Читать книгу Царство и священство - Алексей Михайлович Величко - Страница 11

Негативные примеры, неизбежно возникающие при любом характере взаимоотношения Церкви и государства, а, следовательно, и участия Церкви в политике, сами собой подводят нас (или, как говорят, указывают методом от обратного) к единственно верному выводу: Церковь не может быть аполитичной! Но вот другой вопрос, какими принципами следует руководствоваться при определении ее взаимоотношений с государством в сфере политики? Где пролегают границы ее деятельности? Какие формы может принимать ее участие в управлении государством?

Прежде всего, участие Церкви в политике посредством распространения Учения Христа и знания об истинной природе и целях государства не позволяет высшему политическому союзу принять самодостаточное значение. Государство крайне необходимо человеческому обществу, но когда оно утрачивает понимание своего подлинного назначения слуги Церкви в деле просвещения Ею человечества, распространения высших нравственных заповедей, то сразу же происходят весьма неприятные превращения: из народного и державного тела оно сужается до аппарата управления и принуждения. Государство начинает ассоциироваться со своими органами, с исполнителями верховной воли, которая зачастую или отсутствует (как ясная, последовательная и четкая), или носит аморфный характер. Чиновник, служащий для себя, есть бич Божий, наказание для народа. Часто говорят: «Государство нуждается в средствах и поэтому вводит новые, непопулярные налоги», а создается впечатление, что нуждается в них именно государственный аппарат, поскольку до народа эти средства все равно не доходят.

Свежи в памяти 90-е гг. XX в., когда выплата зарплат, пенсий и социальных пособий повсеместно задерживалась, но властные структуры получали свое содержание исправно. Все сетования со стороны высших чиновников на этот счет и их горячие заверения о том, что это – мера вынужденная, что народное благо ближе им, чем личное, рождали вполне естественное предложение: пусть правительство и иные органы власти не будут получать свою зарплату до тех пор, пока задолженность перед населением сохраняется. Понятно, что с финансовой стороны эти меры немногое дадут: пропорции не те. Но, по крайней мере, многочисленные уверения властей предержащих «о преданности и любви», питаемых ими к россиянам, получили бы реальное подтверждение. С нравственной стороны это было бы наиболее справедливо.

Здесь действует не практический принцип: «не умеешь управлять государством, не получай и денег за свою работу» (договорные, демократические принципы организации высшего политического союза и их критерии к оценке деятельности верховной власти применительно к таким случаям просто неуместны), а нравственный: как можно жить и есть, если народ голоден? Ты ведь поставлен не для того только, чтобы командовать народом и не обирать его, а служить ему, народ и есть государство, ты – лишь орган государства, производное от него.

Провозглашая, что человек есть образ и подобие Божие, Церковь не позволяет глумиться над ним, не дает втоптать его в грязь. Сколь часто мы выстаиваем длинные очереди в «кабинеты власти», видим неприкрытое хамство, терпим оскорбления и… уходим ни с чем! «Ваш вопрос невозможно решить», «придите завтра», «это – не наша компетенция» – кто не слышал этих слов? Но возможны ли они, когда лица, к которым мы обращаемся за помощью, видят в тебе не просто «просителя», но – в первую очередь – человека, который нуждается в помощи? Не Церковь ли в лице священника, принимающего исповедь подобного чиновника, не весь ли православный народ в лице близких и соседей укорит зарвавшегося «властителя справок»?

Без Церкви легко утрачивается понимание того, что власть как дар Божий не может быть «вещью для себя». Прежде всего, власть есть ответственность перед Богом, своей совестью и мipoм за свои поступки. Кому многое дано, с того многое и спросится – вот как понимает существо власти христианство. Добродетельный государь, являющийся плохим правителем, столь же неприемлем для Церкви (христианского народа), как и лицо с противоположным сочетанием этих качеств. Что с того, что носитель верховной власти лично является очень порядочным человеком, если в государстве все валится из рук? Исполнит ли он в этом случае свой долг перед Богом и людьми, оправдает ли те высокие полномочия, которыми был наделен свыше? Едва ли. Как считал царь Иоанн IV (Грозный) (1530–1584), государь волен над жизнями и смертью всех своих подданных, но и ответит перед Богом за каждый их грех[73].

Церковное учение не только устраняет из перечня отношений «власть – подданные» абсолютизм и политическую демократию (два внешне противоположных вида тоталитаризма), но как истина конкретная предлагает идеальные принципы государственного быта и внутреннего устройства христианской страны. Единоличная ответственность православного перед Всемогущественным Творцом и служение мipy – вот истоки Церковной Соборности.

Государь (верховная власть) должен знать беды и нужды своей страны, обязан слышать голос народа, доверять ему, быть достойным его. Но, если необходимо, если того требуют интересы Родины, он в еще большей степени обязан принять личное и ответственное решение, даже в тех случаях, когда большинство населения страны не поддерживают его. Никогда ни один закон не сможет положить преграды бессовестной власти, думающей о личных благах, а не о народном благополучии. Только страх Божий и христианская нравственность – если, конечно, они присутствуют в душе правителя – не позволят ему идти на легальный и публичный разбой, пустить по миру целую страну, допустить вымирание населения.

В свою очередь через проповедь подчинения властям, христианскую покорность Церковь дает власти необходимую нравственную основу, умиротворяет ее с народом, освящает и освещает ее путь. Нравственное подчинение власти государя возможно только через Церковь, его не купить и не получить иным путем. Попытка сохранить равновесие и политическую устойчивость посредством заключения «общественного договора» (письменного или, напротив, как результата молчаливых договоренностей отдельных групп лиц, но, конечно, не всего народа) всегда держится на шатких основаниях сиюминутной выгоды, а ложь, так часто превалирующая в политике, всегда порождает только себя саму, но в более многообразных видах.

Народ должен верить своему государю, принимая его «непопулярные» решения как ответственные и вынужденные. Здесь-то и проявляется величайшая роль Церкви в политике. Получая нравственную поддержку населения, верящего в Богом данного ему правителя, верховная власть имеет миллионы ответственных исполнителей своей воли, десятки миллионов людей, защищающих ее от нападок, мерзостных сплетен, готовых отдать такой власти не только последнюю рубашку, но и саму жизнь. У христианской власти, Церкви и православного народа одна цель, одна задача – беречь веру отцов и дедов, творить и защищать Правду, стать достойными Царствия Небесного.

Если власть не праведна, Церковь борется с ней, но не оружием, интригами и политическими средствами. Имея своим идеалом Христа, Церковь идет на заклание, смертью своей побеждает смерть. Молитвами за царей, обличением грехов, претерпеванием мучений и гонений, т. е. жертвой и любовью, терпением и молитвой преграждает она путь злу. Сам факт ее существования есть неодолимая преграда для греха.

Предположим, что верховная власть находится в руках людей, для которых нравственные начала не имеют никакого значения, но деятельное участие народа в жизни Церкви, его воцерковленность не может не явиться тем средством, которое заставит и ее подкорректировать свои позиции в области внутренней и внешней политики. Совершенно игнорировать народную нравственность невозможно. Даже в тоталитарных режимах правители во многом связаны народным мнением и народной совестью, они вынуждены подстраиваться под них, даже если это им не нравится: воевать со всем народом невозможно.

Сколько раз руководители Коммунистической партии, открыто заявлявшей себя «воинствующим атеистом», пытались искоренить Православие на Руси, сколько священников и верующих мирян было замучено, расстреляно, умерщвлено иными способами! Какие великолепные храмы были пущены «на кирпичи», т. е. в буквальном смысле слова как строительный материал, осквернены, закрыты! Но даже в разгар этой страшной акции (особенно в 30-е и 60-е гг. XX в.), когда никакой силовой и политической конкуренции большевикам уже в принципе быть не могло ни с чьей стороны (не считать же этой силой Запад, открыто аплодировавший попыткам построения «современного индустриального общества в СССР»?), полностью уничтожить Русскую Православную Церковь не удалось. Для этого пришлось бы уничтожить весь народ, поскольку земная Церковь и есть весь люд христианский.

«Только тогда Глава достигнет совершеннейшей полноты, только тогда получится совершенное в полноте Тело, когда все мы будем объединены и теснейшим образом связаны друг с другом», – говорил св. Иоанн Златоуст[74]. Через молчаливое принятие мучений, молитвой и раскаянием сохранил в себе русский народ Веру Господню. И враг сдался, не посмел преступить некоей последней черты, после которой и его власть не устояла бы. Восстание ли против большевистской власти проповедовал в эти страшные годы святитель Тихон, Патриарх Московский и Всея Руси? Нет. Своею мученической смертью, равно как и большинство епископов, подтвердил он верность заповеди Божьей быть покорным властям и искать от них мучений, но не восставать. Пошел бы за ним народ, если бы такой призыв к восстанию прозвучал? И хотя история не знает сослагательных наклонений, но можно с большой уверенностью предположить, что пошел.

Что сталось бы тогда? Бог весть. Возможно, что и России сейчас бы уже не было. Как ни покажется кому-то странным, но без Церкви невозможно и Отечество. Соединяя в себе и вселенское, и национальное начала, Она дает человеку Родину, учит любить ее, страдать за нее, защищать. Во все трудные минуты, которых было так много в истории России, именно Церковь первой проявляла жертвенную готовность умереть за Отечество. Преподобный Сергий Радонежский, святитель Гермоген, поднявшие свой голос в защиту Родины, преподобные иноки Андрей Пересвет и Андрей Ослябя, павшие на Куликовом поле, Великий князь святой Александр Невский, святой благоверный князь Дмитрий Донской, преподобный Илья Муромец, преподобный Тит – воин, преподобный Феодор, князь Острожский и Печерский, святитель Филарет, призывавший на подвиг русского воина во времена Отечественной войны 1812 г., – очень скромный перечень даже из наиболее известных имен. А сколько простых людей отдало свои жизни за Веру и Отечество! Несть им числа…

Русский – значит православный, здесь ничего не убавить и не добавить. Отошли мы от Церкви, и иссяк русский дух, исчезла личность русского народа, утратила свои выдающиеся, колоритные и индивидуальные свойства, поблекли многоцветные ее краски. Вернулись – и вновь восстановилась наша духовная личность, как будто брызнули на нее живой водой. Страх ожидаемой, т. е. не непременной смерти, никогда не пересилит страха смерти немедленной, безусловной. Только любовь к Отечеству может поднять бойца в атаку под шквальный огонь, заставить грудью лечь на амбразуру, пойти на таран, принять пытки. Не случайно Церковь говорит: «Патриотизм православного христианина должен быть действенным. Он проявляется в защите Отечества от неприятеля, труде на благо Отчизны, заботе об устроении народной жизни, в том числе в делах государственного управления»[75].

Никакого шовинизма здесь нет. Напротив, именно в тех случаях, когда нравственные начала жизни забыты и отставлены в угол за ненадобностью, оценка любого иного человека по материальным критериям (цвет кожи, раса, национальность) принимает самодостаточное значение. Никакой иной довод, кроме того, что любой человек есть образ и подобие Божие, любить которого как самого себя завещал сам Христос, не может быть положен в основу человеколюбия.

Легко убедиться, что все мотивы условны: можно любить, но при таком-то положении дел, если мой сосед – хороший человек, если он лично мне симпатичен и т. п. Потому только и могла возникнуть Великая Империя русской нации, что во главе угла ее организации лежали терпимость и добротолюбие, помноженные на долг христианского служения Церкви, мiру.