Читать книгу Фатум - Алексей Крупенков - Страница 4

Мужчина преклонных лет с лёгкой улыбкой, чёрными как смола волосами, седой жиденькой бородой и отрешённым взглядом стоит у окна. Его мысли витают далеко. Мутный взгляд смотрит вдаль и в отражении окна видит бездонное пространство больничной палаты, в которой царствует безмолвие, забвение и тишина. Мужчина начинает двигаться вперёд-назад, эти движения успокаивают его. Мятая пижама, впитавшая в себя отголоски болезней и клетки мёртвой плоти, отдаёт запахом прошлых поколений постояльцев. Их радость и грусть, боль переживаний и отуплённое состояние медикаментозной комы и тревожности. Вперёд-назад, душа онемела и застыла в оцепенении, но внутреннее возбуждение и страх нерешительности и детских сомнений терзают её. Снаружи он спокоен, умиротворён и скован беспричинной радостной грустью. Но внутри его грызёт совесть и боль осознания своего преступления. Трагедия тяжёлым каменным червём прогрызает остатки света в его душе. Вперёд-назад, он надеется, что скоро настанет покой и за ним должен прийти свет, но в глубине души он понимает, что свет не для него. Вперёд-назад, и тишина обволакивает палату темнотой ночи, входящей через окно, звездопад, мерцая, отражается в стекле и даёт надежду на исполнение желаний. Вперёд-назад, и решётки на окнах, вакуум и клаустрофобия становятся верными друзьями, на протяжении бесконечных лет сопровождающими его из детства. Вперёд-назад, и клетка из прутьев галоперидола в голове не выпускает его наружу, он не может сделать никакого осмысленного движения души. Вперёд-назад, его утомила злоба, отчаяние и одиночество, жизнь на этой земле. Она безразлична ко всему страдающему, именно она сделала из него то блуждающее среди звёзд чудовище, которое он видит в отражении окна. Вперёд-назад, там, за окном, идёт жизнь, и людям, проходящим мимо, безразлично, что происходит вокруг, они не хотят этого видеть! Вперёд-назад, они живут иллюзией того, что здесь всё в порядке, раз в границах их понимания жизни всё спокойно и хорошо, то, значит, и у всех так. Они живут детской логикой: все люди чувствуют одинаково. Если закрыть глаза, то тебя не увидят окружающие, раз их не видишь ты. Если дома всё хорошо, то и снаружи так же. И так будет всегда, но это не так! Вперёд-назад! Здесь существует только холодный оскал звёзд, чёрные глаза луны, окно и эти гипнотические движения вперёд-назад!

Дверь в палату открывается, и мы видим чёрные туфли с пухленькой ножкой, проглядывающей через сеточку чулка, край белого халата и чёрную строгую юбку. Дверь с деревянным скрипом закрывается, металлический стук замка, и туфли начинают маршировать в ритме покачивания пациента. Цок-цок-цок. Вперёд-назад! Это напоминает какой-то странный ритуал врача и пациента, знакомый только им. Руки, не обременённые трудом, с красными длинными ногтями и безупречным маникюром, ложатся ему на плечо и угрожающе пожимают его. Тихий, томный голос произносит:

– Я принесла тебе игрушку, она разбавит твоё одиночество и составит компанию.

Мужчина озирается по сторонам. Он слышит знакомый голос женщины где-то вдалеке, за пределами своей клетки. Там, в тёмном пространстве космоса, далеко за звёздами и галактиками. Этот голос всегда приносил только грусть и страдание. Но без него существовать в этом пространстве очень тоскливо. Этот голос посещал пациента часто. И всякий раз время, которое она проводила с ним, доставляло ему боль. Удары по плечам и шее, тычки в спину, плевки в лицо сопровождали голос. Удары в пах и оскорбления, крики и оскорбления, двойная доза галоперидола и оскорбления… оскорбления. Всё это витало где-то далеко и не давало спокойно спать ночами. Что именно сделал этот мужчина за свою жизнь, что заслужил такое обращение? Совесть продолжала грызть его, чувство вины подсказывало, что именно такое обращение он заслужил. Но он никак не мог вспомнить, за что именно позволяет так поступать с собой. Он привык к этому обращению и даже тосковал по нему. Иногда это приносило забытое чувство сексуального удовлетворения, но ненадолго. Женщина видела это и била в то место, откуда приходило желанное тепло и разливалось по всему тело. Удар резко обрывал чувство самодостаточности и болью отдавался в задний проход и желудок. Организм готов был выплеснуть всю биологическую грязь из себя. В глазах темнело больше обычного, и его сворачивало в трубочку. Потом он сразу же получал удар в спину и выпрямлялся. Где-то глубоко в душе ему нравились властные женщины, но власть не доказывается бессмысленной силой и причинением боли. Что она делала с ним? Он не понимал, но надеялся, что она придёт ещё раз. А потом он ненавидел её. Это было странно.

Женщина мягким движением усадила на подоконник деревянную куклу. Злобная улыбка, которого не пугала пациента, но внушала благоговейный страх. Именно такой страх он испытывал в детстве, когда, гуляя по парку, проходил мимо больших собак. Само наличие такой же стальной пасти с клыками заставляло выпрямляться и молиться неизвестным богам, чтобы эта челюсть не сомкнулась у него на шее. Воображение ясно рисовало кровавую картину нападения и собачьего боя. И ребёнок-мужчина не выходил из него победителем.

Кукла напоминала что-то среднее между Буратино и деревянным солдатом Урфина Джюса. А может быть, и старый советский мультфильм из детства про игрушечных футболистов. Грязный потёртый сюртук выбивался из этих ассоциаций, скорее напоминая солдатика наполеоновской армии, прошедшего все невзгоды боевых действий. Ах, какая ирония, в психдиспансере появился деревянный Наполеон.

Пациент почувствовал, как мягкая рука ударила его по заднице, а потом сжала яички, и ногти впились в мягкую кожу мошонки.

– Милый, сегодня заниматься тобой у меня нет времени, новых дебилов привезли, без меня мои олухи не справятся, надо распределить их по палатам. Но завтра мамочка обязательно к тебе зайдёт.

Рука ослабила хватку, но боль пульсировала в висках и железной палкой била по клетке, в которой сидел его разум. Прутья звенели в полной темноте и как только начали стихать, появился свет. Боль нехотя отступала. Раздался стук шагов, железный стук замка и скрип двери. На пороге женщина обернулась и сказала:

– Да, я совсем забыла. Приходил твой сынок. Хорошенький пирожок, жаль, что он не в моём отделении, я б его надкусила… – Она весело рассмеялась. – Я его не пустила к тебе. Во-первых, тебе нельзя волноваться, а во-вторых, два дебила в одной палате – это перебор.

Последняя фраза прозвучала насмешливо, и женщина нарочито чеканила каждый слог, чтобы фраза во всей её саркастической красе дошла до адресата. Лакированные туфли сверкнули отражением её ненависти и развернулись на месте. Женщина вышла, дверь захлопнулась. Через несколько секунд прозвучал металлический звук поворота ключа. Мужчина облегчённо вздохнул, но его не оставляла мысль, что она вернётся, и он боялся этого. Но больше всего он не хотел быть здесь один.

Деревянная фигурка на окне смотрела в сторону. От неё веяло холодом и сыростью. После того как Буратино здесь появился, пространство поменяло свои системы координат и выстраивало графики от него. Сейчас он был начальной и конечной точкой этой комнаты. Казалось, что все частицы и атомы часовыми стрелками вертятся теперь вокруг него и не останавливаются только благодаря его присутствию. Но если он захочет, то время остановится. Только по одному его желанию стрелки часов побегут в обратную сторону. И тогда женщина-врач вернётся…

Раздался тихий деревянный скрип. Еле уловимый стук. Тук-тук-тук! Мужчина замер, он не хотел верить в эти жуткие звуки, потому что знал, что именно они принесут. По спине пробежал холод. В голове вспыхнули воспоминания, которые до сих пор лежали под толстым слоем обломков его жизни. Нет! Нет! Нет! Он не даст этим воспоминаниям огорчить его существование. Нельзя и без того истерзанный рассудок подвергать этой страшной лавине. Титаническим усилием воли он сдержал этот поток снов, фантазий и воспоминаний. Но совсем тонкая струйка пробилась сквозь его плотину, и он вспомнил одно лишь лицо. Ребёнок, мальчик лет пяти. Стоит, потерянный, среди толпы безразличных людей, идущих мимо, и плачет. Ему холодно и страшно…

Хлёстким движением ладони он рассёк лицо мальчика, как лезвием. Взгляд ребёнка замер, и лицо рассыпалось на мелкие кусочки, рассыпавшись по полу мелкими камнями. Мужчина попытался выбраться из клетки, сооружённой в голове, и заставить себя совершить хоть какое-то движение. Ему хотелось бежать от этого деревянного скрипа и стука. Нестись со всех ног от прорывающейся памяти и не оборачиваться. Но железные прутья не выпускали его. А утренние процедуры и доза аминазина покрывали эту клетку бархатным покрывалом беспамятства.

Тук-тук-тук! Клетка стала наполняться ледяной водой страха. По щиколотку, по колено, по грудь. Скоро этот страх поднимется к горлу, и он захлебнётся. Он бился в истерике, пытаясь порвать прутья. Ледяной холод достиг шеи. Комната снаружи казалась спасительным прибежищем. Там тепло, стоит мягкая кровать, и свет окна может дать умиротворение. Но выбраться туда невозможно. Движения вперёд-назад продолжились. Взгляд мужчины упал на деревянную игрушку. Страх заполнил всю клетку, и мужчина, уже не сдерживаясь, кричал во всё горло и тонул в ледяной воде. Но звука не было, на поверхность прорывались лишь пузыри воздуха. Он молил о помощи, но его никто не слышал. Поднявшись на руках, он краешком рта дышал и пытался спастись от этого страха. Деревянный истукан вдруг встал на ноги, его грустный оскал зубов перевернулся, и уголки губ оказались вверху. От этого стало жутко. Мёртвые глаза и улыбка во все зубы. Он прошёлся по подоконнику туда и обратно, разминая деревянные суставы. Звук был похож на ломающиеся щепки в лесу. Потом он повернулся к мужчине, сложил руки на груди и произнёс:

– Я вернулся. Ты рад мне?