Читать книгу Радио «Пустота» - Алексей Егоров - Страница 6

Вот так я и сидел на самом краю света. Свесил ножки в бездну и весело насвистывал незатейливую мелодию. Не боялся упасть, не надеялся взлететь. Просто сидел. Кто-то раз откровенно заявил мне, что Земля имеет форму чемодана. И за углом все мы встретимся рано или поздно, но…

Я все же нашел свой предел, мой, и только мой край света. Я приходил сюда в те именно минуты, когда мое тельце собиралось упокоиться. А случалось это всегда с великого и необъяснимого перепоя. В те моменты, когда обезвоженное тело умирало в маленькой, не согретой надеждой кроватке, душа прилетала сюда и болтала ножками. И всем было хорошо.

С такими мыслями я вышел из ступора. Я попытался открыть глаза. Но сразу не решился. Сначала попытался включить все ресурсы и попробовать вспомнить вчерашний день и… его.

Я отчетливо помнил нашу с ним беседу. Про немыслимые богатства и Грецию. Перед глазами плавал белый рояль, грек со своей женой и котом. Я отогнал это видение и пошарил правой рукой по тумбочке в поисках живительной влаги. Нашелся только утюг. Я аккуратно высосал из него все и наконец открыл песочные глаза, почему-то боясь узреть перед собой не иначе как самого черта. Но комната была пустынна. Мои вещи аккуратно лежали на стуле. Там же лежали две записки. Я не стал торопить события. Потихонечку встал и, шатаясь, доковылял да заветной раковины с водой. Открыл кран и, умывшись, начал жадно поглощать. Вода уходила в никуда и казалась чем-то выдуманным. Я поманил свою душу с облака, и она очень нехотя парашютировала в мое тельце. Тем более в холодильнике я обнаружил бутылочку холодного пива.

Язык ленивым зверем упал на дно. Зрачки сфокусировались, и я решил прочитать записки. Первая была от нее:

«Знаешь, я так устала что-то искать в тебе. Я так устала быть рядом с тобой. Возможно, ты не плохой человек. Но хороший человек – это не профессия. Вчера я еще раз посмотрела на твою пьяную рожицу. С меня хватит. И, как сказал Борис Николаевич, я ухожу!

Надолго?

Я не знаю!

Прости меня, все.

ВСЕ».

Я еще раз от глотнул пива и взял в руки другую записку, от него:

«Знаешь, уже в дверях встретил твою обворожительную пассию. По-моему, она дура. Как можно бросить новообретенного для мира олигарха. Кстати, о деньжищах. Под запиской ты найдешь карту. Таких карт в мире всего пять. Они бесконечные. Возможно, у них и есть дно, но оно порядком скрыто огромными суммами денег. Конечно, это не карта сокровищ. Это простая банковская карта. Обналичивать ее можешь в любом банке или банкомате. Расплачиваться в любом магазине. Теперь ты сказочно богат, дружище. Эксперимент начинается…

Удачи…

P.S. Кстати, в холодильнике тебя ждет холодная бутылочка пивка – презент».

Я приподнял записку и увидел небольшой прямоугольный кусок пластика с надписью «Гольд». Карта напоминала мою зарплатную, только была наряднее и на ощупь шершавая и приятная. Я сунул ее в задний карман джинсов и, накинув куртку, направился в мир. Первое, что пришло в голову, это Саня.

Саня работает слесарем-сантехником в уютно обустроенном подвале. Живет там же, как и по жизни, с двумя женщинами и кошкой. Одна у него постоянно дома, другая постоянно на работе. Вот он и дрейфует между ними, как ледокол «Красин». Не забывая перед этим принять позу раскаяния и вечной любви. Заправившись двумя литрами пива, он бывает не на шутку обворожителен.

Я тихонько поскреб в дверь, и он быстро открыл. Как всегда, в своей фирменной шапочке-петушке с надписью «Динамо» и желтого окраса телогрейке на голое тело. Само собой, в трусах.

– Привет, Санчо, король говна и пара, – грустно пропел я и, нагло отодвинув его в сторону, прошел в царство вантуза и разводного ключа.

– И вам не хворать, – отозвался он с нежностью. – Че приперся, опять твоя выперла?

– Сама ушла, – радостно прокричал я и растер уши, как это делают, когда холодно или стыдно до невозможности.

– А-а-а, – Саша пристально вгляделся в мое лицо и полез в холодильник за пивом, – кто-то вчера облился?

– Есть немного, – каялся я, уже впиваясь в горлышко его драгоценного подарка. – Как у тебя-то дела?

– Иц ис бьютифул, – комкано произнес Саня и улыбнулся.

– А че так?

– Моя вчера вещи мне собрала, а Аннэт меня принимать не собирается.

– А че так?

– А я как погляжу, у тебя после вчерашнего с великим и могучим прямо проблемы? – весело расхохотался он.

– Ну да, а че?

– Драчиче! – передразнил Саня. – А мне что теперь, на работе вечно обитать? Я же не ты со своим сказочным миром. То у тебя русалки, то дюймовочки…

– А может, мне жизненного пространства не хватает, чтобы развернуться, – пояснил я. – Или, как сказал великий, лично я за аскетизм, за умерщвление плоти для созревания души.

– Истории-то твои по ночам как?

– Нормальсончик, – подбодрил я Саню, похлопав его по мужественному плечу. – А ты откуда про истории знаешь, слушаешь?

Он подошел к холодильнику, пнул его, чтобы закрыть, и грустно добавил:

– Не знаю, кто-то рассказывал.

– Ага, – от нетерпения передразнил его я, – никто не слушает, а кто-то сказал. Странно!

– Странно, – повторил Саня, глядя в свою пустую бутылку. – Как там, кстати, твой АЖБ поживает?

– Да я еще до конца не придумал. Зато стихи хорошие вспомнил:

Ногами в живот куют настоящее,

И впору бы волком завыть,

Но звезды на небе такие блестящие,

Что не о чем и говорить…

– Ты тоску-то не нагоняй, а то денег все равно нет, – откорректировал наше настроение Саня.

И тут я вспомнил про карту. Весело похлопал себя по заднему карману и хитро пропел:

– Санек, прикрывай заведение, надевай штаны и…

– Есть предложение?

* * *

Вечером я уже пробовал направить свою жизнь в нужное русло. С Саней мы развалились в восемь, до эфира оставалось куча времени. Самое главное, что я выяснил в баре, так это то, что карта действительно работала. Сколько там было денег и кому и когда нужно будет возвращать потраченное, я не знал. Но мы порядком раздухарились, заказывая самое дорогое пиво и раков. Причем раков мы выбирали живых, давали им имена и карали либо миловали, деля их из огромного аквариума на грешников и не очень.

– А, Танька, – кричал на пятившегося рака Саня, – не дала мне, варить тебя будем в кипящем масле.

– Алексей Алексеевич, дорогой, – обращался я к одному из членистоногих с большими усищами, – изрядно вы подосрали мне по жизни. А что же вы думали, все без наказания останется? Хрена лысого!!!

– А вот и Анечка, – глумился Саня, вытаскивая из угла маленького рачка. – Думала и тут, на великом суде уйдешь и спрячешься. Я же тебя, суку, из тысяч сук отыщу и узнаю. Что глазенки свои вылупила? Нет, а ты послушай, послушай меня теперь. Думаешь, мне легко между тобой и ею выкручиваться? – при этом в другой руке он яростно тряс другого, более крупного рака. – А теперь вот познакомьтесь, – и он сближал их мордами друг к другу и напутствовал: – Пожалуйте друг друга и травмируйте теперь мозг друг другу, а не мне.

– А, Евгений Геннадьевич, – не унимался я, – а что козел делает среди милых рачков? Варить, срочно и с солью!!!

Девушка, официант, скромно стояла в стороне, наблюдая за нашей придурью. Когда я пнул Саню под столом, мол, хватит уже, человек ждет, она солидно улыбнулась и прокомментировала:

– Ничего-ничего, в прошлый раз здесь бухгалтерский отдел торгового центра, гуляя, своих сотрудников вылавливал, так даже дошло до отрывания лапок и желания лично присутствовать при опускании генерального менеджера в расплавленное масло. Хорошо, что мы котятами не торгуем. Вот бы была жесть!

– А причем тут котята? – не понял юмора Саня.

Я сразу представил себе Саню, заворачивающего маленького милого котенка в шаурму и кричащего на официантку:

– А эту зажарьте с корочкой, я с собой заберу…

На меня аквариум нагнал тоску, и я, отойдя в туалетную кабинку, уселся с ногами на унитаз и тихонечко набрал свою русалочку.

– Алло, – сухо отозвалась она.

– Привет, узнала?

– Ты?

– Валюсь, мне одиноко без тебя. Знаешь, я все это время думал только о тебе. Моя ушла сегодня. Теперь я твой. Ты все плаваешь?

– Говно плавает, – ответила она и прекратила общение.

Я закурил и для приличия снял штаны. Покопался в телефоне и снова набрал номер.

– Алло, – кто-то весело хохотал с той стороны и яростно дышал в трубку.

– Алло, это я, – гордо признался я.

– Да отвали ты, – грозно крикнула она, потом что-то упало и зашуршало. – Извини, это не тебе, – поправила она, – Джек постоянно лезет в ухо, ты же помнишь моего волчка?

– Мне грустно без тебя, знаешь, я все это время думал только о тебе. Моя-то ушла от меня. Насовсем. Как ты там, грустишь, думаешь, скучаешь? Как твой овощной бизнес? Вечная молодость? Как жизненный настрой? Как там лозунг дня: «Давай в пятьдесят, как в двадцать пять!»?

– Да пошел ты, – в том же тоне ответила она. – Я тебе, тебе это говорю!

Трубку я отключил сам.

Остальным моим сказочным девушкам я звонить расхотел. Я пожал Сане руку и неспешно направился в парк. Здесь я нашел одинокую лавочку и прямо улегся на нее. Достал из кармана бутылку коньяка и отхлебнул с удовольствием. Звезды приветливо блестели на безоблачном небосводе.

– А звезды на небе такие блестящие, – громко выкрикнул я, – что не о чем и говорить.

На душе что-то творилось. Значит, есть она еще, душа эта. Я аккуратно порылся в своей телефонной книге и понял, что позвонить мне больше некому. Одни звонили только мне, узнавая, что скидку я сделать больше не могу, извинялись и больше не звонили. Другим пробовал набирать я и узнавал о себе все то, что еще не знал. Она ушла, бывшие забыли, будущих нет. Мимо быстрым шагом проходила молоденькая девушка, зажав под мышкой маленькую скрипочку.

– Девушка, – пьяно заорал я, – дайте мне свой номер телефончика, я вам звонить буду.

Она испуганно обернулась и перешла на бег.

– Жаль, – раздосадовано решил я и, отхлебнув коньяка, с размаху зашвырнул телефон подальше в кусты.

Парк опустел. Мир опустел. Стало так тихо и безмятежно, что захотелось умереть. Вот так, прямо здесь, на этой одинокой лавочке. А ведь, возможно, на ней свершались великие дела. Перочинный нож вырезал нежные женские имена. Влюбленные клялись друг другу в вечности. А возможно, эта лавочка и стоит здесь всю вечность. И бог сначала создал эту лавочку, а потом уже все остальное. А может, он и есть эта самая лавочка. Стоит тут в парке, а люди его ищут. И какую любовь может дать лавочка? Я смотрел в распахнутое небо, и слезы почему-то сами собой покатились по моим щекам. Я умирал. Я прекрасно понимал, что больше меня того, прежнего, больше не будет. Мне стало так одиноко и тоскливо, я скулил, как щенок, и наконец вырвал из себя всю мою правду:

– Полюбите меня кто-нибудь хоть за что-нибудь! – яростно выкрикнул я и зашвырнул следом и початую бутылку коньяка.

Глаза мои закрылись. Я еще раз всхлипнул и, перевернувшись на бок, уснул пьяным сном.