Читать книгу Изгнанник - Алексей Жак - Страница 7

1.

В письме Яна приглашала в гости в Петербург на февральские праздники. Она не могла дозвониться до Сергея по мобильному телефону, поэтому отправила письмо.

– Номер не правильный, – сказала она, как только он перезвонил по указанной в весточке с Севера незашифрованной последовательности цифр, состоящей из одиннадцати знаков (поди, запомни). – Тетка, злая, как сторожевой пес, ответила, что тут таких нет, и просила больше не звонить.

Сергей сперва подумал о Марине Семеновне, вскипел, но тут же с запозданием вспомнил, что слукавил и изменил в последний момент цифру в наборе: с «3» на «4», когда диктовал Яне номер своего сотового. Перестраховка?

Маленькая поправка должна была устранить возможные неприятности, к которым он всегда готовился, относился к ним, как к вероятным последствиям несанкционированных встреч, и ликвидировал на своем пути к достижению только верных и проверенных сделок. Сделок с партнерами, с клиентами, с судьбой. Он был уже полностью испорчен торговлей, взаимоотношениями с коммерсантами всех мастей и самим временем прощелыг и корыстных дельцов, добивающихся от людей не искренних чувств, а прибыльных капиталовложений. Его извратила современность. Он сдался ей на милость, на милость победителя в войне с честностью.

Возможно, бесконтрольно, на автоматизме он зашифровался, спросив себя: «А что будет, если она перезвонит по моему номеру?» И плотненько упакованные в секунду мысли выдали еще кучу предупреждений, как подающий в открытом море сигнал бедствия тонущий, или быть может только еще слегка накренившийся траулер, зачерпнувший пригоршню соленой воды.

«А что мне даст ее звонок? Какая польза от него? От нее?» – думал, просчитывал он. – «А кто знает, что из себя представляет эта штучка? Никто. Ты ее совсем не знаешь. Шапочное знакомство, и только. Что оно… она… преподнесет?»

– А как ты узнала точный адрес? – спросил Сергей, крича в трубку телефона.

– Чудак, – рассмеялась она. – Ты же сам показал мне паспорт с пропиской. Я запомнила.

– Какой же я дурак.

2.

Сергей решился. А что? Три выходных, туда-сюда, ночь туда, ночь обратно. Проспишь в поезде и не заметишь. Зато и впрямь, как соблазняет Яна, поглядишь город, который все нахваливают. Старинный град Петра, Петра творенье. Решено: еду.

Так он сказал себе, но внутренний голос был не согласен.

– Что ты делаешь, – говорил он ему. – Зачем тебе это сомнительное приключение? Собраться и поехать в чужой город, к чужим людям только по причине любознательности и скуки. Развлечься, провести время в незнакомой обстановке. Релаксация. Это ты называешь целью своего плана? Или точнее, незапланированного мероприятия. Экспромта. Как все, что делал в жизни прежде, без четкой цели, без убедительных оснований, без побудительных причин к действию. Хороша причина, нечего сказать.

– Я только взгляну одним глазком на красоту.

– Врешь. Опять лукавишь, шифруешься. Конечно, сорваться с места и окунуться в пучину новых впечатлений для тебя также естественно, как перейти улицу на красный свет. Всё молодишься, петушишься. Никак не угомонишься на старости лет?

– Ничего такого, о чем ты подумал, и в помине нет. Даже мыслей на эту тему.

– Снова врешь.

– Разве что, самую малость. Неосознанно. Где-то глубоко внутри сидит, как рак окопалась шальная мыслишка. Но я не виноват, поверь. Всё гены проклятые и, ты прав, еще молодость клокочет, не дает остыть. А может и не пора еще, как ты думаешь?

– Пора, пора.

3.

До отправления поезда оставалось слишком много времени, чтобы выходить на перрон для посадки в вагоны. По перрону к тому же хлестал ветер со снегом, летающим в беспорядочном танце вперемежку с ледяной стружкой. Но он вышел и в одиночестве прошагал до конца платформы, где уже давно закончился навес, и впереди светились только глазки семафоров красными и желтыми жирными кружками. Там уже вовсю бушевал снежный вихрь, срывающийся вниз со срезов по обе стороны перрона и скатывающий клубы вздымающегося снега по ступенькам лестницы на поле, исполосованное убегающими вдаль рельсами.

– Сколько раз видел я эту картину? – спросил себя Сергей. – Тысячи и тысячи. Рельсы, шпалы, уносящиеся вдаль поезда. Только забылась она на некоторое время, на время, когда добровольно с головой погрузился в мир московских улиц и самолично обрек себя на затворничество в столице, как узник, бесконечно ожидающий затянутого приговора, решения дальнейшей участи.

Он поглубже нахлобучил зимнюю шапку, погрузив волосистую часть головы в недра цигейкового испода головного прибора, так что глаза наполовину закрылись вылезающим во все стороны и вниз мехом ондатры.

– Так-то комфортнее смотреть на привычную панораму замороженного вокзала, – сказал он. – Когда сам в тепле, а вокруг метель. И когда пребываешь в ожидании жаркого купе плацкарта (к чему излишние удобства), крахмальных простыней, а во сне мерного постукивания на шпалах колес.

Он принялся вспоминать свое метание и рассуждения о правильности принятого решения отправиться в путешествие на берега Невы. Свои туманные за и против отчаянного шага. А как еще назвать, как не отчаянием, этот его смелый поступок и решимость, во что бы то ни стало реализовать первое чувство, которое возникло в его мозгу, или в сердце, или еще где, но настолько сильное чувство и желание, что он не в силах был с собой бороться несколько дней, до этих минут перед выездом, когда билеты уже лежали в кармане брюк.

«Ждешь новых встреч, архитектурных изысков старины, женского, не надоевшего, как дома, а волнительного общества, тем более, когда тебя с нетерпением… в преддверии… накануне встречи, можно сказать с замиранием сердца готовятся лицезреть, как самого дорого и долгожданного гостя. Она так прямо и намекнула, что, мол, без всяких церемоний встретим и по-домашнему устроим на период путешествия, что не нужно никаких подарков, благодарностей, что они, мама и дочка, то есть, будут рады отметить праздник с ним, мужчиной, единственным мужчиной на этом мужском празднике, потому что других у них нет, по какой не объяснила причине, просто нет и все тут. На что он не возражал, не спрашивал: мало ли какие причины могут быть у людей, раз сказали, что нет мужиков, значит, никто не будет лезть с претензиями и оспаривать его право на единоличное… общество двух женщин на эти три дня. Не все так плохо, даже очень и очень хорошо складывается. А условности и формальности, связанные с его присутствием в квартире с одними только женщинами, причем женщинами незнакомыми, одна из которых молода и хороша собой, просто пережитки… если даже дамы согласны, что ситуация не выходит из рамок приличия и, значит, уместна».

Успокоив себя таким образом прошлым вечером, Сергей воспрял духом и уже без лишнего мандража и ненужных переживаний и выстраиваний в мозгу всех вариантов развития событий, стал собираться в дорогу. А то, в один момент своих сборов у него вдруг неожиданно подкосились колени, и он присел от странной боли, вспыхнувшей и поразившей его, от мысли, что это он делает и куда собирается? А не подстава ли все это?

– Да нет, – отмахнулся он, даже рассмеялся на такую мысль. – Кому я нужен такой? Обчистить меня не выйдет: не тот субъект, если думают, что у меня деньги куры не клюют. А убивать, смысла нет: возись потом с трупом, ищи укромное место, закапывай. Дурь все это. Действительно, разучился ты ездить по стране в поисках приключений и впечатлений на свою… голову. Подумай лучше, что девчонке подарить, какой подарок придумать, надо же как-то отблагодарить. Да и мамаше нужно какой-никакой, а презент подогнать. Иначе обидится. Ведь угощать будут, и наливать, наверное, тоже.

4.

Московский ипподром. Тотализатор. На какую лошадь поставить? Кто добежит первой? Какой масти: вороная, гнедая, американский жеребец или орловский рысак в яблоках?

В каком же веке это было? Неужели это было с ним? Бледный, возбужденный, он мял, комкал в руке карманную брошюрку, напоминающую тонкую школьную тетрадь, исчерканную шариковой ручкой и затупленным, от того плохо читаемым почерком, грифелем простого карандаша – программку воскресных бегов и скачек (поистине сумасшедших скачек!), куда угораздило судьбой ему попасть. Как в копеечку. Угодил, не целясь. Кто его привел сюда, в какой день недели, в каком году? Кто этот услужливый и заботливый малый с голубыми глазами и немигающими ресницами? Романтик и моральный сутенер вкупе, который свел порядочного, по тем временам, молодого человека с профурсетками от конноспортивного сообщества? Кто этот коновяз, который заставил его глядеть на лошадь, как на объект грациозного восторга перед ногами, крупом, мордой и гривой трехлетних кобыл, сравнивая животное, как бы оно не восхищало, с живыми человеческими особями женского пола? И частенько, и даже с перебором, отдавая предпочтение первым.

– На кого ставим, молодой человек? – обратился к Сергею старик из старожилов, который дышал на ладан, но посещал скаковые мероприятия и забеги без устали и старческой лени.

– На Ковбоя, – отвечал Сергей, не моргнув глазом.

– Позвольте не согласиться с вами, молодой человек, – настаивал старик, чтобы его выслушали.

Сергей снисходительно разрешил ему присесть рядом и расстелить развернутую газетку с анонсом циркового выступления Куклачева со своими кошками и рекламой чеков пирамиды «МММ», всё на одной странице, жирным шрифтом и как будто одинаковой важности и актуальности.

– Я настоятельно рекомендовал бы поставить на второе… вы ведь играете не «пару», а «тройной экспресс»?

– Совершенно верно.

– Так вот, две ставки: одна, как бы очевидная, – Ковбой на первом, вторая – Вегас (обязательно обратите внимание на него). Дальше – система: от седьмого к пятому, и всех берите скопом, или от пятого к седьмому и аналогично.

– Я, признаться, и сам вписал эти комбинации. Не очень они, надо заметить, оригинальны.

– Зато выигрышны.

– И что я получу? Какой коэффициент? Шиш с маслом.

– Останетесь при своих, в худшем случае. Это не мало.

– Это не интересно.

– Согласен. Но многие, если не все, приходят сюда для того, чтобы угадать.

– Я не многие и не все, – обиделся Сергей. – И мне не нужны готовые рецепты и предвиденные результаты. Мне хочется быть оригинальным среди всех.

– И выиграть при этом?

– Конечно.

– Но это возможно только при определенных обстоятельствах, которые, уверен, вам известны.

– Подразумеваете связи в конюшне?

– И не только. Есть люди, которые… опять же, при определенных условиях готовы оказать любезность или услугу, назовите это как хотите, и могут осветить весь расклад на заезд.

– То есть заранее сказать, какая лошадь придет первой?

– И первой, и второй, и даже пятой, если потребуется.

– Разве такое возможно?

– Конечно, случаются разные… возникают разные препятствия на пути. Например, лошадь сбоила, споткнулась, не дай бог, или просто сошла с дистанции.

– Что у вас припрятано на этот непредвиденный случай?

– Для этого и существует «система». Подстраховка. И при этом не так очевидна ставка. Запутать, включить несколько ошибочных вариантов, вставить бесполезный номер в систему, зная, что это блеф, утка – это же маскировка угаданной комбинации.

– Полагаете, никто на ипподроме не заметит. Они же, все эти собравшиеся здесь люди, посещающие мероприятие из года в год, вовсе не дураки. Раскусят, как пить дать.

– Ну и пусть.

– Не боитесь?

– Нисколько.

– Почему?

– Ну, во-первых я никогда сам ставки не делаю: это делают подставные лица, или такие люди, как вы, мой молодой друг, с которыми я нахожу близкий контакт и договариваюсь.

– Вы со мной договариваетесь?

– Безусловно. Уверен. Как только вы узнаете, сколько положено вам комиссионных. И как только вы поймете, о какой сумме вознаграждения идет речь за оказание такой мелкой услуги, как продиктовать несколько цифр в окошко оператора, вы немедленно…

– О какой же?

– Ну, вот мы уже почти договорились.

– Но вы не сказали еще сколько?

Старик прошептал, двигая синеватого оттенка губами перед ухом Сергея, будто облизывая не колыхающийся, омертвелый воздух ипподромного кассового зала.

– Не может быть? – удивился Сергей. – Я согласен. Надеюсь, после всего вы меня не убьете, и не отберете деньги обратно. А как вы мне их передадите? Или, точнее, изымите, ведь получать выигрыш буду я самолично. А вдруг я убегу?

– Вы шутник, – беззвучно рассмеялся интриган, напомнивший некстати Сергею миллионера Корейко, ряженного в задрипанный лапсердак и наклеившего декораторскую бородку и усы – грим внедренного в тыл врага шпиона.

– Как вас зовут? – спросил Сергей. – Мы еще не знакомы.

– Лукьян, – ответил старик.

– А по отчеству?

– Не надо отчеств. Для вас, молодой человек, я… можете называть меня Лукой.

– Лукой? – переспросил Сергей, хмыкнув.

– Ну да, Лукой. Вы не ослышались. – Старый шпион неспешно проводил его до кассы, где выстроилась очередь к окошку.

Кто-то из игроков еще чиркал в программке, корректируя до окончательного момента оплаты свои логические построения, кто-то подсчитывал купюры, но Сергей их не замечал. Он стоял в толпе взбудораженной публики и внимательно следил за плавными жестами Луки, который будто охмурял ими, ворожил. И думал: когда, когда же?

– Только не Лука, который Мудищев, а скорее Лука из Библии, – тихо, проникновенно говорил старик, и его слова поразительно легко и быстро находили уши Сергея, прорываясь сквозь монотонный и оглушительный шум в зале.

И будто поняв его мысли, услышав их, Лука сказал:

– Сейчас, дорогой. Сейчас. Я скажу вам необходимый для ставки вариант.

Сергею показалось, что он не услышал эту мудрую последовательность цифр, а уловил ее, поймал на лету, как только она спорхнула с уст этого чудаковатого старого человека. Он машинально повторил их в окошко, в котором ему улыбнулась пожилая женщина без лица, одни лишь ярко накрашенные красным губы. И повернувшись к Луке, он неожиданно для себя сумел сказать единственную фразу, которая пришла ему на ум, как палочка-выручалочка:

– А меня зовут Сергей.

5.

Дела после встречи с Лукой пошли веселей и живей. Деньги потекли к нему, и он научился их тратить, как шейх, нашедший нефтяную жилу.

– Пойдем, выпьем за удачу, – позвал он своего поводыря.

За стойкой буфета напротив касс копошились все без разбору: и которые сегодня были в выигрыше, и которые проигрались вчистую. Водка лилась в пластмассовые стаканчики, как из водопроводного крана.

– Я не пью, – сказал Лука, не морщась, как обычно делают зашитые пьянчуги, и не отворачиваясь от призывного взгляда Сергея. – И тебе запрещаю. Хотя бы здесь, со всем этим сбродом. Пожалуйста, выйди за ворота ипподрома и хоть лакай ее из лужи, мне все равно. Но тут мой запрет. Если хочешь продолжения нашей дружбы.

Сергей не на шутку испугался предостережения старика и поспешил успокоить его насчет своего послушания.

– Я, вообще то, тоже не пью, – сказал он. – Так балуюсь. Это так… знак моего уважения и благодарности был.

– Ты молодой, Сережа, – похлопал его по плечу Лука. – Почему не расслабиться. Только делай все с умом. – Он задумался. – И жалеть не придется.