Читать книгу Этика Райдера - Алексей Жарков - Страница 7

Ксения выехала из дома, думая о героине рассказа Дины Рубиной. О больной раком девушке, которая повесила на шею колокольчик – метку. Думала Ксения и о парне, любимом девушке, который сплюнул опасный поцелуй, как только та ушла, сообщив о страшном диагнозе. Всё-таки он тоже её любил и приехал в аэропорт, попрощаться, и что-то кричал, и она смеялась, и показывала свой колокольчик. Только смешно не было.

Рассказ назывался «Мастер-тарабука».

Ксения остановилась на светофоре под навесной транспортной галереей.

Накануне они провели с Антоном чудесный вечер, сходили в суши-бар, и всё сложилось идеально: томление после трёх дней разлуки (сказывался рваный график работы нотариальной конторы), нагловатый аппетит, роллы «Аляска», по которым она успела соскучиться, его грустные зелёные глаза и тонкий юмор. Завтра вечером они встретятся снова. На свежем воздухе, подумала Ксения и улыбнулась формулировке: что ж, электроника, металл, стекло и бетон, которые наращивал на своё тело город, даже лавочку под шевелюрой каштанов и косичками ив превратили в островок «свежего воздуха».

Заползшая в салон тень отвлекла от этих размышлений, перед машиной припарковался микроавтобус с выключенным табло маршрута. Ксения заглушила двигатель и потянулась за сумочкой на заднее сидение. Она опаздывала, если верить зелёным циферкам на панели. Лекция уже началась.

По дороге к ступенькам она позволила себе несколько образов-пророчеств, которые будут исполнены вечером: Антона придётся немного промариновать за утреннюю забывчивость – очередная статья вновь перешла дорогу «доброму утру» от любимого, – поиграть с его лёгким чувством вины.

В дверях она замерла. Любимого?

Улыбнулась, глядя под ноги. Почему нет? Пусть такие мысли парят выше формирующегося чувства, пусть они будут авансом, а не страховкой от расставания. Пускай. Они ещё такие лёгкие и могут взмыть высоко, несерьёзно-прекрасные и дымчатые. Отрекаться от них – глупо, прятаться – смешно, бояться – нелепо. Надо оставить за ними право быть истинными, презумпцию чистоты и надежд, пока единственный обвинитель – это молодость отношений. Пробовать сладкую гривуазность зарождающейся Любви, поддавать в её пушистое брюхо, трогать, словно языком нёбо, потому что потом воздух над головой выжгут подчистую, и вам придётся искать в себе силы на поиски рухнувших вниз чувств, уже неоднократно узаконенных слезами и временем.

– Здравствуйте. Присаживайтесь, – Преподаватель, женщина с маленьким ртом и рваной чёлкой, прервала занятие и дождалась, когда девушка усядется за стол. Раздражение опозданием ей удалось спрятать где-то в паузе между адресованными Ксении словами.

Преподавателя звали Людмила Эдуардовна Левит. Психолог, практикующий психоаналитик, ведущая проекта «Сомнения», ну и конечно – куда уважающему себя преподавателю без этого? – почётный член Федеративной ассоциации психоаналитиков. Она читала курсы по общей теории психоанализа, истории психоанализа, психологическому консультированию и супервизии, конфликтологии переговоров, вела семинары по построению карьеры. Ксении не нравились используемые Левит коммуникативные посылы и элементы общения, казённой сухостью которых она с первого занятия дистанцировалась от учеников… Не обратное ли должен сделать любой психолог в первую очередь: приблизить, расположить, посеять семена компромиссов? Задействовать в разговоре – даже в монологе! – полный спектр синтонов, а не орудовать маркером конфликтогенов? Или в этом заключался главный урок всего курса: «Добро и улыбка не принесёт вам пользы – одни проблемы! Постоянны только сомнения!»? Нет, она не была груба или некорректна, но в мелочах и деталях совокупным образом скорей походила на раздражённую тупостью заочников высокомерную особу, муж которой чаще поглядывает на коллекцию виски в баре, чем на неё, и, разумеется, он философ, а не алкоголик, недопонятый, недопринятый, недоласканный, а она, а он… а они, эти лица за партами… как они будут смотреть в глаза своим детям, когда не смогут ответить на вопрос чада: пап, а кто искал причину многих мечтаний в подавленной «потребности в мастурбации»4? Левит зачем-то сразу сообщила, что прекрасно знает веданту, и каждое занятие неосознанно пыталась свинтить с безымянного пальца кольцо, словно то кусало кожу.

– Опоздавшим хочу напомнить, – сказала Левит, не глядя на Ксению. – Что сегодня, как и оговаривалось заранее, мы отвлеклись от основной программы и говорим о психологических курьёзах и забавных случаях.

– Будет увлекательно, – с сарказмом шепнул сосед сзади. – Никаких сомнений, ни малейших.

Ксения, не оглядываясь, мелко кивнула.

Лекционная была заполнена на треть, меньше, чем обычно, и катастрофически мало по сравнению с первым занятием; верно, многие слушатели курса не смогли совместить Левит и зовущую на пляжи субботнюю жару.

– Нильс Лифсен, – уже вещала Левит, – финский психотерапевт предложил своим пациентам писать ему письма, изливая на бумагу все личные переживания, грусть, сомнения. Таким образом Лифсен решил избавить страждущих от изложенных в письмах проблем, дав людям выговориться. И вот на одном из совещаний неожиданно встал давний научный оппонент Лифсена. «Я тоже послал вам письмо, – признался он. – И приношу свои извинения за его гневное содержание, обвинения в шарлатанстве. Как только отправил это недостойное учёного яростное послание, сразу же почувствовал невероятное облегчение. Ваш метод работает!». «Извинения не требуются, коллега, – улыбаясь, ответил Лифсен. – Я вообще не читаю этих писем».

Признать увлекательность слов человека, который тебе не импонирует, труднее, чем человека, которому симпатизируешь, – тут к психологу не ходи. А лекция была очень увлекательной, хоть и наивно-пыльной, с западным и заокеанским вектором, к тому же резецированная монотонным рассказом Левит, сухим, как горло похмельного.

Определить фактический рост на глаз не так просто, как кажется, более того, он может существенно меняться в зависимости от вашего… служебного положения. Австралийский психолог Пауль Р. Уилсон собрал пять различных групп студентов и представил им одного и того же человека, наделяя его разными званиями и титулами. Средний рост «студента» у одной из групп достиг 171 сантиметра. «Ассистент кафедры психологии» вырос до 178 сантиметр. Звание «старший лектор» расщедрилось ещё на парочку сантиметров, удлинив незнакомца до 180, а роль «профессора» вытянула до 184.

– Все президенты выглядят баскетболистами, – сказал парень сзади.

Кажется, он с ней заигрывал, этот угольноволосый шутник с прооперированными ушами. Если он появлялся позже Ксении, то часто садился рядом, виновато улыбаясь и кивая, чтобы после развязать мешок сомнительных острот и комментариев. Вероятно, ему не следовало исправлять торчащие уши, прижимать их к черепу в надежде на новое мироощущение – образ комика ощутимо пострадал.

Ксения никак не отреагировала. Уж лучше невнимание сейчас, чем мучительно-неловкие отказы прогуляться или дать номер телефона – в перспективе.

Левит говорила, глядя в ноутбук.

На стене за кафедрой окном в просроченную белизну висел экран проектора, так ни разу и не задействованный в обучении.

Ксения достала смартфон, включила фотоаппарат, обвела аудиторию взглядом.

Стены лекционной были выкрашены в цвет папайи, по глянцевому потолку скользили блики улицы, плитка лекторского помоста бросалась в глаза своей нездоровой желтушностью. В углах висели телевизионные панели, на столах в нишах возлежали бусинки наушников, в поясном поклоне изгибались микрофоны. Никаких скрытых образов, никакого настроения, разве что – чувство дежа вю, шаблонной ухоженности, в таких аудиториях, с разной степенью реализации вандалистских позывов студентов, она сидела тысячи раз. Ксения с ностальгией вспомнила кабинет истории Новосибирского юридического института, из которого она квалифицировалась в этом году юристом и девушкой, сумевшей избежать огласки короткого романа со старшим преподавателем кафедры. Эта связь осталась для неё тянущей вязью желанного, запретного, разочаровывающего. Она разорвала отношения, как только узнала, что он помолвлен, и хорошо, что рано, что неожиданным ударом, но всё же немного поздно для полной амнезии, желанной в отличие от воспоминаний о маме, которая не прилетела к ним ни следующим, ни каким-либо другим самолётом… никогда. Ксении тогда было девять – и она верила в чудеса…

Тот кабинет истории дышал прошлым веком, сыростью, бессистемной утопией чего-то бессмысленно-великого. Кабели чёрными пуповинами ползли по плешивым стенам, местами провисая, местами – забыв о цели своего пути – заканчиваясь грубой шишковатой изоляцией. Помимо них стены украшали чахоточные фотографии сгнивших или забальзамированных вождей, флаг, покрытый паутиной, и текст государственного гимна, словно таблица проверки зрения. Летом в нём было душно, зимой зябко, пыльные полуслепые светильники давали мало света, а ступеньки в проходах смешно скрипели. Не аудитория – целый мир.

В лекционной, где монотонно вещала Левит, не нашлось ничего, подходящего для MMS-сообщения.

Но тут её пальцы что-то отыскали. Царапины на прозрачной столешнице, изгиб которых таил загадку. Кто-то умудрился оставить послание даже на твёрдом пластике. Послание, видимое только подушечками пальцев.

Ксения разобрала гелевую ручку и, выдавив немного пасты на палец, затушевала тактильный участок. Потом аккуратно протёрла поверхность салфеткой. На неё смотрели мальчик и девочка. Они были настолько схематичны, что вызывали умиление, таких мальчиков и девочек нет, но они – должны быть, эти идеальные влюблённые! С треугольными телами, отличающимися лишь положением основания, с ножками и ручками из Y— и L—образных царапин, с причёской: облачком – у девочки и лучиками солнца – у мальчика. И конечно – с лодочкой улыбки. Между влюблёнными стоял знак сложения, а результат, как и знак равенства, неизвестный гравировщик опустил. И правильно! Ксения знала, что история нарисованного мальчика и девочки может закончиться только одним финалом. В отличие от реальных историй.

Она поднесла смартфон к рисунку, захватила влюблённых в рамку, прищурилась, сместила капсюль объектива и сфотографировала одного лишь мальчика. «Я думаю о тебе…»

Выбрала номер Антона и отправила сообщение.

Занятие завершилось рассказом о стилизованно-дорогой посуде – изготовленной из дешёвого фарфора, для снятия семейных стрессов самым простым и действенным путём – с размаху об пол, о стену, – и тихим щелчком закрывшегося ноутбука Левит. Русские психиатры так и остались за кадром, видимо, курьёзы с их участием были чем-то неполиткорректным или постыдным, отечественные специалисты всегда били точно в цель, презирая метод проб и ошибок, а забавным в психоанализе находили разве что усы Фрейда.

Ксения села в машину, но включать двигатель не стала. Смотрела, как из здания вытекают люди. Последними вышли двое: девушка в брюках и кофточке под горло и парень с прооперированными ушами. Ксения неловко улыбнулась. Оказалось, сегодняшние шутки парня предназначались вовсе не ей, она поняла это, копаясь с сумочкой по окончании занятия и заметив, как, разговаривая, встают за её спиной эти двое, точнее, говорил только парень.

Парочка постояла на крыльце, шутник водил руками, что-то объясняя, девушка кивала, отвечала, но затем безапелляционно мотнула головой, и парень артистично раскланявшись, сбежал вниз.

Девушка осталась. Было в ней нечто странное, грустное, потерянное, будто она забыла в какой стороне её дом. Поддавшись порыву, Ксения открыла дверцу и крикнула:

– Подвезти?

Та дёрнулась, посмотрела мимо, потом выше – словно искала источник голоса в вечернем августовском небе, – и лишь потом нашла взглядом Ксению.

– Меня?

– Да! Хочешь, подвезу?

– Куда? – спросила сокурсница. Её голос был необычно-мелодичный, словно прополосканный во флейте.

– Куда скажешь, – Ксения рассмеялась. Она сразу почувствовала к девушке расположение, наверное, с того момента, как та дала шутнику отпор.

– Спасибо, – улыбнулась девушка, забралась в машину и замолчала.

Какой-то новый и необычный запах наполнил салон.

– Так ты скажешь, куда?

– Да, улица Лебедева десять.

– Лебедева? Это где? – не сразу сообразила Ксения.

– Первомайский район.

– Это где Инское кладбище?

– Да! Улица Лебедева, дом десять.

– Ага. Помню. – На мгновение Ксения пожалела, что предложила помощь, было не по пути.

– Спасибо.

– Что хотел ушастик? – спросила Ксения, включая заднюю передачу.

– Какой ушастик?

– Которого ты отшила? Клеился?

– Клеился? – переспросила девушка.

– Ну! Ты чего такая странная?

– Я с другой планеты.

– Да ладно!

– Да.

– С другой планеты? – Ксения выбрала в навигаторе улицу Лебедева, ткнула пальцем в нужный дом и включила автопилот.

– Да.

– С какой же?

– Окула. – Сообщила незнакомка и заучено добавила: – Ударение на первый слог.

Во рту Ксюхи пересохло, а сердце заколотилось так, будто она выпила литр кофе. Первый раз про «Окулу» она услышала от отца, когда в начале лета тот вернулся из временного лагеря. Затем про неё начали говорить со всех экранов и по всем радиостанциям. Однако бурный поток сенсаций и удивительных открытий быстро замылил восприятие, сделав из пришельцев нечто туманное и сверхъестественное, вроде московских звёзд шоу-бизнеса, про которых все говорят, но никто лично не видел. Кроме того, пришельцы были заперты в специальном лагере рядом с озером, в четырёхстах километрах на север, в глухих местах, и появиться в городе могли только после цунами новых оглушительных сенсаций. У Ксении возникло странное чувство, будто она что-то пропустила – не зашла вовремя на нужный сайт, не включила телевизор, забыла спросить у отца. Будто все вокруг уже знают новость, а она ещё нет. Быстро нащупав в сумочке смартфон, она зашла в интернет и промотала новостную ленту. Фотографии, отзывы, глупости и ни слова о том, что инов выпустили в город. Тогда откуда перед ней может взяться пришелец? Пришелица.

Девушка сидела ровно, слегка подскакивая на спидбрейкерах, с каменным лицом и застывшей улыбкой следила за движениями Ксюши. Затем она протянула руку и прощебетала:

– Сичищичичире Щищитиререре.

– Что? Я не понимаю по-вашему, – непослушным голосом отозвалась Ксения и машинально потрогала протянутую руку.

– Это моё имя.

– Очень приятно, но я не смогу запомнить. Это…

– Тогда ты можешь называть меня Сичире. – И девушка неестественно махнула ручкой. – Пустяк.

Ксения присмотрелась: чёрные волнистые волосы, гладкое, почти идеальное лицо, чёрные рисованные брови, подведённые карие глаза, небольшой носик и едва подкрашенные, улыбчивые губы. Несмотря на некую кукольную неестественность (а может, именно поэтому), девушка была очень красива.

Ксению охватило недоверие. Почему она так легко и быстро поверила? Да, лицо необычное, слишком гладкое и красивое. Косметика, кремы, лосьоны, пудра, солярий? Она представила, как сейчас незнакомка прыснет весёлым смехом и, довольная лёгкой «добычей», зайдётся в приступе дурацкого веселья. «Может, и снимает, чтобы в сеть залить, посмешить знакомых», – подумала Ксения.

– Ну да, так я и поверила, инопланетяне не должны быть похожи на людей.

– Да. Мы на вас не похожи. Это голограмма.

– Ты – голограмма?

– Нет, я настоящая, лицо – голограмма.

Ксения снова присмотрелась. Розовая кофточка с высоким воротом, белые шёлковые перчатки, голубые джинсы и закрытые туфельки поверх носков. Всё было надёжно спрятано.

Всё, кроме лица.