Читать книгу Девочке в шаре всё нипочём - Александра Зайцева - Страница 11

Лысый – это центральная точка города – памятник Ленину на главной площади. А ещё – «писающий мальчик», потому что одну руку вождь тянет в сторону Главпочтамта, а вторую держит в кармане брюк. Если смотреть со спины, то разное в голову идёт. Мы говорим «лысый», так короче.

Лысого облепили голуби, постамент – шумная толпа наших. Даже Меля здесь, блаженно щурится на стайку молодняка и вяло перетирает что-то с Киксом-альбиносом. Альбинос тоже из старых, но его я совсем не знаю, так, издали.

– О-о-о! Кого я вижу! – радостно верещит Спринга и несётся к низенькой блондиночке.

Разглядываю её, отмечаю покатые плечи, широкий зад и коротковатые ноги, обтянутые джинсами с чёрными заплатами. И красную кепку-бейсболку. Блондиночка держит её в руке, аскает мелочь у прохожих: «Помогите музыкантам на билеты до Москвы». Музыкант только один – тощий парень со стянутыми в хвост каштановыми волосами, впалыми щеками и острым щетинистым подбородком. Вид у него голодный, в самый раз для аска. Он добивает ДДТшную «В мои четыре окна» и дышит на пальцы. Холодно, изо рта вырывается лёгкий парок.

Мы находим местечко чуть в стороне, возле клумбы с полумёртвыми бархатцами, в которую наши уже набросали окурков. Музыкант потирает ладони, стараясь их согреть, и снова берётся за гитару. Ну конечно, «Группа крови на рукаве – мой порядковый номер на рукаве», кто бы сомневался. Теперь аскает конопатый парнишка, вроде Вирус или как-то так. Блондиночка и Спринга отошли к высоким ёлкам. Спринга возбуждённо жестикулирует, показывает в нашу сторону.

Хочу уйти. Хочу, чтобы мы все ушли: Я, Будда, Джим, Чепчик, Спринга и Каша. Не знаю почему. Легонько тяну Будду за рукав, но он не замечает: закрыл глаза и слушает незнакомого музыканта. А тот отыграл пару цоевских куплетов и ушёл в импровизацию, да так, что дух захватывает. Скорость у него бешеная, будто сразу две гитары перекликаются.

– Это Эмани, помните, я про неё рассказывала? – Спринга вернулась, и подружку привела.

Блондиночка улыбается, оглядывает нас по очереди. Парень с гитарой заканчивает, наши хлопают. Он смущённо раскланивается, передаёт гитару Киксу-альбиносу, и тот начинает неспешно подкручивать колки: лабать после незнакомца – только позориться.

– Та, что из Крыма? – уточняет Каша.

– Не совсем, я тут проездом. Мы. – Эмани кивает в сторону музыканта и переводит взгляд на Будду – Это Краткий. Спринга сказала, что ты один живёшь. Можно вписаться?

– Конечно, – не задумываясь разрешает он, восхищённо глядя на Краткого. – Круто играешь.

– Да так, под настроение, – словно извиняется тот. Он мёрзнет, чуть притопывает на месте, и от этого цепочки над скошенными каблуками его казаков негромко позвякивают.

– Значит, мы вдвоём поживём у тебя? – не отстаёт Эмани.

– Ага, живите.

Вот бабка Будды обрадуется! Ей-то не объяснишь, что приютить наших – долг всякого, кто имеет свободный угол. Мы гордимся тем, что в любом городе найдутся еда и ночлег, стоит лишь разыскать чувака в косухе. Правда, сейчас с этим сложнее. А вот раньше, говорят, можно было всю страну объехать автостопом без копейки денег, разживаясь всем необходимым у встречных наших. И всё же не хочу чужаков в доме Будды. Это моя дурь и ничего больше, но не хочу!

Пока все они знакомятся, жмут руки и смеются над ерундовыми шутками, рассматриваю Лысого и молчу.

– А это кто? – кивает в мою сторону Эмани.

– Никто, – отвечает Спринга.

Всё правильно. Меня так зовут, и она не имеет в виду что-то обидное.

Но мне обидно.