой самой шпагой.

– Ваше время еще придет, Георг, – словно прочтя его мысли, тихо прошептала Азалия, свободной рукой, обнимая юношу за плечи.

– Я не сомневаюсь в этом, моя госпожа, – уверенно и хладнокровно ответил сын Мориса, еще крепче сжимая эфес шпаги пальцами, на одном из которых звездой сиял чистой воды алмаз в перстне, еще недавно принадлежавшем основателю Братства – Морису Фангу.


***

Шесть месяцев спустя…

– Моя госпожа, сезон дождей миновал… – как-то вечером завел разговор, бывший старпом «Lux in tenebris». Женщина, сидевшая за столом, напротив него не ответила. Манкальма это ничуть не смутило. Он уже привык к тому, что Азалия не произнесла ни словечка после гибели мужа.

Почти каждый вечер она брала сына за руку и шла с ним на берег моря, где внимательно слушала Песнь Океана… Как ни странно, Георг Фанг неизменно сопровождал их. Больше Азалия никому не позволяла следовать за ней в такие часы. Весь сезон дождей – с мая по октябрь 1609 года они провели здесь, в катакомбах под маяком, где когда-то Азалия жила вместе со своим учителем. Рыжеволосая дочь цыганки не случайно избрала это место, здесь, в опасной близости от английских властей, на старом маяке, ее никто не стал бы искать. Морис Фанг, направляя Шарля по ложному следу, не мог предугадать, что он догадается об обмане и отправится в убежище Аскольда. Вероятно, упоминание Мориса о белом фрегате, натолкнули Доуэла на мысли о капитане Уайт Фоксе и его «друге». Теперь же маяк не интересовал Доуэла – «Белая Аврора» скрылась в тумане и вряд ли изменила своим планам. Азалия надеялась, что капитан Шарль отказался от преследования, посчитав любовь всей своей жизни навсегда утраченной, или же удовлетворившись расправой над соперником.

Манкальм вздохнул и продолжил свой монолог, через несколько минут:

– Мы не можем оставаться здесь вечно! Когда-то же нужно смириться и покинуть эти края. Я понимаю Вашу боль, но за морем… будет легче. Время лечит…

Продолжить мысль пирату не позволил тяжелый взгляд жены Абеля, направленный на него в упор. Мистер Фицерберт умолк.

Робкий стук в дверь разрядил напряженную обстановку

– Войдите! – отозвался Манкальм.

В бывшую лабораторию алхимика, теперь переделанную под столовую, вошел Георг Фанг, а за ним, чуть склонив голову и сильно хромая, седой незнакомец. Когда он ступил в круг света и отбросил с лица седые волосы, возглас изумления сорвался с губ бывшего старпома «Lux in tenebris». Гостем был дважды избежавший смерти Бальтазар Адилье.

Не говоря ни слова, он приблизился к вдове Абеля и, опустившись перед ней на колени, протянул ей небольшой сверток, перепачканный запекшейся кровью. Женщина аккуратно развернула ткань, и все присутствующие увидели тонкий, изящный палец, увенчанный аккуратно заточенным длинным ногтем и окольцованный золотым перстнем с крупным изумрудом, перстнем, принадлежавшим капитану Шарлю Доуэлу. Азалия торжествующе улыбнулась. Сняв перстень с мертвого обрубка, она взяла руку Бальтазара в свои и надела ему на палец перстень. Призывно поманив к себе Манкальма и Георга, она заговорила впервые за прошедшие полгода:


– Credo quia absurdum! Quid dubitas ne feceris, sed per aspera ad astra absque eo non inveniam viam!

При этих ее словах, кольца одно за другим вспыхивали серебристым свечением.

– Отныне, друзья мои, вы трое – главари братства. Наследники Абеля, Мориса и Шарля. Вам троим, не страшна смерть от руки предателя-чернокнижника, того демона, в которого обратило Доуэла мое проклятие и перстень с рубином, который он обречен носить до конца времен. Он не имеет над вами власти. Но я прошу вас специально не искать с ним встречи и позаботиться о сыне Абеля. Обещаете? – со слезами в голосе произнесла Азалия.

– Обещаем, – дружно ответили все трое. Женщина устало улыбнулась:

– Теперь я могу спокойно уйти к тому, кто навек покорил мое сердце… – с этими словами она закрыла свои прекрасные глаза, цвета океанской волны и начала медленно оседать на пол.

Манкальм, стоявший ближе всех, подхватил рыжеволосую на руки и в тот же миг понял, что Азалия больше не дышит…

ПРИМЕЧАНИЕ:

Линек или Кошка – плеть для наказания матросов.

Шхуна – тип парусного корабля.

Буканьерский поселок – слово «buccan» обозначает деревянную раму для копчения мяса, отсюда и «boucanier», обозначающее французских охотников.

Неф – старинное парусное судно, ставшее по мере развития крупным кораблём с прямыми парусами и сильным артиллерийским вооружением; прообраз парусных кораблей.

Квартердек – возвышение (от 0,8 до 1 м) верхней палубы парусного судна в кормовой его части.

Сангрия – испанский напиток, аналог английского сидра.

Игра «качито» – игра в кости, также известная как качо, перудо и дудо. Игра родилась в Перу и далее распространилась в Чили, Боливии и в других странах Латинской Америки.

Корвет – трехмачтовый военный корабль с легкой артиллерией.

Шканцы – помост или палуба парусного судна на один уровень выше шкафута, в корму от него, где находились вахтенные офицеры и устанавливались компасы. Позднее шканцами называли часть верхней палубы военного корабля между грот – и бизань-мачтами.

Планшир – горизонтальный деревянный брус или стальной профиль (стальной профиль может быть обрамлен деревянным брусом) в верхней части фальшборта.

Пёсья вахта или собачья вахта – «Собачья вахта», или просто «собака» – вахта, длящаяся с 00:00 до 04:00. Обычно её стоит второй штурман. Считается самой тяжелой из-за того, что вахтенному приходится бороться со сном в это время суток. Не следует путать этот термин с английским dog watch – вахтой с 16:00 до 20:00. В традиции голландского флота «собачьей» зовётся именно первая после полуночная вахта.

Бристоль – крупный порт в Юго-Западной Англии в Великобритании, расположенный на реке Эйвон, недалеко от её впадения в Бристольский залив Атлантического океана.

Угоная пушка – пушка, стреляющая раскаленными ядрами.

Кильватер или кильватерный след – возмущение, создаваемое в воде движущимся кораблем (судном).

Старый Свет – Европа

Вахтенный – матрос, несущий вахту.

Бриг – двухмачтовое судно с прямым парусным вооружением фок-мачты и грот-мачты, но с одним косым гафельным парусом на гроте – грота-гаф-триселем.

Флагман – сокращенное название флагманского корабля.

Абордаж – способ ведения морского боя во времена гребного и парусного флотов.

Фальконет – или фалькон – название артиллерийского орудия калибра 1 – 3 фунтов (как правило, диаметр канала ствола = 45—65 мм.), со- стоявшего на вооружении в армиях и флотах в XVI – XVIII веках.

Крюйт-камера – во времена парусного флота – помещение на военном корабле, предназначенное для хранения пороха (как бочек с порохом, так и готовых к стрельбе пороховых зарядов) и сигнальных ракет. Располагался, как правило, в носу или корме корабля ниже ватерлинии.

Канониры – (нем. Kanonier) – рядовой артиллерии, буквально пушкарь.

Каленые ядра – исторический тип зажигательного артиллерийского боеприпаса, возникший в конце XV – начале XVI века как специализированный снаряд осадных орудий и основное распространение получивший в XVII – XVIII веках, в период расцвета парусного флота, как средство борьбы с деревянными парусными судами

Ватерлиния – линия соприкосновения спокойной поверхности воды с корпусом плавающего судна.

Такелаж – совокупность всех снастей судна.

Рангоут – общее название устройств для постановки парусов.

Гак борт – верхняя закругленная часть кормовой оконечности судна.

Грот – мачта – судовая мачта, обычно вторая мачта, считая от носа судна.

Бушприт – горизонтальное либо наклонное рангоутное древо, выступающее вперёд с носа парусного судна. Предназначен для вынесения вперёд центра парусности, что улучшает манёвренность судна. К бушприту крепится стоячий такелаж стеньг передней мачты, а также такелаж носовых косых парусов – кливеров и стакселей.

Абордажные кошки – приспособление, применявшееся на флоте для абордажного боя.

Шкафут – на кораблях и судах – средняя часть верхней палубы от фок-мачты до грот-мачты, либо от носовой надстройки (бак) до кормовой (ют).

Отцы испанской веры – инквизиторы

Abyssus abyssum invocate (лат.) – бездна взывает к бездне

Берсерк – в древнегерманском и древнескандинавском обществе воин, посвятивший себя богу Одину. Перед битвой берсерки приводили себя в ярость. В сражении отличались неистовостью, большой силой, быстрой реакцией, нечувствительностью к боли.

Испанский Мэйн – побережье Южной Америки.

Credo quia absurdum! Quid dubitas ne feceris, sed per aspera ad astra absque eo non inveniam viam! (лат.) – Верую, ибо это абсурдно! В чем сомневаешься, того не совершай, но не пройдя сквозь тернии к звездам не найдешь пути.

Нефы Доуэла носят названия «Вандерер» (от англ. «странник»), «Феэсфел» (от англ. «Верность») и «Энер» (от англ. «Честь»).

Основатели Братства носят фамилии Кестрел (от англ. «пустельга» – птица известная своим способом охоты на открытых пространствах, а также получившая свое название от восточнославянского «высматривающая»); Фанг (от англ. «клык», а также слово может переводиться, как «упырь», в переносном смысле – это злой, упрямый и строптивый человек) и Доуэл (от англ. «стреляться на дуэли», «поединок», «двойственный»)

Летопись Океана. Старый город

Подняться наверх