Читать книгу Радио «Пустота» - Алексей Егоров - Страница 7

Был промозглый ноябрьский вечер. Люди на остановке толпились и теснили друг друга, пытаясь занять наиболее привлекательное место для удачного попадания в приближающийся трамвай. Трамвай шел, содрогаясь и неторопливо шурша, отстукивая что-то понятное только ему, оледенелому и одинокому. Людская масса засуетилась, и меня вынесло на самую обочину. Сзади теснили, трамвай тяжело приближался. Я закричал от испуга. Но все тщетно. Он приближался. Кто-то рьяно толкнул меня к нему в объятия, вероятно, пытаясь выгадать для себя удобную позицию. И нога у меня соскользнула. Я полетел. Трамвай приближался. Последнее, что я увидел, были испуганные глаза проводницы, затем послышался скрежет колес. Мне показалось, что небесный воитель точит свой волшебный меч, проводя им по огромному точильному камню. Такой звук и остался у меня в ушах. Но я сгруппировался и закричал. Я так сильно кричал, я так сильно хотел домой, я так сильно хотел жить.

Потом все кончилось. Я открыл глаза и увидел маму. Она гладила меня по волосам и плакала:

– Это чудо, что ты остался жив, – шептала она, – это чудо.

Я открыл глаза. Голова снова болела. Вдобавок было очень холодно и болело все тело. Она сидела рядом на лавочке и гладила мои взъерошенные волосы. Наконец я понял, что это был только сон, и поднялся. Она держала в руках открытую бутылочку коньяка, такую маленькую, но такую привлекательную, что я просто молча отобрал ее и засадил без промедления.

– Знаешь, – начал я без знакомства, – в детстве я однажды попал под трамвай.

– Я знаю, – тихо ответила она и улыбнулась.

Я почему-то не удивился, тепло разлилось по ногам и рукам.

– Знаешь, мне тогда сказали, что в таких случаях умирают сто процентов, мол, я просто чудом остался жив, представляешь?

– Я знаю, – так же уверенно и улыбчиво ответила она.

– А мне иногда кажется, что я именно тогда и умер. Как-то читал в одном научно-популярном журнале, что человек совсем не замечает мгновение своей смерти. Представляешь, просто идет себе, идет, и – бац! – в какой-то момент он уже умер, а дальше идет уже другой человек. А в это время его уже похоронили, оплакали. Зарыли в деревянном ящичке, и все. А я иду себе дальше, только другой, и все вокруг иллюзия. Вчерашний день остался в прошлой жизни, здравствуй новая. И сколько раз я умирал? Или ты? Разве кто скажет?

– Я знаю, – тон у нее был деловой и сухой, как у меня во рту. Только пахло приятно и дорого.

– А кто ты? – наконец спросил я и поежился от холода.

– Я Вика, меня Сергеич прислал. Сказал, чтобы я присматривала за тобой. Чтобы ты капиталы свои не просрал. Понимаешь?

– Ты от него? – сказал я и вспомнил про волшебную банковскую карту и странного типа с вечной улыбкой на лице.

– Да, от него, – сухо ответила она и показала мне жестом, чтобы я поднимался. – Нам пора.

– А кто он? – так же сухо спросил я и поднялся с лавочки. Кости затрещали, и боль пронзила спину насквозь.

– Какая разница, – ответила Вика и пошла в сторону стоящего в стороне «Мерседеса», – поехали, я отогрею тебя.

– У-у-у-у, – заурчал я, теперь я отчетливо разглядел мою новую благодетельницу. Она была невысокого роста, аккуратно уложенные черные волосы, стройная, юбка-карандаш чуть выше колен, белая блузка с заманчивым вырезом, оголяющим краешек ядовито-красного бюстгальтера. На плечи небрежно накинут плащ болотного цвета. Яркая апельсиновая сумка и такого же цвета высокие туфли. Леди была что надо.

– Ви-и-и-и-ка-а-а, – процедил я сквозь зубы, как дорогое красное вино.

– Что? – отозвалась она.

– Ты правда согреешь мою измотанную душу?

Я уселся на заднее сидение «Мерина» и приятно оценил весь надлежащий комфорт.

– У нас что-то будет? – нагло спросил я в лоб.

– У нас? – интригующе спросила она. – Да нет, у вас заказан номер в бане, там и отогреетесь, я же займусь делами.

Машина мягко тронулась, она отвернулась от меня и, достав телефон, начала копаться в нем. Шофер включил радио. Запела Сурганова: «Ты не вернешься…». Мне стало одиноко, и пустота окутала мою больную голову. Мимо мелькали горящие витрины супермаркетов. Я набрался наглости и открыл дверцу на сиденье. Здесь был небольшой ларчик. Я выбрал небольшую бутылочку с неизвестным содержимым, надеясь на то, что в такой приличной машине вряд ли будут возить настойку боярышника. Хрустнул крышечкой и одним махом высосал ее содержимое. Кажется, это был бренди. А мы все ехали и ехали.

– Вы Герда, – уверенно сказал я.

– Я знакома с вашей классификацией, – ответила Вика, совсем не отрываясь от своего занятия, – вы же всем женщинам что-то прилепляете. Да и ладно, меня предупредили. Кстати, почему именно Герда?

– Я замерзал в царстве Снежной королевы, – ответил я, при этом оценивая еще одну маленькую бутылочку, – а ты пришла и спасла меня.

– Интересно, – сказала она, даже не приподняв глаз, – как бы это звучало в радиоэфире?

Мне словно передернуло током.

– Блин, мне же на работу нужно!

– Не парься, я провела твое увольнение вчерашним днем. Так что там про Герду?

Я расслабился, меня несло неведомым мне потоком необыкновенной силы. Куда? Я пока не знал. Не хотел знать. «Пусть все будет так, как и будет», – подумал я и начал:

– Я встретил ее случайно. Хотя для того, чтобы встретить такую женщину, нужно поддаться искушению другой. Возможно, я пошел за ней просто по наитию. Она так же просто прошла мимо и прошептала: «Я буду любить тебя просто за твои глаза». И мне стало так тепло. Я впервые поверил. И пошел. И мне было плевать, куда и зачем я должен был идти. Лишь бы идти следом за ней. Я даже не заметил того леденящего ветра, что обжигал мои щеки. Мои ноги вязли в грязном снеге, я падал и подымался. Но шел, шел за ней. Рассветы сменялись с плачущими закатами. Мы переходили реки и болота, все шли и шли. Она не говорила ни слова. Но я верил, я знал, что она настоящая. Она моя. Будь даже она смертью. Не страшно, когда веришь, когда доверяешь.

Но в один день или мгновение я потерял ее. Я прилег от усталости. Я правда устал. Она скрылась из виду, а я улегся прямо в снег. Закутался им и закрыл глаза. В голове заговорили голоса. Одни кричали мне: «Ты замерзнешь здесь навсегда». Другие молча кивали головами. Мне было тепло. Я решил для себя, что немного отдохну и догоню ее, обязательно догоню. Как вдруг по моим волосам прошлась чья-то теплая рука. Я открыл глаза. Вот теперь и можно сказать, что ее я встретил случайно. Это была она, моя Герда. Она босиком, по осколкам ледяной пустыни, шла все это время за мной. Моя маленькая девочка. Она так сильно поранила свои замерзшие ножки. Я обнял ее и заплакал.

– Очень обворожительно, – прервала мое повествование Вика. – А потом она взяла такого сильного его и понесла на своих слабых плечах в новую жизнь, так?

– Пошло, – отозвался я, – между прочим, мужчина тоже человек.

– Приехали, мужчина, – властно заявила она. – Не парься, просто погрейся, а я заеду через час. У нас самолет.

– Не парься? – смешливо переспросил я. – А как же плотские утехи?

– Чеши давай, – улыбнулась она, – я тебе не секс-эскорт, а ответственный секретарь.

Я вышел из «Мерседеса», прихватив парочку бутылочек, и небрежно бросил через плечо:

– Можно я буду называть тебя Гердой?

– Можно, – ответила Вика. – Через час буду.

В легкой турецкой бане было тепло и уютно. Весь антураж выглядел как забытый советскими партизанами блиндаж где-то на границе с Финляндией. Все просто, лаконично и по делу. Полок, каменка, и все.

Я даже разглядел суровые лица этих людей. Как будто сквозь время смотрели на меня партизанские бледно-серые глаза.

– Что тут делаешь? – грозно, но боязливо спросил один из них. При этом поправил за пазухой топор и нежно погладил маузер на поясе.

– Парюсь, – спокойно ответил я.

– Немец? – в таком же тоне спросил другой.

– А як жжешь? – попытался сострить я, но, увидев промелькнувшую чертовщину в его взгляде, осекся: – Нет, конечно!

– Почему «конечно»? – сурово спросил третий и аккуратно достал красные атласные корочки. – Аусвайс есть?

Я понял всю трудность своего положения:

– Дяденьки партизанствующие, не губите почем зря. Я же свой, то есть ваш, советский в доску. Бля буду!

– Брешет, – констатировал тот, что с маузером, – по всему видно, что не наш.

– Или финн беглый, или румын, – подтвердил второй.

– Агент абвера, – скромно сказал третий, и все трое достали оружие.

– Как же это вы распознали? – раздухарился я.

– Расстрелять!

– Да у меня дед на Втором Белорусском, знаете… Да вы что, мужики, да что, родненькие?! Да я вам денег дам!

Партизаны переглянулись. Зашептали, убрали свои пукалки и вынесли вердикт:

– Сколько денег с собой?

– У меня вот, – и я протянул одному из них золотую карту. Он повертел ею в воздухе и аккуратно вложил в свои красные корочки.

– Банкомат нужно найти, – строго сказал он тому, что с топором за пазухой, и подал знак на выход.

– Фу, – выдохнул я, – спасибо, граждане коррумпированные душегубы.

– А, кстати, – обернулся один из них, достал гранату и бросил ее на каменку, – с легким паром.

Грохнуло так, что уши заложило. Я открыл глаза. В дверь сильно стучали. Я опять уснул.

– Ваше время закончилось, – орали с той стороны. Я приоткрыл дверь и увидел того самого партизана. Внимательно оглядел его и, не обнаружив топора и маузера, мотнул в ответ головой, мол, сейчас буду. С выпивкой нужно было заканчивать.

Я наспех проверил карту. Она лежала на месте. Я облегченно выдохнул, умылся холодной водой и начал одеваться.

– Это вам передали, – крикнул из-за двери банщик-партизан и просунул в приоткрытый створ какой то пакет.

Я развернул его и обнаружил черный костюм, рубашку, галстук и туфли.

– Пошла вода горячая, – усмехнулся я и бросил свое шмотье в сторону.

Через час я уже сидел в уютном кресле лайнера. Аккуратно оценивая весь блеск и изыск бизнес-класса.

– Ему кефир, – строго произнесла Герда, когда милая стюардесса попыталась что-то предложить.

– Что-то еще? – спросила стюардесса.

– Секса и яду, – грустно попросил я.

– Нам ничего не нужно, – так же строго отрезала Герда.

Самолет загудел и поплелся по взлетке. Я сидел у иллюминатора и с наслаждением разглядывал удаляющиеся огоньки аэропорта. Наконец лайнер вздрогнул и начал подъем. Дыхание у меня перехватило. Я быстро посмотрел на Герду, но она не подавала и тени испуга или сомнения. Мне стало спокойнее, и я снова начал смотреть в иллюминатор. Домики становились все меньше и меньше. Огни расползались в длинные змейки. Змейки собирались в огненные потоки и образовывали реки и речушки. Вдруг среди всего этого великолепия, я представил себя. Такого маленького, на такой огромной Земле. Вдруг я подумал: а ведь раньше нам в школе говорили, что Земля огромная и круглая. Но этого вряд ли достаточно, чтобы понять. А вот если увидеть, то и понять можно вполне. Понять, что мир не ограничивается тем, что ты видишь каждый день перед глазами. Это не твой двор, и не твой район, и не твой город. Мир – это… мир. И как же бог видит меня с такой большой высоты в таком огромном мире? Я вот с такой небольшой высоты и себя бы не увидел. Неудивительно, что мы так живем. Бог-то нас просто не видит.

– О чем думаешь, выдумщик-философ? – спокойно спросила Герда и погладила мою взъерошенную шевелюру.

– Куда мы летим? – спросил я и жалобно проводил взглядом тележку с напитками.

– Нам вина, – сжалилась моя девочка и, передав мне два бокала, улыбнулась.

– Фу, – скорчил я гримасу недовольства, – я как-то не очень, – и отодвинул свой бокал в сторону.

– Девушка, у вас «Жигулевское» есть? – крикнула она в проход. – Господин миллионер привык закидываться отечественным нефильтрованным.

– В тех кругах, где я имел возможность общаться, – нарочито осведомил ее я, – этот моветон считается не вполне интеллигентным!

– Че?! – с провинциальным говором спросила она и рассмеялась. – Пивасяндра притаранить, че ли? Потом к телачам? Или как там в вашем окраинном Кембридже выражовываются? Пивко? Пивасик? Семки, шаурмяшная, палисосец. Да?

– Да, – гордо сознался я и весело запел: – И на цыганском факультете образование получил, в натуре!

– Я вас умоляю, – равнодушно сказала Герда.

Пиво в арсенале оказалось, правда, дорогое и незнакомое. Но очень даже ничего.

– Семок нет, – добавила она строго, – телачи в десяти тысячах ниже, придется прыгать.

Я отхлебнул пива и загрустил. Мне вдруг показалось, что я снова умер. Снова умер, как-тогда, в детстве. Один самолет, тяжело набрав высоту, рухнул. Другой полетел в какую-то новую жизнь. Самолет этот лежал в тлеющих руинах, и единственное, что нашли спасатели, – это золотая безлимитная карта. И лежит она целехонькая на дымящихся обломках. Выкопают ямку и положат туда горстку пепла. И ее сверху положат. Накроют толстым слоем земли и поплачут. Хотя нет. Плакать-то некому.

– Так куда мы?.. – успокоил ее я и приготовился слушать.

– Что? – не расслышав, переспросила она.

– Ты будешь обо мне плакать, Герда?

– Слушай, – строго отрезала она и закрыла свой модный телефон, посмотрела на меня строго и безразлично, как смотрят на влажный валун на могиле неизвестного, на котором серыми поблекшими буквами написано: «Здесь лежит изобретатель АЖБ-1, выдумщик и искатель вечного женского естества». Хотя столько на этот камень вряд ли поместится. Разве что простое и лаконичное: «Мудак».

– Куда мы летим, Герда? – повторил я свой назойливый вопрос.

– Для начала спустись с неба на землю, – нравоучительно попросила она и отхлебнула вина.

– КУДА МЫ ЛЕТИМ? А? КУДА???