Читать книгу Вкус вечной ночи - Алексей Черемисин - Страница 12

Глава первая: дела давно минувших дней

Оглавление

* * *

Очнувшись ото сна, Настя почувствовала острую боль между ног, а потом – странную тяжесть на теле и чье-то усердное, сосредоточенное пыхтение в ухо.

В следующий момент она поняла, что на ней лежит благочестивый отец Николай, полы его рясы задраны, как и платье девушки, и, раздвинув ноги Насти, он совершает над ней циничное и богохульственное непотребное насилие!

Поп был толстый, потный и тяжелый. Его до ужаса мохнатое тело терлось о нежную кожу девушки, а висящее на груди распятие больно обжигало ей грудь. Не передать словами ту волну отвратительного омерзения, что охватила Настю.

Девушке показалось, что мир ее рухнул. До настоящего момента она еще верила в то, что может попасть на небеса, но теперь же она почувствовала, как перед нею распахнулись двери в ад. Все то, чему учили Настю родители, все то, что прививали ей в институте, оказалось ложью. Ложью, от которой очень явственно и неприкрыто теперь подванивало гнильцой.

Дико заревев, одним движением руки Настя отбросила от себя священника. Ударившись об каменную кладку подвала, тот грузно осел на пол и выставил перед собою массивное золотое распятие, что висело у него на груди.

– Что вы наделали? – закричала девушка от бессильной боли в душе. – Ведь я же вам доверилась! Ведь вы же прививали мне все эти добродетели, которыми я хотела жить! Как вы, бессовестный, могли лишить меня чести во сне?!

– Не скажу, что это было трудно! – облизнув губы, очень гадко хихикнул священник. – Еще ведь в институте уже я давно к тебе присматривался, да только ты все скромницу из себя да недотрогу корчила!

– Но зачем? Зачем так со мной поступать? Да еще и в храме святом! Как же можно?!

– Ну а что добру пропадать? – развел руками наглый поп. – Тебе все равно помирать, а тут – хоть мне какая-то услада.

– Что значит помирать? – насторожилась Настя.

– Неужели ты и правда думала, что экзорцизм снова сделает тебя человеком? Наивное дитя. С носферату может быть лишь один разговор – осиновый кол в сердце, да на костер! И думается что-то мне, что очень скоро ты на нем окажешься!

– За что? Ведь я не сделала же ничего плохого! – закричала Настя. – Я мечтала быть фрейлиной при императоре. Да я же замуж мечтала выйти! И жизни я лишила только тех, кто это искренне заслуживал!

– Такой как ты не место среди людей! – поднявшись на ноги, наставительно сказал священник. – Я лично избавлю светлый мир от такой богомерзкой твари, как ты! Очень жаль, что ты проснулась слишком рано, и кончил я в тебя всего два раза! Один раз, третий, случайно мимо получился…

Только сейчас, присмотревшись к платью, Настя увидела, что испачкано оно теперь не только кровью, и даже взвыла от унижения и ярости.

– Да будь ты проклят, дьявол в рясе! – воскликнула девушка, понимая, что разум покидает ее.

– О нет, поганая нечисть клыкастая! Я не дьявол! Но все же скоро ты передашь от меня Белиалу привет!

Выставив перед собою крест, поп отважно пошел на Настю. Увы, он не знал, что кресты не так уж и губительны для вампиров, как писал о том аббат Кальме.

Закричав от раздирающей ее изнутри душевной боли, Настя стремительной молнией налетела на священника и как тростинку переломила его руку с крестом.

Поп закричал и понял, что надо бежать, но было поздно.

Швырнув священника об стену, Настя подхватила выпавший у того из недр рясы молитвенник и с силой вбила его в широко раскрытый рот от ужаса нечестивца.

Щеки святого отца сначала треснули, а потом разорвались, и окладистая борода его окрасилась кровью. Не обращая внимания на крики священника, осатаневшая девушка с остервенением продолжала вбивать ему святую книгу прямо в глотку, совершенно потеряв от горя все человеческое, что было ей присуще.

Поп как умел, пытался отбиваться от нее уцелевшей рукой, но пребывающая в ярости вампирша вывернула ее, словно окорочок у вареной курицы, и с диким воем вцепилась ему клыками в горло.

Священник орал, как революционный матрос на расстреле, но Настя вырвала ему гортань, и кровь нечестивого служителя церкви теперь двумя фонтами била ей прямо в лицо, орошая и без того уже оскверненное батюшкой свадебное платье невесты.

Прижавшись губами к зияющей ране, она неистово пила кровь человека, что совершенным над нею насилием в один краткий миг безжалостно разрушил в ней все хорошее, все грезы прошлого, а с ними – детские мечты. Священник бился в ее руках и пытался оттолкнуть, но недолго.

С остервенением свернув еще у живого батюшки голову, Настя схватила грузный, толстый труп, взвалила его на плечи и потащила наверх. Убийство священника ей показалось недостаточной местью, и надругательство над мертвецом она считала сейчас делом более чем необходимым.

Поднявшись в главное помещение храма, ее насторожили сразу две вещи. Во-первых, в храме было слишком тихо. В нем не было ни одного человека, хотя подобного на памяти Насти не случалось еще ни разу. Во-вторых, ее чуткие уши уловили странную возню за пределами собора.

Поскольку смотровые окна были в храме только на втором этаже, Настя решила подняться туда и посмотреть, что происходит.

На улице было уже темно, но, тем не менее, со всех концов города к собору стягивался бранящийся матом и держащий факелы в руках отчего-то очень злой и вооруженный вилами народ.

То здесь, то там среди простых городских жителей мелькали черные рясы монахов из Казанского мужского монастыря, а также темно-зеленые мундиры полицейских и пехотинцев Тамбовского гарнизона. Последние с помощью ружей с примкнутыми штыками очень слаженно и грамотно оттесняли от храма горожан.

Настя почувствовала, что запахло жареным и поняла, что, пока она спала, ренегат в рясе предал ее и сдал властям. А ведь она всего лишь избавила мир от развратника, а также от насильника и, возможно, убийцы! Правда – теперь еще и от обманщика, который под эгидой церкви скрывал свои постыдные и низменные богомерзкие дела.

– Значит, смерти моей хотите… – прошептала девушка. – Не уверена, что у вас это получится. А если и получится – то ужасно дорогой ценой!

Меж тем солдаты оцепили храм, толпа махала в его сторону кулаками и что-то яростно кричала. Потом вдали послышался бой барабана, и девушка увидела, как в сторону собора направляется широкий строй солдат в пехотных мундирах.

Из оружия у них были гладкоствольные ружья со штыками, как и у оцепления, а также однолезвийные пехотные тесаки, носимые на перевязи через правое плечо.

Девушка узнала в них солдат двадцать седьмого Витебского полка, постоянно дислоцированного в городе, во главе которых, ступая твердо и размашисто, шел высокий офицер с поднятым перед собою драгунским палашом.

По плечам его были рассыпаны густые седые волосы, а глубокие черные глаза, уже покрытые паутиной морщинок, смотрели перед собою грозно, властно и уверенно.

Сердце девушки забилось часто-часто, ибо она узнала в нем отца.

Подойдя к храму, он скомандовал что-то солдатам, и строй остановился. Судя по количеству пехотинцев, их было здесь не меньше роты.

Когда-то в прошлом он все-таки оставил службу в кавалерии, чтобы жить в Тамбове, и, перейдя в пехоту, дослужился в ней до подполковника. Многие полагали, что это не последнее его звание, так как в губернии он заслуженно пользовался всеобщим уважением и авторитетом, и честь его с достоинством по-прежнему оставались чисты и незапятнанны.

Настя не знала о том, что отец не поверил в ее ужасное воскрешение вампиром, но после доноса священника решил лично разобраться в ситуации, дабы очистить благородное имя своей любимой дочери. Солдат же он привел для того, чтобы не позволить народу совершить самосуд над убийцей (или убийцами) его слуги, Густава.

Подполковник был очень привязан к немцу и совершенно не подозревал о его развратных тайных пристрастиях. Даже тот факт, что Густава нашли в могиле Насти без штанов не смог раскрыть офицеру глаза, и он был уверен, что все происходящее есть не что иное, как попытка недоброжелателей лишить его семью заслуженной офицерской чести.

Помимо убийства Густава, была еще одна причина, куда как более важная, по которой Жуковский привел сегодня к храму солдат. Самосуд он собирался устроить сам, чтобы лично отомстить за разорение могилы своей безвременно ушедшей и единственной родной наследницы.

Пройдя сквозь строй окруживших собор пехотинцев, он вышел на площадку перед входом и прокричал:

– Выходите, выходите, кто бы вы ни были! Именем Его Императорского Величества, вы арестованы!

В ответ на его слова разбилось окно храма на втором этаже, и прямо под ноги достойного офицера оттуда выпало до жути изуродованное тело, в котором Жуковский вскоре узнал добросердечного и почтенного, благочестивого отца Николая.

Народ зароптал и начал размахивать факелами, и оцепившим храм солдатам пришлось прикладывать все усилия, чтобы оттеснить толпу от собора.

– Нечистая! – кричали люди. – Ведьма! На костер ее! На костер!

Увидев, что в горло священника вбит православный молитвенник, побледнел даже бывалый подполковник.

– Проклятые богохульники! – прошептал он и, подав знак двум пехотинцам и ефрейтору, велел им пробраться в храм.

– Со слов отца Николая там всего одна женщина. – Найти, поймать, арестовать и доставить ко мне!

– Слушаюсь, ваше высокоблагородие! – козырнул ефрейтор и, выставив перед собою ружья со штыками, топая сапогами, военные вошли внутрь храма.

Некоторое время было тихо, а потом раздались истошные крики, звон штыков, прогремел выстрел, и снова наступила тишина.

Спустя несколько мгновений, не дав подполковнику опомниться, из разбитого окна собора, прямо ему под ноги, были выброшены три оторванные от тела головы. В том, что их именно оторвали, Жуковскому сомневаться не приходилось.

Не раз оказавшись в своей жизни в самом пылу военных действий, офицеру случалось видеть всякое, но с подобной страшной жутью ему пришлось столкнуться впервые.

Он и представить не мог, что за страшная сила могла вырвать человеческие головы прямо из тел. На одной из них осталась даже выдранная с мясом и сочащаяся кровью верхняя часть позвоночника с обломками ребер! И понять, как это сделано, подполковнику было не в силах.

– Слепухин! – позвал Жуковский.

Из строя вышел молодой и мускулистый обер-офицер со светлыми волосами, голубыми глазами и в мундире поручика. Отважный взор его, смотрящий на то, что выкинули из храма, был спокоен, уверен и даже чуточку насмешлив.

– Да, ваше высокоблагородие?

– Говорят, что в этом храме пирует то ли ведьма, то ль вампир.

– И верите вы в это?

– Да не сильно что-то верится… – задумчиво проговорил Жуковский, разглядывая лежащие перед ним оторванные головы.

– Вот и я не поверю, пока той нечисти сам хвост не оторву.

– Вот и славно! Возьми-ка первый взвод, и разберись, брат, что да как.

– Слушаюсь! – козырнул Слепухин и оголил свою шпагу.

Обернувшись к солдатам, офицер прокричал:

– Взвод! Ружье наперевес! В атаку, вперед! – и самым первым, скорым шагом, он ворвался в храм.

Прямо в середине зала он увидел лежащие вповалку растерзанные тела вояк-пехотинцев. Краем глаза заметил, как храм наполняется солдатами, держащими перед собою наготове ружья со штыками.

– Батюшки-светы! – успел перекреститься один из служивых, а потом…

Потом на пехотинцев набросилась смерть.

– Ура! – прокричал поручик взводу, отчего-то чувствуя, что с этой командой он опоздал.

Слепухин всю жизнь был отважным бойцом, отчего и дослужился в свои молодые годы уже до поручика. Не дрогнул он и сейчас. Но видеть, как между солдатами мечется тень, сметая все на своем пути, как мимо него летят оторванные конечности, какие-то внутренности, бьются об стены тела и только крики возносятся под купол храма… То было выше его понимания.

Для Насти в этот момент мир воспринимался как в замедленной съемке. Вот один солдат заносит над нею тесак, но медленно, очень медленно… Хватая его за руку, она с усилием отрывает ее от тела. Солдат кричит и хватается за обрубок, но вот другой боец уже направляет на нее ружье.

Метнувшись в сторону, Настя видит, как пуля поражает другого пехотинца и тут же подскакивает к тому, кто стрелял. Повалив его на пол, хватает за подбородок. Еще движение, и голова стрелка оторвана, спазмирует мышцами у нее в руках. Она швыряет ее в очередного нападающего, тот падает от удара и, конечно же, становится для Насти очень легкой добычей.

Потом вдруг боль в боку. Очень резкая боль. Она оборачивается и видит Слепухина. Все-таки не зря он прослыл самым бравым офицером во всем Тамбовском гарнизоне. Улучив момент, когда тень проносилась мимо, он успел-таки достать ее своей пехотной шпагой.

Конец клинка он догадался опустить в святую воду, и у Насти теперь глубокая рваная рана на боку.

Вампирша зажимает ее руками и долю секунды они с поручиком смотрят в глаза друг другу. Потом Слепухин снова окунает шпагу в чан с водой, а Настя с ревом несется на него…

Слушая крики, выстрелы и звон, доносящиеся из храма, подполковнику Жуковскому очень сильно пришлось призадуматься над некоторыми совершенно непонятными ему вещами. Бандитов там явно не один и не два, если целый взвод обученных солдат, да еще со Слепухиным во главе, до сих пор не могут взять над ними верх.

Теоретически – да будь там целая толпа крестьян с топорами да вилами, одного пехотного отделения вполне хватило бы, чтобы их усмирить. А тут такое ощущение, что в храме засела целая рота каких-то разбойников, да еще и неплохо до кучи вооруженных.

Потом, под затихающий шум бойни, в проеме храмовой двери появился истекающий кровью и весь изодранный, как если бы сцепился с медведем, тяжело дышащий и быстро слабеющий Слепухин.

В одной руке он сжимал уже разряженный пистолет, а в другой – обломанную с конца шпагу, на которую опирался при ходьбе. Острый конец шпаги торчал у обер-офицера из груди.

– Сколько их? – кинулся к поручику Жуковский, взвалив мужчину на плечо и оттаскивая его от входа в собор.

– Одна… – прохрипел Слепухин. – Девка молодая. Страсть как на дочку вашу похожа.

До строя солдат Жуковский так его и не донес. Бравый поручик отдал Богу душу раньше.

– Агапкин! – позвал подполковник.

Из строя вышел высокий поджарый ефрейтор и встал перед командиром, залихватски щелкнув каблуками.

– Беги срочно в полк и по тревоге его сюда! – приказал Жуковский. – Командиру скажешь – под мою ответственность.

– Слушаюсь, ваше высокоблагородие! – козырнул солдат и, стуча сапогами, убежал выполнять приказ.

– Внимание, рота! – закричал Жуковский. – Слушай мою команду! Ружье наперевес! В атаку, вперед!

Резко выбросив цевье ружей со штыками перед собой, солдаты мужественно бросились вслед за командиром в злополучный храм. Их сердца горели от ярости за безвинную смерть товарищей, и вояки жаждали мести.

Ворвавшись в собор, их взору предстали сваленные в кучу тела бойцов, а пол под ногами буквально скользил от пролитой повсюду крови. Все трупы были жутко изувечены, но, не поддаваясь панике, солдаты рассредоточились по храму и, прикрывая друг другу спины, встали на месте, хрипло дыша и готовые к сражению.

Прорвав-таки оцепление, ворвался в храм и жаждущий крови вампирши тамбовский народ. Впрочем – люди благоразумно старались держаться подальше от солдат.

– Ну что? Где ты, тварь? – закричал Жуковский. – Выходи и покажись мне, и поверь, что не дожить тебе теперь до справедливого суда!

– Прости меня, папа… – раздался вдруг до боли знакомый ему голос из-под купола.

Посмотрев наверх, подполковник почувствовал, что ему стало дурно, и он обессиленно опустился на окровавленный пол. Ужасные слухи оказались правдой.

Схватившись за стену и вися вниз головой, словно летучая мышь, на него удрученно смотрело виноватое лицо его погибшей дочери. Это не был мираж или зыбкое видение, и старый командир был готов поклясться, что это именно она. Она, но очень сильно изменившаяся.

– Рота, вверх! Пали! – прохрипел из последних сил подполковник, и, схватившись за сердце, обессиленно опрокинулся навзничь.

Кто-то успел поднять ружье, а кто-то даже и стрельнуть, но, быстрая, как ветер, черная тень метнулась к окну храма, выбила его словно молния и, подобно призраку, летящему по крышам, стремительно исчезла в ночи.

Все, что осталось от вампирши – лишь клочок белоснежного платья невесты, что, обильно сдобренный чьей-то кровью, зацепился за осколок окна.

Полковые лекари очень долго выхаживали Жуковского и, благодаря лишь их стараниям, он все-таки остался жив. До конца своих дней он грустил, будучи замкнут в себе и старался держаться от людей особняком.

Лишь иногда он доставал шкатулку с обрывком платья – все, что осталось ему от дочери, и твердый взор подполковника затуманивался слезами.

Из Петербурга приезжали следователи от государева двора под предводительством поручика Оболенского, провел свое расследование и Святейший Правительствующий Синод, но должных причин, чтобы объяснить гибель целого взвода пехоты, никто из них так и не нашел.

Смерть солдат в итоге списали на стычку с разбойниками, дело было засекречено, и даже говорить об истинных причинах гибели служивых было князем запрещено.

Губернатор лично взял странное дело под свой контроль, городские власти хватали всех, кто открывал об этом рот, и о бойне в храме, как и об осквернении его, с течением времени постепенно забыли.

Неизвестным науке чудом оказался жив отец Николай, и уж совсем был удивлен народ, когда он наскоро оправился от полученных увечий и продолжил заниматься духовно-просветительскими делами города.

Никто и не догадывался, что это демон Белиал исполнил свои обязательства по договору с грешником, и верующие люди посчитали, что это ангелы небесные оставили жизнь священнику, чтобы и дальше благочестивый отец нес слово Божие всем искренне нуждающимся в том людям на благословенной и чистой, православной тамбовской земле.

Спустя несколько лет добрый батюшка открыл в одном из собственных загородных домов епархиальное училище для девиц духовного звания, и даже лично, как умел, всеми силами способствовал их блаженному вознесению к небесам.

Год спустя, обвиненный воспитанницами в срамных делах и распутстве, безвинно оклеветанный отец Николай был вызван в стольный Петербург, для присутствия в Святейшем Правительствующем Синоде, а училище было закрыто.

Веря в беспочвенность тех обвинений, его друзья, сподвижники и ученики сделали все, чтобы это заведение осталось в истории лишь как проект на бумагах, дабы очистить от грязи и лжи непорочное имя благочестивого и светлого достопочтенного пастора. Они же помогли предателю и оказаться в высшем свете духовенства российского, дабы известный своей душевной чистотой священник нес слово Божие и заповеди на благо всей уже, погрязшей во тьме и власти греха, великой империи.

Бесчестно попирая втайне все каноны православной веры, церковный ренегат умер в глубокой старости от рака печени в одном из закрытых монастырей для мужчин, и душа его, предназначенная нечистому, как и положено, на муки вечные отлетела в ад.

Юная девушка в платье невесты, что восстала из могилы и пила кровь людей вошла в число тамбовских городских легенд, и многие потом считали, что данная история есть не что иное, как плагиат куда как более известной истории о Кармилле. Больше о Насте в городе не вспоминали.

Вкус вечной ночи

Подняться наверх