Читать книгу Церковь и политический идеал - Алексей Михайлович Величко - Страница 3

Если бы потребовалось указать один признак, наиболее полно и содержательно вбирающий в себя всю своеобразность политикоправовой и социальной мысли западной культуры, квинтэссенцию духа ее творческого поиска, то мы, без сомнения, отдали бы предпочтение началу индивидуализма. Казалось бы, такой критерий носит слишком общий характер и на его основании нельзя выявить какихлибо особых, специфических черт этого направления. Ведь и другие типы правовых культур сориентированы в первую очередь на проблему человеческой личности, определения места индивида в иерархии общефилософской системы ценностей, его роли и т.д.

Более того, философскоправовое мировоззрение, как оно формируется в том или ином культурном направлении, зависит прежде всего от принявшей устойчивые формы и содержания оценки восприятия человеческой личности, определения ее идеальных целей и способов их достижения. Можно сказать, что любая из мировых культур не может не носить на себе следы научной или религиозной антропологии, что она всегда антропоцентрична. Что же определяет своеобразие современной западной культуры, в чем оно проявляется, из какого источника черпает она свое содержание? Для того чтобы ответить на поставленный вопрос, необходимо понять ее алгоритм внутреннего развития, проявляющийся вовне.

В отличие от других культурных типов, где религиозный элемент сохраняет свое основополагающее значение для всех составляющих их конструкций (Православие, Ислам, иудаизм), западная культура на какомто этапе распрощалась с ним и стала развиваться преимущественно как культура светская, рациональная и утилитарная. Нельзя, конечно, сказать, что религиозные искания ей вовсе не известны. Напротив, история Римокатолической церкви, до сих пор не утратившей своего влияния на общественнополитическую жизнь западного общества, этика протестантизма, глубоко коренящаяся в духе многих западных супердержав и создавшая США, в частности, не дают нам повода делать столь категоричные утверждения.

Вместе с тем нельзя не признать, что религиозное начало с течением времени, по мере самоидентификации западной культуры, перестало являться определяющим для нее фактором и не могло составить какойлибо серьезной альтернативы идее, скажем, светского правового государства. Более того, идея «безрелигиозного права» получает такое значение, что под нее считают необходимым подстроиться и религиозные движения. В этом отношении для новой правовой культуры религия субъективна в том хотя бы понимании, что ее начала не могут и не должны применяться при политической организации общества как основополагающие институты.

Да, личность вправе иметь собственное религиозное убеждение, а религия должна являться прибежищем ее субъективного духа и основой субъективной нравственности. Но современная западная мысль категорически не допускает зависимости политического строя от религиозного начала как объективной сферы бытия и определение ценности тех или иных политических и правовых институтов исходя из религиозных оценок.

Политические системы современной западной культуры индифферентны по отношению к религии, вполне равнодушны к религиозным конфессиям, если только те не стремятся к ниспровержению существующего строя. Западное государство – государство светское, рационально обустроенное и никакое иное. В этом качестве оно независимо от религиозных настроений и отказывается от мысли закрепить их в устойчивые политические принципы. Оно универсально в том смысле, что может «принять» любое вероисповедание и быть реализовано в «чистом виде» на любой религиознокультурной почве, поскольку его институты являются единственно возможными и универсально отражающими идеалы настоящей свободы человеческой личности.

Именно в этом отношении и по указанным причинам правовое государство может существовать и без религии, религия же не может существовать без права. Безусловно, в основе западной культуры лежит непоколебимая вера человека в себя, в свои силы, в свой разум. Разум и есть тот элемент природы человека, который объединяет всех людей и обуславливает свободу личности. Объединившись вокруг разума, человечество способно не только понять пути преодоления насущных проблем и выработать наиболее устойчивые и отвечающие природе человеческой свободы принципы общественного бытия, но преобразовать мир и самого человека.

Благодаря разуму она – интернациональна, поскольку создана трудами разных поколений представителей различных рас, вероисповеданий, народов, и являет собой плод всемирного исторического прогресса. С индивида все начинается, и его интересами все обосновывается. Все достижения правовой, политической, социальной, экономической и т.п. наук должны служить человеку, чтобы сделать его свободу все более и более прочной и богатой по содержанию.

В политикоправовой науке указанные идеи наиболее полно и последовательно воплотились в либеральнодемократической доктрине, которая, сформировавшись в виде цельного, светского, философского мировоззрения, противопоставляющего себя религиозному, сохраняет свои главенствующие в западной культуре позиции с XVII—XVIII вв. вплоть до настоящего времени. Можно даже сказать, что именно эта доктрина и представляет собой визитную карточку современной западной правовой культуры, квинтэссенцию духа, царящего в ней.

При этом либеральная доктрина крайне агрессивна по отношению к любым возможным альтернативам себе, полагая, что только она является единственно ценным достижением человеческой мысли, которому нет аналога, по крайней мере – по перспективам дальнейшего развития и возможности обеспечения свободы личности. Поэтому все остальные правовые культуры, основанные на других началах, или являются противниками «прогресса» и должны быть упразднены, вплоть до уничтожения физическим способом, поскольку, таким образом, ставится под сомнение свобода человека и его гордый творческий дух; либо по возможности максимально быстро и точно перенять политические и социальные идеи, выработанные западной культурой.

Однако данная позиция, выраженная нами кратко и вполне адекватно, надеемся, содержанию либеральных учений, имеет несколько изъянов, которые нельзя отнести к разряду второстепенных. Либерализм, конечно, безрелигиозен и является детищем светской философской мысли, которая возникает как здоровая – в своем понимании – реакция свободного духа личности на католицизм и протестантизм. Между тем именно в этих религиозных течениях идея правового государства, равно как и наиболее известные и значимые политические и социальные идеалы, хранящиеся в арсенале либерализма, вовсе не отрицаются.

Более того, как показывает история, ряд наиболее выдающихся открытий в сфере политической и правовой науки были подготовлены еще в недрах католицизма и протестантизма. Как же объяснить, что одни и те же начала могут формироваться одновременно в рамках двух противоположных по внешним признакам философских направлений? Если эти начала составляют достижения рациональной философии, как можно объяснить их наличие в религиозной мысли католицизма, например, строй которого мало подходит, мягко выражаясь, для реализации индивидуального начала?

Приведем второй пример. Общепризнанно, что либерализм и социализм представляют собой разнополюсные научнопрактические течения, причем если либерализм традиционно ассоциируется с индивидуализмом и идеей максимально независимой от государства свободы личности, то социалистическая доктрина, напротив, в большей степени пронизана духом коллективизма. Если на первой стадии своего развития либерализм стремился обеспечить в первую очередь духовную свободу личности (свободу совести) и придавал политическим свободам и правовому началу особое значение, то социализм акцентирует основное внимание на социальной, т.е. материальной, стороне свободы человека, довольно пренебрежительно относясь как к правовому способу ее обеспечения, так и к политическим правам, полагая их эфемерными и малоэффективными.

Нетрудно понять, что в этом случае говорить о «малой роли» государства уже не приходится, поскольку достижение социального идеала возможно исключительно в рамках государства или иного коллективного образования, но только не самой личностью, во многом утрачивающей самостоятельность. Либерализм признает свободу совести и терпим к религиозным догматам, социализм имеет в своей основе устойчивое атеистическое мировоззрение. Что же здесь общего? Однако, как показывает история правовой и политической мысли Запада, период недолгого противостояния между ними приводит к тому, что социализм и либерализм начинают стремиться к некоему усредненному варианту: социализм меняет свое отношение к праву и политическим свободам «к лучшему», в свою очередь либерализм приходит к отождествлению экономической и политической свободы.

Еще больший интерес представляет собой способ достижения идеальной стадии развития человеческой свободы, который для либерализма и социализма вполне тождественен: считается, что максимальное развитие средств производства, расширение и удешевление ассортимента товаров и услуг неизбежно, по причинноследственной связи, должно привести к реализации идеалов свободы и духовному обогащению личности. «Освобождение труда через труд» – лозунг, одинаково близкий и для социализма, и для либерализма. В индустриальном обществе, как мы увидим в нашей работе, грань между социализмом и либерализмом становится столь тонкой, что исследователи говорят об «опасностях коллективизма» и утрате свободного индивидуального духа личности даже применительно к развитому демократическому и правовому государству.

Постиндустриальная волна на Западе, поставившая во главу угла все тот же социальный идеал, стремится к созданию новой демократической структуры общества, во многом основанной на институтах непосредственной демократии, сопряженных, как правило, с гегемонией коллективистского начала. Религиозное начало в «новом» обществе не берется во внимание, и, более того, «люди науки» должны представлять тот авангард человечества, который сможет наилучшим способом привести его к «земному раю». Между тем никому из представителей постиндустриализма не приходит в голову признать предложенные ими идеи «нелиберальными».

С учетом сказанного невольно возникают сомнения в том, что между либерализмом и социализмом вообще присутствует какаято грань, поскольку как образ социального идеала, так и способы его достижения никак не отличаются для одной и для другой доктрины. Последующий анализ позволяет прийти к выводу, что и начала демократии – ипостась либеральной доктрины, не могут быть признаны чуждыми социалистическим учениям.

Напротив, последние считают, что именно в социалистическом обществе идеалы демократии и свободы наиболее достижимы, что эта форма государства и является необходимой средой, где раскрывается их истинное содержание. Но, пожалуй, наиболее ярким доводом в пользу нашего предположения о прямом родстве социализма и либерализма является тот факт, что последующее их противостояние в борьбе за место единственно правильного и универсального научного течения происходит не в области духа – материя или сознание, – а в области производства. Девиз соревнования гласит, что «победителем является тот, чье производство эффективнее». Понятно, что при таком подходе речь об основополагающих началах идти уже не может, а следует говорить о более или менее перспективном способе реализации социального идеала.

Вернемся несколько назад. Когда либерализм заявлял о своей исключительности, объяснение тому феномену, что ряд его наиболее важных идей выведен из католических и протестантских источников, сводилось к довольно банальному истолкованию всемирного исторического развития, суть которого следующая. Постижение и реализация идеала человеческой свободы, говорят нам, еще издавна являлись заветной мечтой человечества, вернее, наиболее интеллектуально развитой его части. Как объективная реальность идея свободы зарождается еще в древнее время. Христианство, конечно, привнесло в нее свое содержание, что нашло отражение в отдельных произведениях католических и протестантских мыслителей, поскольку и на этом этапе своего развития она являлась «идеей № 1» в силу своей объективной значимости и природы человеческого сознания. Светская философская мысль активно использует учение об историческом прогрессе как одно из своих наиболее значимых начал, благодаря чему христианство, как, впрочем, и любая религия, признаются лишь одной из стадий развития человеческого духа и человеческой культуры, не имеющих определяющего значения для формирования идеи свободы.

Не можем признать истинности этого утверждения, которое основано на весьма неглубоком, формальном и утилитарном понимании христианства. По нашему глубокому убеждению, если и можно говорить о человеческой личности, то только в аспекте ее духовной свободы, идея которой дается только и исключительно в учении Христа. Анализ исторических памятников и иных источников позволяет сделать этот вывод со всей определенностью.

Но если именно христианство являет собой единственно подлинное учение о человеческой свободе как духовной свободе, возникает вопрос о сущности основных религиозных конфессий Запада – католицизме и протестантизме – и их соответствии христианству. Выходит, что если идея исторического прогресса не имеет никакого отношения к абсолютным началам свободного духа и вместе с тем указанные религиозные течения вполне солидарны с социальным идеалом либерализма и социализма, открыто провозгласившими светский и антирелигиозный характер своего мировоззрения, то и существо католическопротестантской религиозности подвержено критике со стороны подлинного христианства.

Одновременно с этим возникают основания к тому, чтобы, вопервых, объединить все указанные направления (католицизм, протестантизм, социализм и либерализм) в рамках одной индустриальной культуры, развивающейся под эгидой торжества социального идеала. Его дух пронизывает собой все западное мировоззрение, начиная со времен господства Римской церкви и заканчивая учением о постиндустриальном обществе – последней новации неолиберализма.

Вовторых, мы сможем дать оценку социальному идеалу, как он развивается исторически в рамках западной культуры, и поставить вопрос о соответствии его существа природе человеческой личности, его перспективах и результатах, к которым он привел при попытках практической реализации в истории человечества. Наконец, втретьих, мы сможем объективно оценить тезис об универсальности западной правовой культуры и поставить вопрос об альтернативном поиске иных начал общественной организации и свободы человека.