Читать книгу Ангары - Алексей Парщиков - Страница 2

За окоёмом нервных окончаний
Стихотворения и поэмы
Нефть
поэма

Оглавление

1

Жизнь моя на середине, хоть в дату втыкай циркуль.

Водораздел между реками Юга и Севера – вынутый километр.

Приняв его за туннель, ты чувствуешь, что выложены впритирку

слои молекул, и взлетаешь на ковш под тобой обернувшихся недр.


И вися на зубце, в промежутке, где реки меняют полярность,

можно видеть по списку: пары, каменюги и петлистую нефть.

Ты уставился, как солдат, на отвязанную реальность.

Нефть выходит бараном с двойной загогулиной на тебя, неофит.


Ты ли выманил девушку-нефть из склепа в сады Гесперид белым

                                                                                     наливом?

Провод ли высоковольтный в купальню упал и оцепенело кино?

Оседает труба заводская в чехле под направленным взрывом.

Нефть идёт своим ходом глухим, вслед за третьим, которого не дано.


С этой нефтью, как с выпуклым зеркалом, – словно игры с орлом

                                                                                без перчатки:

ты качаешься – ближе и дальше – от клюва его увильнув.

Не даёт разойтись на заблёванной синей вагонной площадке.

И похожи, как две капли нефти, капля нефти, бассейн с хусейном и Лувр.


Ты прошёл эту стадию на цыпочках по указке аравийского властелина,

ведомый за волосы по отвесу, где выжить не предполагал.

Стоя на кадыке, а проверить – на точке плавления парафина,

ты вцепился в барана подземного и – ввинтил ему по рогам.


Как кувшины, в кладовую тьму уходя, острые ставят на ней пятёрки,

ободками вещей в моей жизни запомнилась первая треть.

Скрыты убийцы, но их ребристые палки, как неонки, оттеняют подтёки.

Пальцы Тюльпа бродят по моргу, тычут в небо и находят там нефть.


И когда она вышла на волю, применила с черня она онемение,

так светлеет песок под стопой и редеет после взрыва толпа.

Перебежки ракушек и вспышек под серпами затмения,

наползание почв крупным планом… И ты понял, куда ты попал…


Ты бы в бочке белил её утопил, но ответил её абсолютным безделием,

ты прервал свои поиски и отключил зеркала в непохожих вещах,

и пока она медленно шарит, подобно в Бермудах бессвязным

флотилиям, осторожно, как иглы меняют в отхожих местах,


и пока она ставит баррель на баррель свои желтоватые башни,

и пока она на верёвочке водит самонапрягающееся слепое пятно

серебристых хранилищ, схлопнувшихся в направлении внешнем,

и пока на изнанке твоей лобной кости она пробегает диалоговое окно,


и пока её пробуют пальцем татары и размазывают по скулам,

и цивилизации вязнут в ней, как жучки, попавшие в интернет,

пока мы приклеиваем лепестки на носы, валяясь по нефтью залитым

                                                                                          скалам,

и пока постель наша пахнет нефтью, что – удвоенный бред,


и пока в длинном платье с высокой причёской ты похожа на ложку —

так наивно срисую, – пока чувствуешь под каблуком нефтяной запас,

пока царствуешь, злясь на себя, существуешь, царапаешься немножко, —

разновес расстояний – в пользу нефти, разделяющей нас,


там, где реки друг к другу валетом слушают колокольцы Валдая,

пока сон заставляет жевать стекло, но следит, чтоб его ты не проглотил,

сердцевина Земли тебя крутит на вагонных колёсах, сама собой не владея, —

нефть подступает к горлу. Её на себя тянет, к ней жмётся прибрежный ил.


2. Долина транзита

Шакал и ворона: ни внешней, ни внутренней крови

меж ними. Вдали нарисован дымящийся динамит.

Их контуры на честном слове уже наготове

покинуть ядро черноты и принять незаконченный вид.


Над ними баллоны с речами дрейфуют – листается комикс

на пляже остистом, подветренном. Заперся грот-новодел.

Разведрилось. Стало понятно, что врытый по пояс

фотограф был сварен из бронзы, и ни на кого – наводил.


Я спрятал оружие, связь отключил и свернул в Долину Транзита.

Прощай, побережье смешное! Чего я искал?

Альтдорфер не скажет, и Дарий. По зеркалу заднего вида

хромала ворона, клевал и маячил шакал.


Долина в горах пузырилась и напоминала соприкосновение пауз.

Пчела над обрывом, внизу – полигоны гладиаторских школ.

Стекляшки подстанций и трубопроводы за ярусом ярус.

И ртутные лифты с тенями нефтяников штырями усеивали котёл.


Как два электронные скрутня, заметив друг друга, пропали

взаимно две тени – ворона и, чуть задержавшись, – шакал;

как две электронные даты, ознобно стирая детали…

Долина, напротив, раскручивалась, и припоминала аркан.


И каждый участок района был точно вменённый в разметку,

он пуст был, но и, сверх того, на чудесный порядок пустей,

как кубик, который всегда на шестёрке, внушает догадку

о мнимости как бы пяти остальных плоскостей.


Изъяты частично: постройки, развязки, проходы и вышки.

И эта изъятость царит и дует в подпольный манок.

Двойник ли, свисая с орбиты, хватал человеков под мышки:

за локти – в замок и – в потёмки (как через борта – на полок).


В дверях арсенала провидица явилась, стакана не допила,

и так неуверенно, словно по глобусу пальцем ведёт

и путает авиалинию с маршрутом подводного кабеля

(а в этой растяжке сознания ни шагу не сделать вперёд),


«Мы ждём приближения нефти, – сказала, чертя пирамиды

на воздухе, – остальные обжили ржавеющий флот,

в акустике танкеров сонных, пока мы в Долине Транзита,

скользят по мазуту и в перегородках вешаются через год.


Другие в ущельях кочуют и здесь появляются редко:

прекрасное ловят мгновенье – и эта задача проста —

кто может из правильной пушки выбить центральную скрепку

                                                                     арочного моста».


Бесхозная, в стратосфере зависшая на отметке,

где ещё рано для парашюта, в летаргической высоте,

эта долина, разбитая на кривые клетки,

похожа на дирижабль с солнечной батареей, на полухолостом винте,


с терпением геологическим, с опорой на ожидание,

с истерикой, что не отнять, когда уже вспыхнула сеть:

соляризованное изображение короткого замыкания долины,

облившейся нефтью, верней – опрокинутой в нефть.


Здесь роль астронома и историка мне показалась притворной.

«Нефть, – я записал, – это некий обещанный человек,

заочная память, уходящая от ответа и формы,

чтобы стереть начало, как по приказу сына был убит Улугбек».


Ангары

Подняться наверх