Читать книгу Битва в кальсонах - Алексей Иванов - Страница 6

Заставив Ганешу в море после диалогов с Джимом и Лайзой невольно вспомнить то, что и делало его «героизм» таким литературным. До мозга костей. Ведь у Ганеши в молодости был свой учитель, обучивший его мало есть. А не только бедность. Воображения.

Работать учитель не любил. На то он и Учитель. Но ничем хроническим не болел и к тому же у него была первая положительная (в карман) группа крови, которая подходила почти ко всем. Причем – без спросу. Нагло вливаясь в самый неожиданный для них момент. В реанимации.

Однажды Геннадий, так звали будущего Учителя, тоже загремел в больницу. Не менее неожиданно, чем любой другой бес. Не желающий признавать, что ТЫ и, вдруг, чем-то заболел. Наивно думая, что можно есть и пить что попало, вести себя как самая разудалая свинья, повизгивая от восторга собой, не делая ни утренней гимнастики, ни ещё чего столь же вздорного и глупого, как правильное питание и распорядок дня, оставаясь при всём при этом абсолютно во всём здоровым! Последовательно создавая своим незатейливым образом жизни как раз обратное.

И от делавших ему переливание врачей Геннадий с удивлением узнал о том, что его кровь – страшный дефицит. Можно сказать, драгоценность! Молча догадавшись о том, что им для него её откровенно жалко. Столь никчемно он тогда выглядел. В их глазах. Поэтому и промолчал. Да и сил возмущаться тогда, если честно, совсем не было.

Которые настоятельно и порекомендовали ему, втыкая капельницы, начать её сдавать.

– Обратно?

– На благо родины!

– Если я выживу?

– За деньги, разумеется! – подчеркнул главврач.

Оживив его интерес. А через это и – его самого.

– Как только ты полностью выздоровеешь и окончательно окрепнешь, – улыбнулась медсестра, с усилием укладывая Геннадия рукой на подушку. – А для этого нужно накопить сил, соблюдая режим.

Придав ему столь мощный стимул поскорее выздороветь и включится уже в эту несложную, но затейливую из-за накладывающихся на него ограничений игру по зарабатыванию денег, что он только и ждал, изнывая в постели, пока его окончательно выпишут. И выпнут из больницы.

Пусть и – небольших, но ему стало хватать на житьё-бытьё в своей скромно обставленной комнате в коммуналке.

Ел Геннадий и без того мало и скромно. Можно сказать, перебивался. От случая к случаю. Так и не решив ещё, задумчиво глядя вослед уходящим от него годам, чем в этой жизни предстоит ему заняться. Если вообще пред-. Стоит. Да и то, в основном, по утрам. Нагоняя дурные мысли. Которые он периодически отгонял.

То есть – не всегда. Весь день размышляя над случившемся.

А начав сдавать кровь, стал стараться есть то, что советовали врачи. То есть – без излишеств. Копчёностей и прочих глупостей. И по распорядку дня. Чтобы кровь активно восстанавливалась. Если и употребляя иногда спиртное с друзьями и близкими приятелями, то лишь две-три стопки. Для очистки сосудов. Как и рекомендовали ему врачи. И – за несколько дней до сдачи крови. Однажды уже забраковав его кровь из-за присутствия в ней спирта. И не дав ему ни гроша!

С тех самых пор ни в какую не желая повышать дозу, сколько бы приятели его ни уговаривали. Подняться на их волну! Общения. Закрутив и ударив головой о дно стакана.

Но Геннадий лишь молча улыбался, уже пару раз найдя по утру своё сведённое судорогой раскаяния тело на финансовой отмели. Во время отлива разошедшихся по своим делам приятелей. Распухшее с похмелья и слегка посиневшее, как у любого утопленника. Щетина которых, по инерции, некоторое время продолжает ещё расти. Не подозревая о том, что хозяин уже покинул данное (ему на время) тело. Из-за того, что внезапно (кто бы мог подумать?) закончился срок его аренды.

Хозяин которого теперь становился для своих приятелей тем самым джинном, что никак не желал снова влезать в бутылку. Тем более – водки. Сокращая сроки аренды.

Одним из таких вот близких приятелей Ганеша для него и стал. После пары совместных кутежей. В один из которых Геннадий наотрез отказался употреблять спиртное, сославшись на поджимавшие его к сдачи крови сроки. Но продолжая оставаться для ребят самым радушным хозяином. Душой компании! И на все их уговоры лишь беспомощно разводил руки, словно бы это именно они и приперли его к этой самой «стенке». А не какие-то высшие по отношению к ним силы. Наказания которых он откровенно побаивался. Суеверно, словно слыша уже за спиной отдалённые раскаты грома. Гнева врачей. Заставляя ребят над этим посмеиваться.

Случилось так, что они очень быстро нашли общий язык. Хотя, это было не мудрено, ведь он валялся невдалеке, в углу. Весь в пыли расхожей фразеологии и мусоре «общих мест». И молча ждал, слегка насупившись, пока его подберут и начнут использовать по назначению, превращая из «вещи в себе» в «вещь для других». Если удавалось блеснуть той или иной нестандартно звучавшей мыслью. Все эти столь молодые ещё ребята учились в академии этой жизни на «лекарей» и потому никогда не упускали случая попрактиковаться на том или ином, подвернувшимся под руку, пациенте. Даже таком более взрослом, как Геннадий.

И Сканда, заметив это, тут же предупредил наивного Ганешу, что за Геннадием тянется уже довольно-таки густой шлейф славы любителей мальчиков. Как и за любым Цезарем, развиваясь в общении, словно мантия. Красная от предвкушения. Которых тот под тем или иным предлогом и междометием в разговоре хватал то за руки, то за ноги. Объясняя суть вещей. Более наглядно!

Хотя Геннадий и разуверял их, что всё это глупые слухи. И он равнодушен к бесовкам из сугубо экономических соображений, ведь все они тут же начинают требовать той или иной компенсации своих услуг. И постоянно перед сексом соблазняют его напиться. Так как пить в одиночестве им, якобы, не позволяет воспитание – братский коллективизм, сплотивший в едином порыве справедливости все советские народы! Ганеша всё одно был с тех пор настороже и не подпускал к себе руки Геннадия и близко! Наслаждаясь исключительно общением. Издалека. Хотя сам ход мыслей Геннадия его и забавлял. Сближаясь с ним исключительно интеллектуально. На всякий случай.

«На тонкой грани двух миров

(Здесь на асфальте мокром лужи)

Иду, зажатый с двух сторон.

Где я? Кто ты? Зачем ты нужен?»

Геннадию было уже за сорок, так что он объяснил своим более молодым приятелям:

– Тяга к бесовкам – в моём возрасте – усиливается, в основном, у тех, кто вечером любит плотно поужинать.

– Ведь тестостерон вырабатывается у нас ночью, – согласился Ганеша.

– Ощущая утром охвативший тебя всего прилив бодрости, – подтвердил тот. – Не зная куда его девать. Подчас, заставляя рукоблудить. Если нет рядом лежащей самки.

– Можно сказать, под рукой, – усмехнулся Сканда.

– Обходясь женой, этим подручным средством. Для разгона дурных мыслей. Терзающих тебя, в случае её отсутствия, после «этого» весь день. Мешая сосредоточится. А я легко ужинаю в шесть и в десять вечера уже ложусь спать. Если мне это удается, – улыбнулся Геннадий, обводя глазами зашедших к нему на огонёк с бутылкой плодово-ягодной настойки. – Именно поэтому суккубы и приходят ночью.

– Что ещё за суккубы? – оторопел Ганеша.

– Ну, бабы. Во сне. Или те, кто ими притворяется.

– Бесы?

– В основном, – ещё более загадочно улыбнулся Геннадий. – Иногда это даже какие-то метровые тараканы. Но в основном – демоны. Все они внушают тебе, что они такие распрекрасные дамочки, что ты так и жаждешь с ними совокупиться. А когда тебе этого так и не удается, их внушенная тебе иллюзия постепенно рассеивается. И ты наконец-то видишь их истинный облик.

– Ужас!

– Они питаются твоим желанием.

– Джинны, что ли?

– Джинны в сказках. А эти – самые настоящие. Они к тебе уже приходили?

– И не раз! – вспомнил Ганеша, как уже пытался с ними во сне позабавится. И нервно сплюнул.

– Иногда они принимают облик уже знакомых тебе девушек, – понимающе кивнул Геннадий. – А иногда и – прекрасных незнакомок. Женские особи приходят к тебе такими, какими они были ещё при жизни, то есть – какими они сами себе Всегда казались, несмотря на всё время стареющее тело, сформировав свой устойчивый образ астрального тела в ранней молодости. А вот мужские – затейники! – подмигнул Геннадий. – Им приходится казаться красивыми самками.

– Так они мёртвые, что ли?

– Смерти нет, – усмехнулся над ним Геннадий, – это суеверие. Ты слыхал про Творца Монте-Кристо? Он это наглядно доказал. Явившись уже после того, как его физическое тело убили на кресте, истыкав копьями. Как он ученикам и говорил. Временно арендовав для этого постфактум объяснения тело недавно умершего.

– Такие, как Он, это уже умеют?

– Да и Кришна проделывал то же самое. Приходя прощаться в телах других к своим друзьям и любимым жёнам. Мы не есть тело. Мы – больше. Хозяева. А не только его слуги. И суккубы, ещё при жизни овладевшие своим телом, поняли что к чему и даже приноровились за счет ещё живых питаться нашей сексуальной энергией. Которую мы выделяем при виде самки.

– Как слюну – при виде пищи? – начал понимать Ганеша.

– Это – самое мощное излучение!

– Фрейд сдох бы от зависти! – усмехнулся Ганеша. – Так может быть именно это и ускоряет нашу гибель?

– В том числе. Всё течёт, всё изменяется, – продолжил отстранённо вести свой пассаж Геннадий, – из одного наивного существа – в другое. Более опытное.

И пытаясь объяснить свой отказ от спиртного более внятно, Геннадий рассказал им одну историю.

Про то, как однажды он встретил в ближайшем к нему магазине «Дюймовочка» своего давнего приятеля, пришедшего с морей.

– Ну, и начали ж мы тогда гулять! Как раньше, когда были ещё молодыми и бесшабашными. Наперебой вспоминая куражи своей залихватской юности! И тут же пытаясь все их немедленно повторить. Один за другим. Это стало вопросом чести! Благо, что денег у приятеля было шквал. Доказывать самим себе, что нас не берут годы. За шиворот. И не дают пинка. Постепенно заставляя сгибаться, как стариков, под тяжестью напрасно прожитых лет и невыполненных обещаний. Прежде всего – самому себе. Поэтому!…

Каждый день таская к нему в коммуналку чуть ли не за волосы (столь неистово они их соблазняли) всё новых и новых, ещё более роскошных девиц. Играя в Дон-Жуанов.

А потом у приятеля резко кончились деньги. И он с грустной улыбкой ушёл от него в море. Но обещал вернуться! Как и любой уважающий себя Карлесон. Помахав, на прощание, лопастью ладони.

А Геннадий ещё долгое время всё никак не мог восстановиться. Тело нагло требовало вкусной еды, гулящих – по вечерам – девушек и самых что ни на есть и пить горячительных напитков, если удавалось привлечь к себе их внимание. И подстрекало его пойти работать. Чтобы начать удовлетворять его всё возрастающие – «не по дням, а по часам» – потребности. «Эту «дурную бесконечность», – понял он. Что снова стал дураком. Как и все бесы. А это Геннадию уж совсем не нравилось.

И он тут же поднял восстание! Как и любой тиран, установил через пару дней мучений (после утренних происшествий) жесточайший распорядок дня. Комендантский час, ровно в десять вечера ложась в постель, насильно закрывая уставившиеся в темноту глаза и заставляя себя спать. Полностью выключая ум, наблюдая дыхание. И с огромным трудом, но всё же пересилил уже захватившую в нём власть тела. Разогнал, как участников массовой демонстрации, все эти дурные мысли (на счёт работы), махавших перед его взором лозунгами с призывами стать как все – объединившиеся в едином порыве к самкам с другими пролетариями. И через пару недель ожесточённой борьбы с диктатурой тела невероятным усилием воли вернулся в давно уже накатанную колею – есть один раз в день, перейдя на питание кишечником, подобно волкам и другим животным. Которые благодаря этому «фокусу» могут вообще не есть до десяти суток. А ещё через неделю, ощутив по утру охвативший его прилив сил, снова пошёл сдавать кровь. Так сказать, излив свой «жизненный порыв» в благое русло.

И когда через год приятель, наивно думая, что Геннадий – его лучший друг, с полными карманами денег по уже протоптанной дорожке снова к нему явился (замирая от восторга!), Геннадий был неожиданно к нему сух. Ел мало, то и дело отказываясь от предлагаемых ему яств. Пил тоже весьма неохотно. А гулять с девицами и вовсе стал отказываться.

– Да ты что? Жизнь одна! – не понял приятель. – И нужно отрываться!

– От кого?

– По полной!

– Это у тебя она одна, – усмехнулся над ним Геннадий. – Когда ты с морей приходишь с вытаращенными на мир глазами.

– Как красный окунь, которого подняли в прилове с морских глубин? – попытался приятель перевести всё в шутку.

– Одноразовая, – без тени улыбки продолжил распекать его Геннадий. – А я-то живу тут всегда. Поэтому и надо жить так, как живёшь Всегда. В соответствии с тем образом жизни, который у тебя уже сформировался. Несмотря на попытки небытия выбить тебя из колеи.

– Небытия? – не понял приятель.

– Это у тебя там питание строго по распорядку, – попытался объяснить Геннадий. – Больше чем в миску положат, не съешь. А мне потом очень тяжело себя в норму возвращать. Чем больше кормишь тело, тем больше еды оно просит, автоматически вырабатывая уже каждый день необходимую для её расцепления химию, понимаешь?

– Раздуваясь, как морская собака. – кивнул приятель. Вспомнив то, как пинал их по палубе вместо мячиков. Ловко передавая пассы моряку, стоявшему ближе к слипу. Чтобы тот пинал обратно в море эти нежданные и негаданные «дары природы». Пока они ещё живы.

– А когда его кормишь мало, тело постепенно как бы смиряется и привыкает есть то, что ему дают. – продолжил Геннадий. Нести всю эту ересь.

– На большее уже и не рассчитывая?

– Наоборот, отвергая уже излишества. Поначалу. Кто меня потом кормить будет, когда ты в рейс уйдёшь?

– Так пошли со мной, в море! – подхватил приятель. И снова принялся расписывать ему прелести быта на судне. – Без забот и хлопот! Там тебя и накормят вдоволь. И обстирают. И спать на чистое бельё уложат!

– Нет! – отрезал Геннадий. – Работа – это тяжкий грех! Я давно уже это понял. И чем более грешен бес, тем тяжелее его работа. Данная ему в наказание. За его неумеренность и неумение организовать свой собственный распорядок дня. Организуя его уже извне. Как у тебя. Так сказать, приучая тебя к порядку. Как собаку Павлова.

– Ты хочешь сказать, что я – глупое животное? – возмутился приятель.

– И я – тоже, – примиряющее улыбнулся Геннадий. – Просто, я своё животное умудряюсь усмирять. Чтобы жить за его счёт, сдавая кровь. На нужды других. Деструктивных животных. А ты просто ещё и не пробовал его сознательно ограничивать и контролировать. И потому всё ещё и живёшь для того чтобы быть у него на побегушках. Как другие полу животные. Которые пытаются въехать в животный рай на твоём горбу. – намекнул, подмигивая, Геннадий на приглашённых к нему девиц. Откровенно над ними посмеиваясь, когда те начали это замечать. – Нужно становиться цивилизованным! Именно сознательное самоограничение и делает нас всё более культурными. А это совсем не просто. Попробуй! Не делать этого на судне из под палки. Как только снова закончатся все деньги.

Но приятель не хотел его даже слушать! И на утро покинул Геннадия, сделав вид, что смертельно обиделся. Навсегда!

Ведь Геннадий никак не желал становится таким же ненасытным животным, как и он сам. Даже – по старой дружбе. Переспав с одной из девиц и тут же понуро улёгшись спать в своём углу.

А не встав, словно в молодости, выпив четверть водки и тут же принявшись за вторую. Как ровно год назад. А затем снова вернувшись к первой, успевшей за это время на него обидеться. Глядя на него со стороны. Своих претензий на его сердце. Уже не смея поднять на него свои демонстративно скошенные вбок глаза. И очаровав её ещё больше! Без лишних слов. На языке тела. Намекая ей вкрадчивым шёпотом после этого лишь на то, что если она останется с ним, как только на утро все гости опохмелятся, позавтракают тем, что останется, и наконец-то разойдутся, он докажет ей, что язык дан нам не только для того чтобы нести всякую околесицу, но у его языка есть и другой, более выразительный язык! Мета-язык! Загадочно улыбался и, подхватив на руки, легко уносил обиженную, покружив под громкую музыку из бобинного магнитофона по комнате, в свой тёплый ещё угол. Показав язык той, что не так давно с него встала. И поигрывая бедрами, ушла в душ. Готовиться к мести! И схлестнуть его язык со своим. Языком страсти! Ещё более искусным. Закалённым в постельных битвах!

Но оставшись на утро совсем один, Геннадий постепенно понял, что это был всё ещё живой суккуб, сбивающий его с пути истинного. Демон искушения. Который тут же покинул Геннадия, как только потерял клиента.

Нет, конечно, приятель приходил ещё пару-тройку раз. На то он и демон искушения! И среди других приводил ту самую девицу, которая была знакома с Геннадием не только на языке тела, но и на языке сердца, а потому и весьма охотно снова и снова ходила к нему в гости на поводу у его приятеля, каждый раз всё отчаянней надеясь на продолжение банкета. Таская за собой своих подружек. Мало ли чего Геннадий, вдруг, там захочет? Готовая уже для него на любые жертвы! Взвалить на алтарь их взаимной любви любую из самых красивых своих подруг. Постоянно вспоминая о том, сколь долго и нежно она в ответ на его «красноречие» демонстрировала свои мета-способности. Глубоко, очень глубоко входя в роль его избранницы. Только его! Императора её величества. Почему-то только с ним ощущая себя императрицей! В ответ на её ласки.

Но Геннадий с тех пор был суров и неумолим. Демонстративно уткнувшись наутро лицом в подушку. Пока все не разойдутся. В том числе и – она. Краем глаза исподволь наблюдая, как неохотно она следует за своими весёлыми подружками. Делая вид, что тоже улыбается. Даже не попрощавшись!

Именно потому, что у него с тех пор изменилась сама парадигма восприятия. Что проявилось в его жизни в том, что если до того, как начать сдавать кровь, он жил исключительно для того чтобы снимать и ублажать девиц, как и любое животное мужского пола, с которыми он для этого систематически объединялся в шумные ватаги, называя это проявление бессознательного высокопарным словом «дружба», то после того, как он фактически убедился в том, что не только пьянки-гулянки оттягивают сдачу крови, а следовательно и получение средств от её реализации, но и сами гулянки с девицами, даже без пьянок, как объяснил ему врач, делают его кровь всё менее качественной. А следовательно – менее привлекательной. По сравнению с другими, более благоразумными уже донорами.

– Так как на восстановление организма после продолжительных соитий, – без тени улыбки заметил врач, – уходит не только колоссальное количество белка, который необходимо для этого дополнительно покупать, разнообразя свой рацион («опять же – минус», – молча понял Геннадий и внутренне напрягся), но и всех прочих и без того дефицитных в организме микроэлементов. Постоянная нехватка которых постепенно приводит к общему иммунодефициту. Что и проявляется в возникновении различного рода заболеваний. Так как это бьёт прежде всего по тем болезням, которые тот или иной самец унаследовал от своих недалёких предков – бабушек и дедушек, столь же безалаберно разбазаривавших, в своё время, свой потенциал здоровья, делая тебя ещё более болезненным и недалёким, чем они сами. Пойдя их неровной походкой по их стопам. Что животные давно уже преодолели, размножаясь почти исключительно весной, всё остальное время года сохраняя к противоположному полу завидное равнодушие, – вздохнул врач. – В отличии от нас, этих самых глупых представителей животного вида, круглый год пускающих свой организм вразнос! Напрягая своей несдержанностью медицину, которая уже не успевает с ними всеми справляться. Переходя в неумеренность в потреблении вредной пищи и самых, надо заметить, случайных соитий. Не говоря уже о распространении венерических заболеваний! Особенно – в праздничные дни. Которые надо все как один просто взять и запретить! На законодательном уровне!

– Ну, это уж ты хватил! – усмехнулся тогда Геннадий. И пошёл домой. Оставив врача в кабинете, успокаиваясь, кидать шариками из листов исписанной диагнозами бумаги в стоящую у двери корзину.

Но слова врача заставили его, по дороге, глубоко задуматься. Да так, что с тех пор он стал, фактически, избегать девиц. Что и послужило поводом для распространения слухов о том, что он с тех самых пор интересуется ещё и мальчиками. Которых он просто-напросто пытался наставить на путь истинный! И буквально ввинтить им новое – проверенное на медицинском уровне! – мировоззрение.

Продолжая, втайне ото всех, служить донором на благо родины. Подчинив себе своё животное. Для своего же блага.

– Блага в смысле Платона, а не Аристотеля, – загадочно улыбнулся Геннадий.

И Ганеша лишь усмехнулся ему в ответ, уже давно понимая разницу.

К недоумению остальных приятелей. Которые поняли из этого только то, что что-то тут нечисто. Как и любое животное.

Особенно, когда Геннадий показал им свой шальной язычок и, приглушив свет, ровно в десять вечера молча ушел спать. В свой «медвежий угол». Невзирая на остальных.

Оставляя их шумно допивать и расходится. Защёлкнув за собой деревянную дверь на замок с демонстративно скошенным, от обиды, язычком.

Особенно, когда Ганеша однажды перебрал «плодово-выгодной» настойки и уснул за столом прямо в кресле. И на утро боялся, как бы Геннадий этим не посмел воспользовался. Отвергая всё утро наплыв его возбуждённого радушия. Пока Геннадий настаивал на том, чтобы Ганеша всенепременно опохмелился:

– Для твоего же блага!

Пошёл с ним за бутылкой вчерашней настойки и заставил Ганешу выпить. Прямо у магазина. Завернув за угол. И Ганешу чуть не вырвало.

– Я же говорил, что никогда не опохмеляюсь, – с виноватой улыбкой признался Ганеша, еле сдерживая лишь обострившуюся дурноту.

И отказавшись от завтрака, покинул Геннадия. Навсегда.