Читать книгу Лахайнский полдень - Алексей Анисимов - Страница 1

Абингдон-на-Темзе, или просто Абингдон, – крошечный английский городок, который, несмотря на свои размеры, всегда мог похвастаться удивительно яркой историей. Здесь родился знаменитый эль Old Speckled Hen («Старая рябая курица»), появился завод спортивных автомобилей MG и выросла прославленная группа Radiohead. И это лишь начало списка звучных имен, которые высыпались на экран монитора, когда русская семья Шмидтов – Семён и Светлана – полгода назад принялась искать для сына подходящую летнюю школу.

Пусть это и были всего лишь исторические справки (ведь многие заводы, пивоварни и легендарные группы давно покинули не только городок, но и сей бренный мир), но именно автомобильная марка подкупила Семёна, а громкое имя рок-группы окончательно убедило Светлану. И выбор этот трудно назвать легкомысленным или поверхностным. Близость городка к самому Оксфорду оказалась столь весомым доводом, что иных обоснований больше не требовалось. Когда кто-то из друзей или назойливых родственников докучал расспросами, где же учится их сын, почти всегда за небрежным ответом Светланы: «В Оксфорде» – следовал понимающий кивок, и необходимость в дополнительных пояснениях отпадала сама собой.

Выбор страны оказался для супругов куда бо́льшим испытанием и дался им не сразу. Семён происходил из семьи немецких переселенцев, пустивших корни в России во времена Екатерины Великой. Повзрослев, он с иронией любил говорить, что у него «в крови – Европа», и гордился своей родословной. Но и Россию любил – чуть болезненно, так, как любят недосягаемое и всё же желанное.

Еще со школы его фамилия цепляла окружающих. Над ним посмеивались: дразнили то немецким шпионом, то просто фрицем. Внешне он ничем не отличался от других мальчишек, но они постоянно заставляли чувствовать, что он другой – не как «все». Словно ребенок, тянущийся к матери, но раз за разом отталкиваемый – не больно, но обидно. А он изо всех сил хотел доказать, что ничем не хуже – такой же, как «они».

Страна детства – Советский Союз – вскоре развалилась. Семён вырос и обнаружил: того государства нет, а эти «все» остались и начали даже завидовать его немецкому происхождению. Но затаенная любовь к родине – странная, болезненная – так и не отпустила. Но к какой родине, он уже уверен не был. И, может, поэтому после рождения сына всё чаще, помимо привычных хлопот, всплывала тема учебы за границей – то мимоходом, то с нажимом.

Светлана, которая родилась в обычной семье советских военных, никогда не сталкивалась с трудностями, которые возникали у супруга из-за немецкой фамилии. Россию воспринимала без особых эмоций, как те «все». Она не стала для нее объектом любви, боли или борьбы, как для мужа, скорее фоном, нежели чем-то личным.

Семён какое-то время считал, что для сына правильнее будет учиться именно в Германии. Впрочем, ни он, ни Светлана не говорили по-немецки и никогда в Германии не бывали. Поэтому постепенно они склонились к Великобритании, хотя и там им еще не довелось бывать.

– Хорошо, пусть английский будет первым иностранным языком у ребенка, – сделал, наконец, заключение Семён, убеждая скорее себя, чем супругу, в необходимости выбора именно английской школы.

Светлану, однако, убеждать было не нужно. Она не понимала, зачем учить какой-либо язык, кроме английского. По ее мнению, знание его гарантировало, что человек не пропадет в любой точке мира. А когда они стали регулярно отдыхать за границей, каждая поездка лишь подтверждала ее уверенность.

– Кому вообще нужен немецкий в наши дни? – спрашивала она Семёна.

– Не скажи! – легко заводился тот. – Немцы обязаны знать свой язык.

– Так выучи его для начала сам, – звучал ее финальный аргумент.

Семён обычно терялся.

– Ну мне-то английский для работы нужен, – отвечал он с легким чувством вины.

Для Светланы этого было вполне достаточно. Она хоть и любила мужа, но добиться от него признания своей неправоты любым другим способом было трудно. История с немецкой родословной оставалась для него чувствительной темой и потому оказывалась благодатной почвой для профилактических семейных споров. Светлана это прекрасно понимала и порой осторожно пользовалась этим.

Впрочем, несмотря на мелкие трения, супруги с нетерпением ждали первой поездки в Англию. Путешествие планировалось недолгим, но таким, что сулило возможность воочию увидеть их чадо в аутентичном антураже английской школы и посетить музыкальный концерт с его участием.

Конечно, они могли дождаться, когда сына привезут с другими детьми, уехавшими туда организованной группой. Но Светлане хотелось попрактиковать свой английский, так сказать, в естественной среде, с настоящими англичанами. А Семён мечтал попробовать английский эль в местных пабах. Но главное – летняя школа казалась им лишь отправной точкой в планируемом британском образовании сына, поэтому в правильности выбора лучше было убедиться лично.

И вот в один из тех дней, которые по прогнозу обещали быть солнечными, но в итоге оказались промозглыми и дождливыми, супруги наконец добрались до Абингдона.

– Не понимаю, – пожаловалась Света, поеживаясь на ветру в своем летнем платье. – Сейчас же самый разгар лета. По прогнозу вообще-то должно быть солнце.

– Ну, дорогая! – усмехнулся Семён, разводя руками. Смех прозвучал громко, но без настоящего веселья. – Солнце показалось, когда мы приземлились в аэропорту. Оно выглянуло пару раз, когда мы ехали в поезде. И светило, когда мы садились в такси. Ну сколько его нужно?! Ведь так можно и обгореть!

Семён давно научился реагировать на жизненные вызовы бурным саркастическим смехом. Со временем этот хохот превратился в щит, особенно против жалоб супруги. Смех был не просто громким, а оглушающим. Иногда Семён гоготал так, что, хотя Светиным ушам и не было физически больно, то ей самой точно становилось не смешно. Чтобы прекратить мучение, ей требовалось безоговорочно согласиться. Только тогда он, довольный, мог наконец затихнуть.

Светлана посмотрела на мужа и снова передернула плечами, но уже не от холода, а от такого тона. Она не стала отвечать, лишь хлопнула дверью такси чуть громче, чем следовало. Семён понял и замолчал.

В Лондон пара добиралась не абы какой авиакомпанией. Из соображений престижа и в надежде добраться до Абингдона засветло выбор пал на дорогие, «королевские», как в шутку называл их Семён, «Британские авиалинии». Однако расписание авиакомпании, похоже, составлялось с той же беззаботностью, что и прогноз погоды, и рейс задержался. Сначала всего на час.

– Со всеми бывает, – вздохнула Светлана, увидев на табло информацию о задержке вылета.

Затем еще на час.

– Нагонят в воздухе, – уверенно заявил Семён.

А потом еще на один, третий уже по счету, час. Тут, правда, никто из семейной пары не нашел приличного комментария. А те, что лезли в голову, высказывать не хотелось – из-за их грубого характера. К тому же вскоре началась долгожданная посадка в самолет. Экипаж встречал раздраженных пассажиров истинно английскими улыбками. При каждом удобном случае звучали извинения, и, казалось, бортпроводники выражают искреннее сочувствие.

И вот, когда пассажиры благополучно расселись, командир воздушного судна снова извинился. Затем пояснил, что для авиакомпании на первом месте стоят безопасность и комфорт. Семён усмехнулся, не понимая, как это вяжется с трехчасовой задержкой, а Светлана и вовсе ничего не уловила из быстрой речи британца. Между тем оба решили для себя, что англичане действительно умеют извиняться и выходить из любой ситуации с достоинством.

– Не то что наши, опоздали бы, да еще и нахамили, – заметила Светлана.

– Поэтому наши и стараются не опаздывать! – отозвался Семён так громко, что несколько пассажиров обернулось. – Потому что не умеют извиняться.

– Да тише ты, – зашипела она на него.

Лайнер быстро набрал высоту и по большому кругу – через северные широты – направился в Лондон. По такой траектории лететь было быстрее всего. Полет проходил спокойно, без эксцессов. Даже болтанка, которую так не любила Светлана, ни разу не побеспокоила пассажиров. Однако в самом конце с Семёном случилось нечто странное. Когда самолет стал снижаться и кружить над Лондоном, он задремал и неожиданно для себя провалился в сон.

Очнулся уже от удара шасси о взлетную полосу. Но сон не отпускал – в голове звучали строки. Не мысли, а будто чужой голос пробивался сквозь него. Семён поспешно нашел ручку и записал на салфетке:

Он взглянул на свой почерк – пожалуй, единственное, что здесь было знакомым. Слова ощущались чужими, словно кто-то вложил их в него. А вот ритм и форма выглядели удивительно приятными. Он не понимал их общего смысла, но строки ему нравились. Звучали легко, будто мелодия, невольно застрявшая в памяти.

Семён удивился: он никогда не писал стихов. Ни строчки, даже попытки. А тут сразу… японское хайку! И откуда он вообще знает, что это хайку? Наверное, тоже из сна, подумал он, аккуратно сложил салфетку и спрятал ее в задний карман.

В это мгновение самолет остановился. Пассажиры вскочили как по команде, хватая вещи и суетясь, будто на пожаре. Семён тоже поднялся, так и не успев рассказать Светлане про сочиненное или, скорее, приснившееся стихотворение. А вскоре и вовсе забыл о нем, погрузившись в рутину: багаж, поезд, такси.

В отель они приехали поздним вечером, хотя планировали днем. Когда уставшие с дороги супруги вошли в скромный холл местной гостиницы, номер в которой Семён забронировал заранее, их встретил импозантный пожилой англичанин в черном, немного помятом костюме. Он стоял за стойкой регистрации: администратор, консьерж и метрдотель в одном лице.

– Я устала и замерзла. Скорее бы в душ и в кровать, – пробормотала Светлана, озираясь по сторонам. – Спроси, есть ли в номере кофемашина или хотя бы чайник. Я бы выпила чего-нибудь горячего, чтоб согреться от такого «лета».

Уже на паспортном контроле, а потом и всю дорогу от аэропорта до Абингдона стало ясно: английский Светланы был не совсем тем английским, на котором говорят в Англии. Она хмурилась, не понимая «бульканья и оканья», как называла про себя местную речь. И никак не могла понять, где же тот английский, на котором так легко болтать, например, в Турции?

– Лучше сразу накатить чего-нибудь горячительного. Без этих прелюдий с чаем, – игриво подмигнул ей Семён.

Его английский был куда практичнее. Он понимал англичан, и они понимали Семёна. Долгая, поначалу мучительная практика разговоров с британскими партнерами фирмы открыла двери в тот самый «настоящий» английский. Поэтому к моменту заселения в гостиницу в семье уже условились: по-английски в поездке говорит только Семён.

Администратор, заметив гостей, расплылся в улыбке и дружелюбно произнес традиционное приветствие:

– Как ваши дела? Всё ли хорошо? Добро пожаловать в наш отель. Делали ли вы резерв? Можно узнать ваши имена?

Светлана еще раз напряглась, пытаясь понять англичанина, но, услышав лишь какое-то непрерывное мычание, махнула рукой.

– Сёма, проверь, есть ли в номере чайник, – сказала она, не отрывая любопытного взгляда от холла. – И полотенца: мне – два… тебе – по заслугам, – пошутила она. – И еще узнай, где у них фен. Прячут его надежнее, чем сейф.

– Помню, дорогая. Сейчас всё устроим! – Семён подмигнул супруге и, повернувшись к администратору, расплылся в широкой и обаятельной улыбке.

Дав указания, Светлана принялась с интересом разглядывать холл, который сразу показался ей странноватым. От входной двери пол покрывал мягкий бордовый ковролин, местами уже довольно потертый. Деревянные кривые балки поддерживали низкий потолок. В глубине около разношерстных столиков стояли кресла таких же разных размеров и возрастов.

Картину дополняла барная стойка с латунными кранами для английских элей и рядами разноцветных бутылок. Теплый свет желтых торшеров, расставленных по углам, наполнял пространство домашним уютом, а большая люстра, хоть и висела явно не по центру потолка, смотрелась там органично. Ее абажур был из темно-бордовой ткани с золотой бахромой. Она припомнила такие люстры в старых советских фильмах. Финальным украшением этого пестрого ансамбля были белые шторы с легкомысленным узором из зеленых птичек и красных цветочков, которые к тому же были и не на всех окнах.

Светлана подумала, что каждый предмет сам по себе кажется безвкусным и даже нелепым. Тем не менее это старье, собранное в едином интерьере, просто излучало какой-то особый британский шик. Ей показалось, что она разгадала тайну английских интерьеров, поэтому, заметив в углу уютное кресло, обитое затертым гобеленом, она подкатила чемоданы и устроилась на его подушках.

Монотонное журчание непринужденных разговоров гостей в лобби-баре заглушало голоса Семёна и администратора, которые общались между собой как-то уж слишком оживленно. Света только успела отметить это, как перед ней начала разворачиваться настоящая пантомима в духе чаплиновских немых комедий.

Семён драматично заламывал руки, произносил страстный монолог и с отчаянием опускал их. Англичанин словно уклонялся от невидимых тяжелых предметов, летящих в его сторону, и нырял за монитор гостиничного компьютера. Когда подходила очередь до его части акта, он аккуратно высовывался из-за стойки – сперва наполовину, затем полностью, – пожимал плечами и кивал в сторону компьютера, показывая: всё верно, ошибки нет.

Их действия повторялись, а диалог накалялся. Англичанин с каждой минутой бледнел всё сильнее, и выражаемое им сочувствие становилось заметнее. Лицо же Семёна сразу покраснело до предела и уже не менялось в оттенках.

Практичность мужа и его педантичность с самого начала брака сделали жизнь Светланы легкой и по-своему счастливой. Она никогда не вникала ни в какие детали: будь то отдых, перелет или вечерний спектакль. Все организационные дела каким-то волшебным образом решались Семёном легко и, главное, незаметно для Светланы.

В самолете им всегда удавалось занять места у аварийного выхода, где было дополнительное пространство для ног. Из окон гостиничного номера открывались захватывающие дух виды. Места на спектакль располагались удобно, у самого прохода, что избавляло от длинной очереди в буфет или гардероб. Столик в ресторане был у окна – как она и любила. У Семёна всё получалось как-то само собой, будто случайно.

– Просто повезло, дорогая, – смеялся он, слыша восхищенные комментарии супруги.

Теперь, глядя на представление у стойки, Светлана подумала: во-первых, не всё решается само собой, а во-вторых, возможно, она не получит ни дополнительного полотенца, ни кофемашины, ни…

В этот момент разгоряченный до крайности Семён, видимо, окончательно потеряв надежду договориться, махнул рукой и подошел к жене.

– Не дают полотенца? – с прищуром уточнила Светлана.

– Полотенец будет сколько захотим, – буркнул Семён, на взводе после разговора с администратором.

– Без фена? – подкидывала она варианты.

– С феном, – голос мужа звучал угрюмо.

Светлана внимательно посмотрела на него.

– Нестрашно, если без чайника, – она старалась поддержать его, к тому же список возможных проблем иссякал.

– Да с чайниками, полотенцами, фруктами и даже бесплатной бутылкой шампанского у нас всё в полном порядке! – выпалил Семён. – Но есть ма-а-а-аленький нюанс – бокалов понадобится не два, а ТРИ!

Его смех прозвучал резко, скорее от стресса, чем от веселья. Несколько человек в баре обернулось. Администратор, наоборот, выдохнул с облегчением. Светлана рассеянно посмотрела на него, и он примирительно поднял большой палец. Он явно был доволен: какая-то, пока неведомая Светлане, проблема благополучно разрешилась. Она медленно перевела взгляд на супруга и спросила с подозрением:

– Почему три?

– Потому что к нам в номер подселили еще одного гостя, – громко смеясь, пояснил Семён. – Чего тут непонятного?!

Теперь настала очередь Светланы показывать мастерство пантомимы. Будучи сдержаннее супруга, она выразила эмоции только мимикой. Ее лицо быстро поменяло выражения: от легкой обеспокоенности к удивлению, затем к недоумению и, наконец, к откровенному возмущению.

Семён, изучивший жену за годы брака, терпеливо наблюдал за процессом. В нужный момент, словно химик, внимательно следящий за колбами с бурлящими реактивами, он уловил нужное выражение и быстро подытожил:

– Ну вот… Теперь ты поняла!

– Я ничего не поняла! – вскрикнула Света.

– Всё просто. У них произошел какой-то сбой в системе. Он сказал… – Семён махнул рукой на англичанина, так и улыбавшегося им из-за стойки, – …что не прошла оплата с моей карты, и номер за нами не закрепился. То есть информация о нас и нашей брони у них есть, но оплаты нет. А так как мы еще и приехали довольно поздно, они успели отдать наш номер другому гостю. Правильнее сказать, не к нам подселяют кого-то, а нас к кому-то. Ну могут подселить, если согласимся. Этого, третьего гостя, они заранее предупредили, когда заселяли, что такая ситуация может возникнуть.

Светлана осмыслила объяснение и предложила вполне логичное решение проблемы:

– Слушай, а нельзя нам просто дать другой номер?

– Честно говоря, сам не понял, как такое вообще возможно в Англии. В норме – отвезти нас в другой отель, хоть бы и в соседний город, и оплатить такси. Но, похоже, на уик-энд этот пришлось нашествие: родители выпускников, толпы туристов, да еще и местный фестиваль. Свободных мест нет нигде. – Он посмотрел на супругу и примирительным тоном, словно уговаривая ее, добавил: – Так что, либо соглашаемся, либо ищем скамейку в парке. А если серьезно, не ехать же обратно в Лондон среди ночи. Такси быстро не найдешь. Я спрашивал, консьерж говорит, ждать часа полтора, если повезет. Глянь на улицу – темень, дождь…

Однако она не повернулась к окну и смотрела на супруга пристально, как удав на кролика.

– Закажи номер в другой гостинице. Делай же что-нибудь!

– И как я закажу?! От их Wi-Fi толку ноль – ноутбука-то с собой нет. – Семён с досадой махнул рукой. – Надо было давно смартфон брать. Двадцать первый век наступил уже, а я застрял с этим кнопочным телефоном из 90-х… Хотя, кто знает, что бы он тут ловил. – Он с сочувствием посмотрел на супругу и добавил: – Администратор говорит, что ситуация в других отелях города не лучше – все приехали забирать детей из школ. Похоже, в дыре этой мест для ночлега больше нет.

Он хмыкнул, произнося слово «дыра». В его устах оно прозвучало комично – особенно после всех восторгов от этого местечка.

– Я хочу просто выпить и лечь спать. Честно говоря, всё равно уже, кто там будет рядом. Считай, в аэропорту застряли. В армии доводилось ночевать и похуже. – Семён демонстративно зевнул и добавил: – Что поделаешь: абсурд, но, видать, такие тут правила. Европа, как-никак.

Россияне, особенно в начале массового туризма, когда зарубежные поездки еще оставались экзотикой, попадая в «цивилизованный мир» (по их собственному мнению), отличались какой-то чрезмерной пассивностью перед любыми трудностями, даже откровенно несправедливыми. Видимо, внутренняя зажатость и глубоко усвоенные комплексы мешали им «качать права» так же смело, как они делали это на родине.

– Да тебе лишь бы выпить! – поддразнила Света мужа. – Гостиницу не мог нормально забронировать? Без этих «маленьких нюансов»! – она замолчала, но тут же добавила: – Кстати, кто этот… подселенец? Ну, третий гость в нашем номере?

– А! – Семён словно только сейчас вспомнил эту важную деталь. – Японец! И всего на одну ночь…

Информация о том, что с ними будет жить настоящий японец, как-то сразу успокоила Свету. По ее изменившемуся лицу Семён будто прочитал: «Ну, если уж и делить номер, то с японцем».

– Ну что, соглашайся, чего медлишь? – с упреком сказала она. – А то и этот номер уйдет. Одну ночь с потомком драконов как-нибудь переживем.