Читать книгу Этика Райдера - Алексей Жарков - Страница 6

Порыв ветра легко подхватил лист бумаги, лежавший на столе, и скинул на пол. Лист был пустой. Антон проводил его взглядом и потянулся за новым. Яркий свет, жара и звуки города вливались в комнату из распахнутых окон. Он взял со стола рваную сигаретную пачку и встал.

С другой стороны дома, куда выходил балкон, оказалось прохладно, сыро и тихо. Удивительный контраст – в одном окне галдит улица, ломится от зноя воздух, в другом – устало шелестит листвой тихий двор, играет свежий ветерок. Антон хрустнул зажигалкой и сделал первый отравленный дымом вдох. Сколько раз он выходил курить на этот балкон? Сто? Тысячу? Уже привык к одному и тому же виду: к потрёпанной детской площадке, к невысоким деревьям с чёрными стволами и к испачканным мусорным бакам за бетонной стенкой. Сегодня машин было мало. Лето, люди разъехались, и двор стоял полупустой. Он прошёлся взглядом по оставшимся автомобилям и остановился на самом знакомом и необычном. Машина стояла здесь уже много лет, всегда на одном месте. Никто не брал её летом загород, не счищал зимой снег, не прогревал по утрам и не открывал капот, чтобы проверить масло. Даже «чистильщики», шарившие по дворам в поисках ржавых рыдванов, её не трогали. А суровый китаец, работавший дворником, обходил стороной, будто боялся этого незнакомого, затаившегося перед быстрым прыжком, приземистого зверя. Может, из уважения к огненному жеребцу на радиаторной решётке?

Много разных машин бывало во дворе, но только перед этой чаще всего останавливались люди, задумчиво курили, отпуская собак, и с долгим печальным вздохом, в который уже раз прощались с легендарной когда-то «Феррари». А заодно и со своей молодостью, улетевшей вслед за тяжёлым временем в циничную и неискреннюю историю. Время брало своё: красный капот стал матовым, потускнел игривый хром на литых дисках, накренился и осел на пустой резине скуластый кузов.

– Зик транзит глория мунди, – Антон вдавил бычок в гору его уродливых сородичей и запихнул зажигалку в мятую пачку.

Внизу раздался шум. Тяжело гудя, во двор въехала пыльная машина с белым, недавно заменённым крылом. Открылась задняя дверь, и на асфальт вывалился переполненный пакет, за ним второй, рваный третий, – и машина рванула прочь. Китаец и рта не успел открыть. Его короткие слова плевками полетели в адрес скрывшихся хулиганов. Приближаясь к мусору осторожными шажками, дворник ощупывал мешки недоверчивым взглядом. Разглядев содержимое, он зашёлся новыми криками. Не разобрав ни слова, Антон присмотрелся и увидел коробки с дисками. По неприличным картинкам он догадался о видео из серии «детям до 16».

Дворник пнул пакеты, осмотрелся, не прекращая ругаться, наклонился, начал с интересом перебирать тонкие коробочки, вертеть в руках. Антон хмыкнул. В этот момент, прохладный воздух приобрёл едва различимый запах приправ и жареного лука, он неожиданно осознал, что страшно голоден.

Дома оказалось пусто – ничего, кроме пива. Антон вышел во двор и, поправив сумку с бумагами и планшетом, двинулся в «Фуджейру» на пельмени.

Ресторанчик держал араб с толстыми пальцами и вытянутым, загорелым лицом. Щетина, чисто выбритая утром, к вечеру заметно отрастала и делала его похожим на террориста. Безупречно вежливый и обходительный, араб никогда не улыбался посетителям, но всегда лично принимал заказ. На чаевые обижался, и часто сам делал подарки, если на тарелках не оставалось еды, а гость вёл себя вежливо. Готовили в кафе вкусно, правда, преимущественно арабские блюда. Из русского – только борщ и пельмешки. И то и другое притягивало Антона своим выразительным арабским акцентом из кумина, шафрана и кардамона. Иногда он брал к пряным пельмешкам тарелку кислого баба гануш.

У «Фуджейры» его встретила растянутая поперёк узкого тротуара лента и мятый потный человек в ярко-жёлтом светоотражающем жилете поверх синей робы.

– А что случилось? – Спросил Антон.

Вместо ответа рабочий показал глазами наверх, где демонтировали старый рекламный щит. В историческом центре началась программа по очистке фасадов от рекламы. Антон прикинул, сколько времени это займёт, заметил укрывшегося в пустом прохладном зале грустного араба и достал сигареты.

Осмотрелся. Предвкушение пельменей опустошило память на ближайшие рестораны. Рядом имелся другой, французский, но там дороговато и неприятно пахнет сыром. Хотелось именно пельмешек. И именно со специями. Вкусные пельмени умели готовить китайцы, но до них надо было идти по тёмному и вонючему переходу под магистральной трассой. А это способно отбить любой аппетит.

На противоположной улице переклеивали покосившийся рекламный щит. Тоже, наверное, исторический. Рабочего подняли на кронштейне, и тот старательно заклеивал плакат «Добро пожаловать на Землю» с большой выцветшей булкой и солонкой в виде глобуса. Он доставал откуда-то снизу большие белые рулоны и клеил поверх старых, постепенно меняя не понятно кому адресованное приветствие на более уместный, но не менее уродливо исполненный призыв отказаться от курения за рулём. В сумке сдавлено пискнул смартфон.

– Чёрт, – прошептал Антон, достал из кармана наушник и воткнул в ухо. – Слушаю.

– Вау! – раздался чей-то возглас. – Ну, надо же!

– Это кто?

– Это я! Ты прикинь! Сотни световых лет! Вот это круто! Вот это технологии! Как рядом стоишь!

– Кхм…

– Ну что, соавтор! Космический привет тебе из другой звёздной системы!

– Галантай?!

– Точно! Он самый! Нет, ну ты представь! Общая теория относительности, говорите? Тысячи световых лет? Вот так надо! Ткнул пальцем и всё! А ты меня видишь?

Антон сказал, что не видит, а сам подумал о французском ресторане. Прикинул, как туда идти, щёлкнул в сторону окурок и, впихнув наушник глубже в ухо, спросил:

– Как там у тебя?

– Круто, чёрт возьми! Жаль ты не видишь, я бы тебе показал столько всего! Тут у них такие технологии. Это что-то! Это надо видеть!

– Разместился, значит?

– Ещё как!

– А что раньше не звонил?

– У нас связь в номере только сейчас сделали. Теперь собственный канал. Раньше через официальный выходили, а сейчас нам свой провели. Это потрясающе! Смотришь новости?

– Ну да.

– Видел меня там?

– Конечно, видел. Молодец, отлично держишься.

– Стараюсь! Слушай, у меня к тебе есть небольшая просьба.

– Выкладывай.

– Знаешь, у меня с женой, с Катюхой не очень хорошо получилось.

И Вадим рассказал драматическую историю про Животина, пресс-секретаря, который должен был лететь вместо него, но попал в аварию. Не справился с управлением и, задев ограждение, влетел в куст. Сработали все системы безопасности, подушки, ремни, шторки и прочее, но малую берцовую кость он всё-таки сломал. С такой травмой его решили оставить на Земле, а в космос послать «молодого и перспективного» Галантая, шедшего номером вторым в списке кандидатов.

И без того головокружительная карьера Вадима взяла новую высоту. Только молодая жена Катя почему-то кривила губки и хмурила лобик. Вадим откупался чем мог, обещал любые подарки, сколько угодно времени «только вдвоем», отдых на всех морях и океанах планеты со всеми подружками и тёщей, но в результате добился лишь снисходительного: «ну ладно, только три месяца и сразу домой». Столько времени срасталась бы сломанная кость Животина, специалиста значительно более опытного и матёрого. К тому же холостяка. Но Галантай не мог удержаться:

– … я тут провёл кампанию, серьёзно напрягся, шепнул кому надо… не хочу уезжать. И, похоже, удастся остаться!

– Да, дружище, попал.

– Тут хорошо, высокотехнологично, а какие командировочные! Но как с Катюхой быть? Обещал вроде.

– Да, сложная ситуация, – с пониманием отозвался Антон.

– Вот-вот, – Вадим вздохнул. – А она девушка независимая, ну ты знаешь.

– А я чем могу помочь?

– Можешь присмотреть?

– Присмотреть?! – Антон остановился перед входом в «Ля Утрэ», что в переводе с уличного французского значило «Устрица».

– Ну да, глупо звучит, но тебе я доверяю. Просто повертись рядом, ты же журналист…

– А смысл?

– Вдруг она погулять захочет… ну… на стороне.

– Ну ты даёшь, Вад! – Антон вынул и снова вставил в ухо наушник. – Честно, даже не знаю что ответить. У меня своих дел полно. Как ты себе представляешь это вообще? У самого…

– Ну, ты же можешь, я знаю. Мне просто некого больше попросить.

Антон прикурил очередную сигарету. Вадим продолжил:

– А я тебе могу слить что-нибудь неофициальное.

– Так?

– Про пришельцев. Что нельзя давать в новости.

– Например?

– Например… Дай подумать. – Голос друга на мгновение пропал. – Ну, например, что на Землю идёт скрытая миграция тектумов.

– Кого?

– Они себя так называют, те, что к нам прилетели.

– Это такой вид?

– Вид?! – изумился Голонтай. – Нет, дружище, это не вид, их вид по-другому называется – «фламы». «Тектумы» – это название народа. Как у нас – все люди, но есть русские, есть китайцы, монголы, евреи…

Странно, что Антон раньше об этом не задумывался. Образ инопланетян сложился в его голове слишком простой – ины и всё. И как-то выпало, что и у них могут быть не только виды, но ещё и народы. У них могут быть страны, политика, выборы, союзы и войны. Всё, что бывает в многонациональном обществе, где людей – нет, не людей, а фламов – живёт огромное количество. Миллиарды, возможно даже сотни миллиардов. Но однобокое восприятие «чужих», как голеньких зелёных человечков, так крепко впечатали в мозг сотни фильмов и другие проявления родной культуры, что он даже не задумывался, насколько всё может быть сложнее и интереснее.

Раньше он представлял себе непременно голубую планету, шар, равномерно выкрашенный в единственный цвет, с рефлексом на боку, где живут обнажённые пришельцы. А теперь он как будто спустился с неба, пронзил на воображаемом лифте скучный голубой покров и увидел поверхность. И перед ним открылись горы, реки, долины, каньоны, моря и города. Они сияли разноцветными небоскрёбами вдоль неровной береговой линии розового океана, соединённые тончайшими нитями сверхскоростных дорог, построенных совсем другой, совсем непохожей на земную цивилизацией. Эти образы так захватили воображение, что он едва не потерял нить разговора с другом. А тот продолжал выстреливать слова, как швейная машинка стежки.

– … и те, кто на другой стороне горы, они – у-тектумы, тоже другой народ. Но с ними и с теми, первыми, оказывается, существует огромная проблема.

– Ну?

– Их, знаешь ли, никто не любит. Им запрещён въезд во все системы, входящие в совет.

– Это почему?

– Хотел бы я знать. Но пока у нас нет достаточной информации. Наши роют как могут, почти вся делегация из гэбэшников состоит. Но тут с защитой информации всё схвачено. Нас, конечно, не ловят, но что могут – закрывают.

– И что? Они скрыто мигрируют? Куда?

– Да всё туда же – в Сибирь.

– Но как? На чём?

– На торговых судах.

– Мы уже торгуем с пришельцами?! – удивился Антон. – Нефть продаём?

– Нет, нефть их, разумеется, не интересует, уран тоже. Ты будешь удивлён – они покупают семена.

И верно, если бы Антона попросили составить список наиболее интересных с точки зрения инопланетян ресурсов, семена туда бы вообще не попали. Уран, золото, платина, вода и нефть заняли бы все первые места. Но семена!

– Как семена? Почему семена?

– Ну… возможно они знают что-то, чего не знаем мы.

– И какие семена?

– Да все подряд. Ну, то есть все-все-все.

– Странно.

– Да, странно.

Оба приятеля замолчали. Мимо Антона в дверь «Устрицы» прошмыгнул мужчина в шляпе и пальто. Антон внимательно проследил за ним, присматриваясь к шляпе и волосам – нет, не Он.

– Значит, мы теперь торгуем с инами? И что берём?

– Разное. Пока только научное оборудование. – Вадим никогда не терял нить разговора. – Миграция идёт на шатлах. Представь, во всех системах запрещена миграция тектумов.

– Дай угадаю? А у нас, как всегда, нет.

– Они и лезут. Пока не так много и только в Сибирский лагерь, но есть другая проблема. – Вадим выдохнул носом, что обычно служило признаком какого-то важного сообщения. – Совет требует для них свободу передвижения – открыть лагерь и всех выпустить.

Антон не сразу понял, что в этом заключается проблематичного, и задумался. Его друг, пресс-секретарь земной миссии продолжил:

– Ты понимаешь, да?

– Ну да, ины среди людей, всё это… как-то…

– Ключевое слово – требуют. – Подсказал Вадим.

– Требуют? И что?

– Тоха, ты сам подумай, что.

– Это может быть оскорбительно для нашей делегации в совете? Политика?

– Какая к чертям политика?! Они с нами обращаются, как с детьми, уже отправили шторки.

– Что ещё за «шторки»?

– Это наши так назвали, вообще это генератор маскировочного поля. Маскирует представителя одного вида под другого.

– А это возможно?

– Тоха! Было бы у тебя сейчас видео, я бы тебе показал, что и не такое возможно! Поверь мне, по сравнению с ними мы – неандертальцы. И если, не дай бог, они захотели бы нас захватить – шансов ноль!

– У кого?

К счастью, Галантай не услышал этого вопроса, а Антон сразу понял, что глупость сорвалась с языка, даже покраснел.

– Нам повезло. Они уважают демократию, свободу слова, свободу самоопределения видов, свободу передвижения и вроде бы не приемлют насилия. – Вадим задумался. – Хотя армия у них всё же есть.

– Армия? – в который раз удивился Антон.

– Да. Вообще, знаешь, давай завершать разговор, через пару ялов будет совещание, мне ещё надо успеть подготовиться.

– Ялов?

В ответ Вадим весело хмыкнул:

– Да, часы остались на Земле. Мы здесь живём по ялам, сиокам и, если повезёт, останусь на второй катох.

– Чума-а, – протянул Антон.

– Всё! Пока! Не скучай! Помни, о чём я тебя попросил.

Антон угукнул в ответ и наушник затих. Он вынул его из уха, сунул в карман, где лежали сигареты. Есть хотелось намного сильнее, чем курить, и он потянул на себя стеклянную дверь «Устрицы».

Информация, которую вывалил на него друг, вертелась в голове, замешивалась комками в густую кашу. Необходимо было срочно расставить всё по полочкам и восстановить порядок. Это оказалось не так просто. Миграция инопланетного народа, который не принимали другие инопланетяне, будила опасения. Занесут неизвестный вирус, бактерию, или, не дай бог, начнут пожирать людей ночами в полнолуние.

И что это за «шторки»? Может, таким образом они вооружают этих самых тектумов? Вадим сказал, что мы отстали в технологии – разгадать обман виделось сложным. А «свобода», «демократия» и всё такое – пыль в глаза нашей делегации. «С уровнем развития печатного дела на западе…» – возникла в голове цитата из фильма. Да и идеалы «демократии», если посмотреть на собственную историю, не раз служили отличным прикрытием для самых разных военных вторжений.

Если смотреть поверхностно, вроде и нет никакого интереса, а на самом деле очень даже есть. Заинтересуйся они чем-нибудь, разве расскажут? Спрос формирует предложение – стоит проявить интерес к чему-то, как продавец сразу поднимет цену. А они, судя по всему, намного опытнее нас в этих делах.

От этих мыслей и голода разболелась голова. Антон открыл меню и, безучастно листая украшенные всевозможными завитками страницы, прямо спросил носатого официанта:

– Пельмени есть?

Француз сморщился и отвёл глаза в сторону.

– Тогда принесите вот это. – Антон ткнул во что-то замысловатое.

За все визиты в «Устрицу» ему с трудом удалось запомнить название лишь одного блюда, но его он точно не желал, поэтому выбирал не по названию или цене, а по массе ингредиентов, указанной мелким шрифтом на полях. В выбранном блюде стояли внушительные цифры, что обещало или жирный кусок говядины или огромную тарелку с салатом. А если повезёт и то и другое вместе, и непременно под сыром. Без него здесь не обходилось ни одно серьёзное блюдо.

Антон нечасто заходил в «Устрицу». Несмотря на приятный интерьер, место навевало странные мысли о времени, о том, что всё рано или поздно закончится. Стены заведения были увешаны картинками «старой доброй Франции» – фотографиями аккуратных и чистых улиц приморских городов: Марселя, Тулона, Ниццы, зелёными видами плюшевых полей Бургундии. Их дополняли замки Нормандии, утёсы Аквитании, снежные Альпы и, разумеется, вид на Эйфелеву башню с Марсова поля. Всё это смотрелось бы не так печально, если бы башню не взорвали пять лет назад, во время первой мигрантской войны, а Франция не лежала бы сейчас в руинах, погребённая под горами мусора и нечистот, захлебнувшаяся иммигрантами из Африки.

– Ваш соле меуньере дижоннезе, – выговорил официант и поставил перед Антоном тарелку с двумя подгоревшими кусками камбалы, тремя ветками петрушки и половиной сочного лимона.

Антон осмотрел покрывавший рыбу толстый слой масла, пододвинул к себе ёмкость с дижонской горчицей и, отправив носатого официанта восвояси, вонзил в рыбу тяжёлую вилку.