Читать книгу Предвечный трибунал: убийство Советского Союза - Алексей Кофанов - Страница 11

На трибуну поднялся сутулый, пришибленный какой-то человечек в очках и с седыми пучками по бокам странно скошенного назад лысого черепа.

Судьба ему выпала пестрая.

Несмотря на дворянское происхождение Андрея Сахарова, злобный сталинизм позволил ему окончить МГУ и аспирантуру и уже в 27 лет зачислил в элитную группу по разработке термоядерного оружия. Режим тотального подавления, что тут скажешь…

Кстати, зря его величают «отцом водородной бомбы». Ведь работал он в составе целой команды первоклассных физиков; его вклад заметен – но каков именно, мы вряд ли когда-нибудь узнаем. Например, считается, что он изобрел саму конструкцию бомбы, «слойку Сахарова», – но есть информация, что идея «слойки» на самом деле принадлежит В. Адамскому[60].

Так что если он и отец бомбы, то бомба – сын полка… Причем командовал полком Лаврентий Берия: именно он организовал работы по созданию ядерного оружия, чем спас страну от вторжения США. За что либералы его люто ненавидят, за что и вылили на него потоки клеветы.

Как бы то ни было, 12 августа 1953 года сверхсекретное устройство РДС-6с успешно рвануло на Семипалатинском полигоне. Четыреста килотонн, не шутка… Важнее всего то, что это была первая в мире именно бомба: американский аналог испытали годом раньше, но он представлял собой целый дом, с места не сдвинешь. А РДС-6с помещалась в бомбардировщик.

Эта работа была крайне важна – для предотвращения ядерной агрессии США. Не будь у нас ответа, Штаты разбомбили бы СССР непременно: такие планы составлялись.

За это полезное дело тридцатидвухлетний кандидат наук Андрей Сахаров получил Сталинскую премию (сто тысяч рублей, сумма гигантская), звание Героя Соцтруда, сразу стал доктором и одновременно академиком – перепрыгнув ступень член-корреспондента. В 32 года! Еще раз оцените, как зверски при Сталине ущемлялись права личности.

Дальше Сахаров работал над усилением мощи бомб, за что получил еще две «Звезды» Героя и Ленинскую премию. На тот момент он был настоящим патриотом и нужным для страны человеком. Остановись, мгновенье, ты прекрасно…

В середине 60-х у него начались колебания. К людям его профессии и ранга всегда подбирается неприятельская разведка; возможно, кому-то удалось с ним поговорить и внушить первые сомнения в правоте социализма. А в 1969-м пришла беда: умерла его жена Клавдия, осталось трое детей. Сахаров переживал мучительно; по сути, это была его первая потеря. Так в 48 лет он внезапно осознал ценность человеческой жизни – и ужаснулся разрушительной мощи того, что создавал.

Человеколюбие проснулось действительно внезапно. Ведь еще в 1961-м он предлагал окружить США подводными 100-мегатонными зарядами и «в случае чего» их взорвать[61]. Это вызвало бы колоссальные цунами и гибель миллионов мирных людей, но тогда это его ничуть не смущало. Смутило даже Хрущева…

Сахаров начал требовать прекращения ядерных испытаний. Не испытывать – значит разоружить себя. Обращался он, конечно, лишь к руководству СССР; американцы сворачивать гонку вооружений не собирались. Так «отец бомбы» сделался весьма полезным для нашего врага. Его следовало всячески поддерживать и раскручивать.

А если б вдобавок удалось заставить его критиковать советское руководство! Полная бы победа настала! Ядерщики тогда вошли в моду, и слово увенчанного академика звучало весомо… Если такой человек ругает – значит, власть вправду ужасна.

Ведь международный авторитет СССР по сталинской инерции был еще заоблачным; врагу срочно требовалось его снижать. Попытки влиять на Сахарова резко усилились.

В общественной жизни он ничего не понимал, поскольку с детства занимался лишь наукой и пребывал в виртуальном мирке секретных лабораторий. Но вообразил, что физика гораздо сложнее человеческих отношений, а поскольку он ее знает, то автоматически знает все. Некоторые ученые в такой иллюзии пребывают… И врагам без труда удалось внушить ему некоторые идейки. Главная из них: свободная страна – это та, из которой могут свободно выезжать евреи (диссидентов прежде всего волновало именно это: своя рубашка ближе к телу).

И русский дворянин Сахаров начал вырождаться в диссидента.

В 1968-м спецслужбам удалось спровоцировать беспорядки в Чехословакии, так называемую Пражскую весну. Цель – отколоть страну от соцлагеря и втащить в НАТО, на худой конец хотя бы вынудить СССР вмешаться. И войска стран Варшавского договора действительно пришлось ввести в Прагу, погибло около семидесяти[62] человек[63]. Тут же на весь мир завизжали об «агрессивности Москвы».

Это авторитету США ничто не может повредить, поскольку он и так давным-давно нулевой и держится лишь на насилии. Советский авторитет был настоящим, искренним. Многие поверили в «агрессивность» и разочаровались.

Тогда же Сахаров написал свою первую политическую статью «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе». В ней он злобно шельмовал советское руководство (особенно сталинское) и призывал к созданию мирового правительства, то есть именно того, к чему веками стремилась финансовая «элита». Естественно, статью с ликованием массово издали на Западе и у нас – в самиздате. Сахаров получил скандальную славу.

Но, как русский человек, он мог внезапно одуматься и взбрыкнуть. Следовало накинуть на него узду, взять под контроль – такой, однако, который он сам будет считать добровольным и желанным. И в 1970 году с ним «случайно» познакомилась опытная диссидентка Елена Боннэр. Спустя два года она его на себе женила.

Внешне Боннэр была весьма неприятной, даже уродливой – но ядерщик искренне уверовал в ее красоту. Тут повторилась история Маяковского и Лили Брик. Есть у некоторых женщин способность зачаровывать мужчину (особенно знаменитого и влиятельного), мороком застилать его глаза. Это практикуют с библейских времен…

Он был безвольным, слабым – и Боннэр без труда окрутила его, навязала собственные представления о мире. Сахаров изменил всему, что раньше было его жизнью: Родине, науке, даже семье (своих троих детей он бросил). Из физики он окончательно ушел, чем изрядно ослабил обороноспособность страны; а его «правозащитная» деятельность била по авторитету СССР очень чувствительно. Ведь его международный вес начали энергично накручивать, целая пиар-кампания развернулась.

Вот один из ходов пиара: в 1975-м ему дали Нобелевскую премию мира. Престижно, солидно!

Эта премия никогда не была объективной, хоть и принято считать иначе. Доказать? Легко! Вот список некоторых западных писателей-лауреатов 1901–1945 годов: Перл Бак, Карл Гьеллеруп, Эрик Карлфельдт, Габриэла Мистраль, Генрик Понтопиддан, Грация Деледда, Арман Сюлли-Прюдом, Йоханнес Йенсен, Карл Шпиттелер, Сигрит Унсет…

Вам известны эти имена? Просто зачитываетесь ими вечерами? Вот почему-то сомневаюсь…

А этим писателям (их современникам) Нобелевку не дали: Поль Валери, Бертольт Брехт, Федерико Гарсия Лорка, Франц Кафка, Эмиль Золя, Марсель Пруст, Генрик Ибсен, Марк Твен, Герберт Уэллс, Джордж Оруэлл… Доказал?

Кроме того, Нобелевка всегда выполняла политический заказ. Из русских и советских писателей ее получили Бунин, Пастернак, Солженицын, Бродский. Что между ними общего? Правильно: все они находились в конфликте с советской властью, за что и были награждены. (Получил также и Шолохов, властью обласканный, – но лишь для того, чтоб предвзятость премии не сразу бросалась в глаза.)[64]

Итак, Сахаров получил Нобелевку мира[65] – мы уже понимаем за что. Из страны его не выпускали, поскольку его знания все еще имели стратегическую ценность, так что за деньгами ездила Боннэр. По сути, поощрил Запад именно ее – за успешную спецоперацию.

И дальше Сахаров бодро работал на врага: с 1972 по 1979 год подготовил 1200 передач для иностранного радио[66]. Вот характерный кусочек его выступления: «Я считаю необходимым давление на советские власти для обеспечения того минимума гражданских и политических свобод в СССР, без которых не может быть и речи об идеологической разрядке, не может быть международного доверия. Я никак не могу считать ошибкой принятие конгрессом Соединенных Штатов поправки Джексона-Вэника к закону о торговле и не могу считать ошибкой публичную критику нарушения гуманитарных статей Хельсинкского соглашения. Право на свободный выбор страны проживания действительно первое среди равных в числе других прав»[67]. Холодная война в разгаре, а он воспевает действия противника!

Руководство страны его не наказывало. Во-первых, ему накрутили мировое имя, и арест вызвал бы океаны вони. Во-вторых, в КГБ окопался один серьезнейший предатель – и блокировал многие необходимые для безопасности страны шаги.

В 1979-м Брежнева вынудили войти в Афганистан – с помощью спецоперации, руководимой советником президента США З. Бжезинским[68]. Янки вооружали и финансировали моджахедов, изо всех сил распаляя гражданскую войну; творилось это прямо на нашей границе и не могло не тревожить. (Вот на каком основании сами американцы вторглись в Афганистан в 2001-м, до сих пор никто не знает. Как азиатская страна могла угрожать Америке?!)

Ну да, второй раз (как и с Прагой) Леонида Ильича переиграли. Удалось. Мужик он был неглупый – но все ж далеко не Сталин…

Тут вой поднялся до небес, и Сахаров тоже буйно клял генсека за «необоснованную агрессию», это взахлеб печатали западные газеты. Вдобавок он предложил Западу бойкотировать московскую Олимпиаду.

Это было уж чересчур. Кремлю поневоле пришлось реагировать, и диссидента подвергли страшным репрессиям: выслали в областной центр Горький, где он (вдвоем с Боннэр) абсолютно свободно[69] жил в большой четырехкомнатной квартире[70]. То есть его, барина, приравняли к 1 300 000 жителей этого города (хоть и сомневаюсь почему-то, что каждый горьковчанин имел по две комнаты…) Жуткое унижение.

В 1986-м Горбачев вернул Сахарова в Москву, где тот стал народным депутатом Союза.

Умер он в 1989-м, слегка не дотянув до воплощения своей мечты: убийства СССР. Его лицо от этого навсегда сохранило гримасу презрения и обиды. Давно замечено: ненависть к Родине всегда делает из людей уродов.

На ранних фото, «физического» периода, Сахаров – симпатичный дядька с обаятельной улыбкой. Но чем дальше погрязал в диссиду, тем омерзительнее становился. И сейчас перед нами стояло существо, чье лицо отражало все пороки: злобу, мстительность, гордыню…

Кстати, мне попадалось и детское фото Новодворской – вполне себе миленькая девочка. Любила бы Россию и не стала бы тем, чем стала.

Урок каждому.

– Война в Афганистане была преступной… преступной авантюрой, предпринятой… э… предпринятой неизвестно кем[71], – гнусаво закартавил Сахаров, хотя никто его ни о чем не спросил. – Неизвестно… неизвестно, кто несет ответственность за это огромное преступление нашей родины[72]. Миллион человек погиб[73], и это то, что… э… что на нас лежит страшным гре… грехом, страшным упреком. Мы должны смыть с себя именно этот позор, этот страшный позор, который лежит на… нашем руководстве, вопреки народу, вопреки армии совершившем этот акт агрессии.

Говорил он, постоянно спотыкаясь и проглатывая «р» – но самоуверенно, как бронепоезд. Остановить его было невозможно… Оторопевший Адвокат наконец осмелился вставить слово:

– Андрей Дмитриевич, можно задать вам вопрос?

Сахаров вскинул руку и возгласил:

– Я должен сказать, что мое положение все-таки несколько исключительное[74], так что я сам решаю, что мне говорить, а что нет!

Изъяснялся он дальше столь же косноязычно, но не буду мучить читателя передачей особенностей его речи.

– Позвольте узнать: в чем ваша исключительность? – полюбопытствовал я.

– Я постладал за плавду! – воскликнул Сахаров картаво, но чрезвычайно пафосно.

Я уточнил:

– То есть много лет гадили стране, за что были наказаны наимягчайшим образом: ссылкой в крупный город?

– Я устраивал в Горьком голодовки! – горделиво сообщил бывший физик.

Я согласился:

– Ну, кто ж этого не знает – раструбили на весь мир… Однако какие глобальные проблемы вы решали таким образом? Во имя чего голодали?

Тут Сахаров осекся. Дело в том, что первый раз он голодал за право выезда за рубеж подруги сына Боннэр, два других – чтобы за рубеж выпустили ее саму… Так она проворачивала свои делишки за счет подкаблучника.

От ответа он решил уклониться и заявил так:

– Мы должны пойти на односторонний долгосрочный мораторий в прекращении ядерных испытаний. Необходимо прекратить испытания советского ядерного оружия!

– Простите – советского?! – изумленно переспросил Судья.

– Конечно. Эсэсэр[75] должен показать пример остальному человечеству.

Зрители начали переглядываться и шептаться.

– Второе: наш шаг должен быть дополнен крупным односторонним сокращением обычных вооружений, – не умолкал Сахаров. – Эсэсэр находится сейчас в таком положении, что ему ничто не угрожает.

– Но… СССР нет… – робко намекнул Адвокат.

Свидетель не понял:

– В каком смысле?

Стало ясно, что после смерти Сахаров ничуть не интересовался делами России, плевал он на нее. Как, впрочем, и при жизни.

Адвокат счел за лучшее поберечь хрупкую психику гостя и выкрутился:

– Ну… это была фигура речи. Андрей Дмитриевич, как вы считаете: Советский Союз был… то есть он есть… он империя зла?

Совсем запутался, бедный. Любой бы заметил проговорки и ложь, но Сахаров был настолько рассеян (то есть занят самим собой), что не обратил на эти выкрутасы никакого внимания.

– Только империя зла могла ввести войска в Афганистан! – заявил он.

Тут Секретарь подал голос:

– Вынужден сообщить, что уже тринадцать лет, как в Афганистане находятся войска США.

– Этого не может быть, – отрезал Сахаров абсолютно уверенно.

Я аж заморгал. Вот так: хоть кол на голове теши! Если факты противоречат теории – тем хуже для фактов…

Но Секретарь не сбился и продолжил невозмутимо, будто робот, запрограммированный до конца сообщать правдивые сведения:

– Причем их главная цель – поднять производство наркотиков. Посевы опийного мака там в 2001 году составляли 8 тысяч гектаров, а к 2013 году выросли до 209 тысяч, или в 26 раз. За время американской оккупации от афганского героина в Евразии погибло свыше миллиона человек, из которых половина – граждане России.

А наркодоллары стали базисом современной финансовой системы[76].

Эта информация не умещалась в картину мира Сахарова, потому он ее просто проигнорировал и вернулся к своей теме:

– Только империя зла могла ввести войска в Афганистан! При этом, когда какая-то советская воинская часть оказывалась перед угрозой пленения афганскими борцами за независимость своей родины, эту часть свои же расстреливали с вертолетов[77].

Прокурор не выдержала:

– Простите, но это же ложь! И вы снова ее повторяете… У вас же нет ни единого доказательства!

– Это у вас нет доказательства, что я лгу! Докажите, что такого никогда не случалось! Пока вы этого не доказали, ваши нападки, что я лгу, являются преступлением, клеветой, нарушением моей презумпции невиновности!

От такой «логики» даже Судья оторопел.

– Спасибо, Андрей Дмитриевич, ваша точка зрения нам понятна. Вы свободны, – предельно мягко попытался остановить его Адвокат. Ну ясно уже стало каждому, что ничего путного из этого свидетеля не выжать!

Однако, как и Новодворская, Сахаров упрямо продолжал картавить:

– Необходима срочная реформа в деревне, значительная часть земли должна перейти в частные руки. Это должно быть владение с правом наследования. Такая система единственная, которая способна обеспечить заинтересованность людей в сохранении земли и в получении реального эффекта от земли.

– Это давно сделано, эффект обратный, – устало вставила Прокурор.

Оратор не обратил на нее ни малейшего внимания и продолжал, точно так же спотыкаясь на каждом слове, что страшно всех утомляло:

– Только ча… только частная собственность… собственность на землю способна… э… способна вывести наш… нашу экономику из кризиса. Единственный реальный… единственным реальным ре… реальным регулятором экономической… э… жизни может быть рынок и конкуренция.

– Ваш рынок в нищету страну вогнал! – крикнул зритель.

Зал нетерпеливо и возмущенно шумел, ибо дальше выслушивать это бессмысленное словотолчение становилось невмоготу.

– Только рынок и ко… и конкуренция! – Сахаров повысил голос и вскинул руку в сторону. – Это выработано… выработано опытом… э… человечества… всего человечества, и только так экономика… экономика может развиваться!

– Уберите уже этого клоуна! – в отчаянии взмолилась какая-то зрительница.

Зал поддержал ее аплодисментами.

– Дайте мне го… э… дайте мне говорить!! Я молчал много лет!! – надрывался картавый человечек.

Зрители начали вскакивать и махать руками, некоторые в панике бросились к дверям. Заглушаемый аплодисментами Сахаров надрывно и бессвязно восклицал о частной собственности, жутких преступлениях сталинизма, о необходимости разоружения – все то же и то же, бесконечно повторяя одни и те же обрывки слов. Настал кромешный ужас; казалось, даже мрак сгустился. Судья не раз стучал молотком и вежливо просил оратора заканчивать, но тот слышал только себя.

Скандал разразился похуже, чем с Новодворской, – и длился этот кошмар минут двадцать. Изнемогли все. Я окончательно уверился в том, что умер и попал в ад…

Наконец Судья кивнул Секретарю, тот щелкнул чем-то, и Сахаров испарился. Исчез – и все.

Настала блаженная тишина.

Насладившись ею в течение пары минут, зал устроил Секретарю бурную благодарную овацию.

После перерыва Адвокат вновь поднялся:

– Защита приглашает свидетеля…

– Простите, пожалуйста, – перебил его Судья. – Что-то вам сегодня со свидетелями не везет; пожалейте нас. Пусть истец поговорит.

Так мы и не узнали, кем еще нас планировали душить в этот день. Я вышел на трибуну:

– Господин Адвокат заявил, что СССР был империей зла и его следовало разрушить. Однако для подтверждения вызвал диссидентов, которые изначально ненавидели и советскую власть, и Россию в целом. Поправьте меня, если что, но, по-моему, такие свидетели крайне пристрастны и потому никуда не годятся.

– Ну… пожалуй, – признал Судья.

Но Горбачев вмешался:

– Да что диссиденты! Уже и вся партия этим гудела. Уничтожая тоталитаризм, я выражал волю всей партии. Это, понимаете, назрело, процесс пошел.

Я задумался:

– Хм… Всей партии, говорите? Тогда как вы объясните следующий документ?